Археологічна мандрівка на Урал
Російська
На жаль, цей запис доступний тільки на
Російська.
К сожалению, эта запись доступна только на
Російська.
С каждым годом деятельность человека повсеместно меняет облик нашей планеты. В плотно заселенных промышленных странах все труднее становится отыскать кусочки ландшафта, оставшиеся такими же, какими они были в древности. Только в глубинах Азии и Африки обширные районы сохранили свой первозданный вид. В пределах нашей страны тоже есть области, изменившиеся в природном отношении в большей или меньшей мере. Степные просторы Причерноморья преобразились особенно заметно. На правобережье Днепра — земледельческом на протяжении шести тысяч лет — перемены не столь значительны. Промышленное освоение Кавказа и Средней Азии пока что не сказалось на многих горных долинах и окруженных пустынями оазисах. Зато на Урале воздействие человека везде чувствуется очень сильно.
С петровской эпохи началась интенсивная эксплуатация рудных богатств этого горного хребта. Перемены выглядели тем разительнее, что в северной и средней частях Урала русские землепроходцы встречали племена, занимавшиеся лишь охотой и рыболовством,— югру, остяков, вогулов, т. е. хантов и манси, постепенно оттесненных на восток — к Оби. Скотоводы и земледельцы заселяли только южную половину Урала, причем земледелие было развито здесь довольно слабо. За два с лишним века дикий лесной край превратился в залитую огнями и изрезанную дорогами область фабрик, заводов и рудников.
Конечно, и на Урале можно найти малообжитые места, скажем, в верховьях какой-нибудь Вигаеры. Писаный камень — утес с рисунками бронзового века, ради которого я сюда приехал, чуть обвалился, но в остальном не отличался от зарисовки, сделанной в начале XVIII в. пленным шведом Страленбергом. Сочетание невысоких скал и зелени с широкой гладью реки напомнило мне Поднестровье. Но лес тут не веселый, лиственный, сквозной, а суровый, хвойный, дремучий, да и небо — и соответственно все краски — сумрачней, глуше по тону. Увы, таких уголков на Урале год от году все меньше и меньше. Ландшафт продолжает изменяться, и археологам приходится это все время учитывать.
С XIX в. известны наскальные росписи на реке Тагил. Студентом я опубликовал о них заметку, упомянув, между прочим, рисунки, похожие на лодки карельских петроглифов. Один из лучших знатоков археологии Урала весьма зло высмеял меня за это, напомнив, что Тагил — река отнюдь не судоходная. Десять лет спустя я сам побывал на Тагиле и при осмотре росписей несколько раз переходил реку вброд то по щиколотку, то по колено. От прежней моей интерпретации мне все же не хотелось отказываться. Я записал в дневник, что лодки держат во всех деревнях по Тагилу, думал о том, что изображение могли создать люди, пришедшие с более полноводной реки, что ладья эта не простая, а солярная, отражающая миф о плавании светила по небосводу. Но в конце концов все решилось предельно просто. Оказывается, в XVIII в. заводчики Демидовы соорудили в верховьях Тагила восемь запруд, и крупная судоходная артерия сразу иссякла, стала жалкой мелкой речушкой.
Бывают перемены и иного рода. В наши дни при строительстве каскада электростанций на Каме ушли под воду сотни археологических памятников, а те, что уцелели, лежат уже не на высотах, как раньше, а наполовину закрыты водой. Напротив современного города химиков — Березники — виднеются здания старого русского Усолья, возникшего в начале XVII столетия. Перед затоплением жителей оттуда переселили, дома спесли, а памятники архитектуры законсервировали. И вот, переправившись на катере из Березников на правый берег Камы, вы попадаете в какое-то заколдованное царство — в уральскую Венецию. На полуостровах, соединенных узкими перемычками, среди заливов и болот стоят белокаменные палаты Строгановых, монастырь с характерными тяжеловатыми формами XVII в., изящная ампирная церковь — быть может, первое творение уроженца УсольяВоронихина. Когда-то город располагался на крутом откосе над Камой, сейчас он очутился на уровне реки и того гляди погрузится под воду. Точно так же выше по Каме вода поднялась к самому подножию Орла-городка — земляной крепости, откуда двинулось в победный путь на Восток войско Ермака Тимофеевича.
При колоссальных изменениях ландшафта значительная часть памятников прошлого на Урале стерта с лица земли. С другой стороны, немало их выявлено именно при разнообразных работах, немало и исследовано на средства, выделенные новостройками.
Раскопки послевоенных лет показали, что Урал был заселен человеком еще в раннем палеолите. В поисках охотничьих угодий неандертальцы дошли с Кавказа или из Средней Азии почти до Полярного круга. На Печоре в обрывах берега собраны типичные мустьерские орудия, а в Медвежьей пещере открыта стоянка позднепалеолитического времени.
Хорошо представлен на Урале и неолит. Особенно интересны торфяные стоянки в окрестностях Нижнего Тагила — на Шигирском и Горбуновском озерах. Из Шигира древние вещи поступали в музеи в процессе разработки торфяника, в Горбунове велись планомерные раскопки. Тут обнаружены настилы из досок, обмазанных глиной, служившие, как и на Модлоне, основанием жилищ, найдены десятки редкостных изделий — сани, луки, даже бумеранг. По сравнению с Модлоной и прочими торфяными стоянками европейской части СССР в Горбунове гораздо больше деревянной скульптуры. В торфе сохранились грубые идолы в рост человека и выше, ковши с головами лебедей и уток на рукоятях, пластина в виде ползущей змеи, фигура лося с углублением в туловище — вероятно, ритуальный сосуд, куда клали жертвенное мясо или наливали кровь животных.
Эта коллекция резного дерева вызывает в памяти известия первых христианских миссионеров об Урале. В житии епископа Стефана (XIV в.) мы читаем: «Бяху бо в Перми кумири разноличнии, овии больший и меньший, друзии же средний, а инии нарочитии и словутния и инии мнозии, и никто может исчести их… И по погостам распытуя, и в домах изискуя, и в лесах находя и в привежках обретая — и зде, и онде, везде находя я». Эти-то «болваны истуканныя, изваянныя. издолбленныя, вырезом вырезаемыя»14, как неолитические, так и средневековые, и предопределили развитие своеобразной христианской уже пермской деревянной скульптуры. В православном культе объемные изображения святых не приняты, и в среднерусских церквах, за исключением нескольких примитивных «Никол Можайских», мы их не увидим. Не то в Прикамье. Там чуть ли не в каждой часовне была своя статуя — то грустного истерзанного пытками Христа в темнице, то Богородицы, то Параскевы Пятницы.
В 1920-х годах искусствовед Н. Н. Серебренников перевез многие из этих статуй в Пермскую картинную галерею, обладающую теперь уникальным собранием русской деревянной скульптуры. Но по сути дела пермские боги не чисто русские. Появление их обусловлено местными языческими традициями, иными, чем в Центральной России, приспособлением насаждавшегося пришельцами христианства к привычным для аборигенов старым «болванам истуканным».
В эпоху бронзы роль Урала в истории древнего населения Европы и Азии возросла. Химический анализ орудий и украшений II тыс. до н. э. с Украины, из Нижнего Поволжья и лесной зоны европейской части СССР свидетельствует, что они сделаны из уральской меди. Это неудивительно: собственных запасов медной руды на Русской равнине нет. Закономерно, что находки бронз на территории СССР приурочены в основном к четырем районам — к Кавказу, Южной Сибири, Прикарпатью и Уралу. На обоих склонах хребта раскопки стоянок определенного возраста дают капли меди, шлаки, глиняные тигли, сопла, льячки (ложки для разливания расплавленного металла), каменные формы для отливки копий, ножей, топоров. В Прикамье и Южном Урале изучены, кроме того, древние кладбища, где сами эти орудия были положены в могилы при погребениях. Наконец, встречаются тут и рудники бронзового и раннего железного века. Об этих памятниках мы еще не говорили.
Горное дело возникло в неолите, когда, чтобы добыть высококачественный кремень, люди впервые принялись рыть ямы в земле. Таковы неглубокие пещерки Белой горы в Поднестровье и разветвленные штольни у Красного села в Гродненской области. Период расцвета этого производства падает, естественно, на эпоху металла. Медистые песчаники Урала на долгие годы стали источником сырья не только для обитателей окрестных районов, но и для широкой полосы Восточной Европы, Западной Сибири и Казахстана. Уже в бронзовом веке количество рудников было здесь весьма внушительным.
В XVIII столетии Петру потребовались тысячи пудов меди для артиллерии, и русские вспомнили о горных богатствах Каменного пояса. В ту пору было выяснено, что надежнейшим признаком медных месторождений служат «чудские копи». «Чудью», «чудаками», т. е. «чужаками», называли на Руси исчезнувшее аборигенное население Севера, Урала и Сибири. Этому мифическому народу приписывали и древности этих мест — курганы, городища. Отыскав полузасыпанные «чудские копи», русские инженеры смело ставили около них новый медеплавильный завод. По документам XVIIIв. мы можем насчитать на Среднем и Южном Урале не менее 150 таких памятников. Но, само собой, поздние работы на месторождении, к тому же большего объема, чем ранние, к нашему времени обычно уничтожали все следы деятельности первых горняков. К счастью, в Екатеринбурге (ныне Свердловск), Оренбурге, Перми всегда было много культурных людей. Приезжали сюда и академические экспедиции. Благодаря этому до нас дошли некоторые сведения о предметах, найденных в XVIII — начале XIX в.
Три четверти сообщений касаются Гумешевского рудника неподалеку от нынешнего Свердловска. На протяжении 100 лет оттуда извлекали любопытнейшие вещи: обгоревшую лучину, освещавшую в древности темные штольни, рукавицы и сумку из лосиной кожи, бронзовые орудия, шапку с собольим околышем, чашу из бересты, целую шубу, бревно с зарубками — своего рода лестницу, по которой спускались в шахту и поднимались наверх. Попадались иногда и кости человека. Работа под землей при слабом знакомстве с техникой безопасности не раз оканчивалась трагически — пласты обвалившейся породы погребали не одни шубы шахтеров, но зачастую и их самих. Так было и в Гумешеве, и на другом месторождении — Бердянке, и, вероятно, еще во многих случаях.
«Чудские копи» хорошей сохранности я обследовал в районе Орска. О них давно упоминалось в геологической литературе, но археологи как-то не успели проверить эти сообщения. Возле поселков Еленовка на реке Киимбае и Ушкаты на одноименной речке краеведы показали мне большие, заплывшие землей котлованы размером 40X25, 130X20 и 25X15 м. В отвалах у них находили каменные кайла и молоты с желобками для привязывания. Метрах в трехстах от Еленовского карьера берега старицы Киимбая были усыпаны кусками мелкодробленой руды. Скорее всего, первобытные металлурги тут ее промывали. Это была их «обогатительная фабрика». Плавку тоже проводили где-нибудь по соседству. На противоположном берегу реки я нашел три стоянки — одну прямо против рудника, а две ниже его. Рядом располагалось и кладбище того же времени с могилами, обведенными кольцами из обломков пустой породы, вынутой из рудника. Значит, он разрабатывался до того, как начали хоронить на этом могильнике. Через несколько лет специальная экспедиция Е. Е. Кузьминой открыла близ Еленовки целых 30 стоянок и 20 могильников. Все они относятся к середине и второй половине II тыс. до н. э., к так называемой андроновской культуре. Создатели ее и были теми людьми, которые снабжали металлом и готовыми изделиями население Нижнего Поволжья и Западного Казахстана.
Помимо простых рудников — в виде карьеров и ям — на Урале известны и более сложные — настоящие штольни с забоями, опорными столбами и подземными галереями. Они выявлены на Каргалинском месторождении в Оренбургской области и, может быть, отражают следующий этап в эволюции горного дела, поскольку там найдены предметы античного времени.
Для железного века Урала, как и для лесной полосы Русской равнины, характерны городища. Кажется неожиданным, что в этом горном краю укрепления только земляные и деревянные, а каменных крепостей, наподобие крымских и кавказских, нет нигде. Но район этот лежал в стороне от бурных событий переднеазиатской и средиземноморской истории, жизнь его обитателей текла сравнительно спокойно, и в солидных фортификационных сооружениях они не нуждались. Лишь в XVII столетии русские колонисты возвели в своих городах — Соликамске, Верхотурье, Усолье — первые каменные постройки: дома, церкви и крепостные стены.
Интереснейшая тема уральской археологии — жертвенные места. Капища у священных источников, деревьев, камней, на вершинах гор, на перевалах и т. д. были у древних племен всех частей света. У нас на Кавказе на труднодоступных вершинах близ дагестанских аулов Согратль и Арчообнаружены скопления костей животных и медные статуэтки I тыс. до н. э. Но ни в каком другом районе СССР не исследовано столько примитивных культовых памятников, как на Урале. Объясняется это, должно быть, раздробленностью родовых групп древних уральцев. На юге рано сложились союзы племен и государства, рано появились крупные межплеменные и племенные святилища, христианские и мусульманские храмы. Между тем на севере у охотничьих народов чуть ли не до наших дней таились в лесной глуши бесчисленные мелкие родовые капища.
Бывают они самыми разными. На реке Чусовой на почти отвесном утесе, прозванном Камень Дыроватый, находится небольшая пещера. При раскопках в ней собраны тысячи наконечников стрел — каменных, костяных, бронзовых и железных. Некоторые из них застряли в трещинах скальных стен и потолка. Других древних орудий или черепков не было совсем. Очевидно, в пещере никогда никто не жил, но с ней связывались какие-то поверья и обряды. Путникам, проплывавшим мимо пещеры, полагалось выпустить туда стрелу, наверное, для того, чтобы поразить или напугать обитавшего в ней злого духа. Эти поверья восходят ко времени, когда еще употребляли каменные орудия, а дожили они до средневековья, ибо поздние типы стрел археологи датируют XIV в.
Языческие святилища Урал красочно описаны русскими миссионерами. Так, в житии Трифона Вятского, умершего в 1612 г., рассказывается: «И дошед места, иде же обе реки, глаголемыя Мулы, из единого места разыдошеся надвое… Бе ту их, агарян и многих язык, идольское жертвище, и от всех стран и рек — с Печоры и с Сылвы, и с Обвы и с Тулвы… со всеми своими улусы остяки и вогуличи со всех ловль своих ту в едино место съезжахуся. Обычай бо бе им нечестивым по своей их поганской вере идольские жертвы творити под дервом…»15
Археологам захотелось разыскать это урочище, и они действительно нашли подходящее городище на площадке горы, омываемой с трех сторон речкой Нижней Мулян-кой, у села Гляден Пермской губернии. Культурный слой, толщиной от 1,5 до 4 м, был густо насыщен костями, так что памятник назвали Гляденовским костищем, а не городищем. Кроме костей слой содержал до 19 тыс. древних предметов. Главным образом это бусы, но сотнями экземпляров представлены и грубые литые медные фигурки птиц, медведей, фантастических ящеров, наконечники стрел, монеты и т. д. Время существования памятника определяется по типам вещей с середины I тыс. до н. э. по VII в. н. э. Десятки поколений людей год за годом приезжали к этому межплеменному святилищу, чтобы положить к подножию росшего на нем древа низки бус, медные фигурки, туши животных, а по словам Трифона, еще и шелк, кожи, одежды, золото и серебро. Не исключено, что здесь же хоронили покойников.
Почитание древних капищ продолжалось и в эпоху промышленного освоения Урала русскими. В XVIII в. академик И. И. Лепехин наткнулся на вогульских идолов при осмотре пещер на реке Чаньве. Раскопки этих святилищ установили, что зародились они на тысячу лет раньше — в IX—Xвв. На стойбищах вогулов-манси 200 лет назад ученые наблюдали даже, как отливаются медные идольчики, совершенно сходные с фигурками Гляденовского костища и других уральских городищ начала железного века. Среди этих изображений стоит отметить маленькие воспроизведения звериных шкур. По-видимому, это замена настоящих мехов, некогда приносившихся в жертву, а потом сохранявшихся как ценный товар на продажу. Миниатюрные копии реальных вещей в археологии именуются вотивными предметами. Появление их в любом конце света знаменует распад древней обрядности — ведь богов беззастенчиво обманывают. В Гляденове к той же категории предметов принадлежат изображения оружия игрушечного размера.
Проблема жертвенных мест неотделима от другой загадки уральской археологии: здесь, в тайге, вдали от шумных городов Юга, в редком изобилии встречаются изделия, вышедшие из византийских и восточных художественных мастерских. В житии Трифона упомянуто о привезенном язычниками на Мулянку золоте и серебре. В русских документах XIV в. не раз повторяется термин «серебро закамское», обозначающий один из обычных видов дани, получаемой с Урала. С XVIII в. в музеи стали поступать образцы этого таинственного серебра — чаши, блюда, кувшины с орнаментом и изображениями. Часть из них была, бесспорно, византийской работы VI в., другие предметы сперва считали сасанидскими — иранскими. Теперь ученые думают, что помимо собственно иранских в коллекциях много изделий иных художественных центров, в том числе расположенных в пределах советской Средней Азии. Древнейшие сосуды датируются III в., большинство же моложе — V—VII вв. Аналогичные произведения восточных ремесленников обнаружены у нас кое-где еще — скажем, в Перещепине на Украине, но подавляющая масса их происходит именно с Урала, конкретнее из Прикамья. Несколько превосходных изделий такого рода выкопано там и в самые последние годы при разных случайных земляных работах. Напротив, на юге, ни в Малой Азии, ни в Иране, подобных находок почти нет. Золотая и серебряная утварь была переплавлена уже в древности.
Какова же причина обилия восточного серебра на Урале? Чем привлекали охотников хантов и манси блюда с изображениями стреляющих во львов коронованных всадников или музыкантов в странной одежде, оседлавших крылатого дракона? Ответить на эти вопросы удалось тем ученым, которые свободно ориентируются в истории культуры как Византии и Востока, так и уральских народов. После утверждения ислама в качестве господствующей религии вещи с изображениями, запрещенными мусульманством, оказались на Востоке не в ходу, и их старались куда-то сбыть. С другой стороны, купцы, путешествовавшие на Север за мехами, вероятно, слышали, что у хантов и манси не разрешается есть жертвенное мясо на деревянной посуде, из-за чего они очень дорожат металлической. Этнографы выяснили также, что золотые и серебряные блюда рассматривались на Урале иногда вовсе не как тарелки, украшенные занятными сценами. Их приколачивали к деревьям или нашивали на мешки, набитые мехом, и воспринимали как личины идолов.
Я не исчерпал и малой доли тем, волнующих специалистов по археологии Урала. Надо было бы рассказать о недавних открытиях в Каповой пещере в Башкирии, где на стенах темных коридоров красной охрой нарисованы мамонты, носороги, дикие лошади. Это первый памятник палеолитической живописи в СССР. В Зауралье на скальных берегах Тагила, Нейвы, Исети, Ирбита сосредоточены более поздние петроглифы — в основном бронзового века. Я почти не говорил о могильниках, разбросанных по всему Уралу — от Полярного до Южного. В древнейшем из них — у села Пеган Курганской области — покойник был зарыт в вертикальном положении. Вместе с ним лежали костяные кинжалы, знакомые нам по находкам на торфяных неолитических стоянках. Множество любопытнейших вещей добыто при раскопках погребений начала железного века в Прикамье. Бронзовые топоры и кинжалы, сделанные из местного металла и похожие по форме на орудия предшествующего времени из окрестных районов, сочетаются тут с предметами, привезенными с юга — из Причерноморья — или подражающими античным и скифским прототипам. Долгий путь до берегов Камы прошла бляшка с головой греческого бога солнца Гелиоса или статуэтка египетского божества Амона. Не меньшего внимания заслуживают и другие памятники и раскопки, но не будем гнаться за полнотой.
Для наших целей достаточно нескольких примеров, свидетельствующих, что удаленный от центров древней цивилизации Урал вызывает тем не менее огромный интерес у историков, археологов и искусствоведов. Здесь можно проследить и местную линию развития, и влияние областей, лежащих за тысячи километров, как Византия, Средняя Азия, Причерноморье, можно уловить истоки ряда значительных явлений культуры, вроде пермской деревянной резьбы.