Саванна

Въезжаем в типичную акациевую саванну. По склону невысокого холма редколесье из сенегальской акации (Acacia Senegal). Издали кажется, что это густая зеленая роща, но когда вступаешь в нее, то оказываешься в ко­лючей заросли, в которой нет ни зеленой травы, ни под­леска. Лишь невысокие деревца зонтиковидной формы неприветливо встречают своими длинными колючками, острыми как иголки. Растение мобилизовало все свои за­щитные средства на борьбу с засухой и животным миром. Восковой налет, сильное опушение и кутикула покрывают зеленые части ветвей и листьев. Все это в какой-то мере спасает растение от чрезмерного испарения, особенно когда изо дня в день в течение 6—8 месяцев нещадно па­лит солнце. На небе ни облачка, температура в тени выше 40° С.

Идет борьба не только за влагу, но, кроме того, расте­нию приходится защищаться от врагов — представителей животного мира. Для этих целей оно создало острые шипы, колючки, жгучие волоски, ядовитые липкие смолы, камеди и млечный сок. Но тем не менее человек давно уже научился использовать и само растение, и продукты его жизнедеятельности в медицине и промышленности. Акация Сенегал — весьма ценная порода, служит источни­ком получения общеизвестного клея — гуммиарабика. Она распространена в засушливых местах, где не могут произ­растать другие древесные виды. Густой янтарный сок вы­текает из поврежденных стволов и ветвей. Растение словно стремится залечить поврежденное место своим соком, ко­торый быстро высыхает и становится твердым, — это и есть камедь, или гуммиарабик, который нашел широкое применение в лакокрасочной и деревообрабатывающей про­мышленности, а также в качестве клея для бумаг. Тысячи людей заняты сбором ценного сырья. По добыче гумми­арабика Кордофан занимает первое место среди других провинций. Для экономики Судана это важная статья до­хода, поскольку все страны Азии, Америки и Европы за­купают гуммиарабик в Африке, главным образом в Су­дане.

В саванне нет шоссейных дорог. Шофер по каким-то, только ему понятным приметам уверенно ведет машину среди низкотравного редколесья. По пути встречаются вы­сохшие русла речек, и мы то едем по их сухому дну, то круто взбираемся на песчаный берег и попадаем в за­росли комбретума (Combretum aculeatum). Акациевое редколесье часто переходит в открытую саванну, где из­редка встречаются одиночные деревья адансонии пальча­той (Adansonia digitata). Это баобаб, мимо которого не может пройти путешественник, не отдав дань уважения одиноко стоящему великану. В этом дереве поражает все — и толщина ствола, и мощные сучьи, и крупные плоды. Оно приземисто и уродливо. Толстые короткие ветви, растущие из громадного ствола, производят стран­ное впечатление. Существует африканская легенда, кото­рая гласит, что всесильный бог рассердился на это огром­ное дерево, вырвал его из земли вместе с корнями и, пере­вернув над головой, снова посадил в землю, но уже кроной вниз, а корнями вверх.

Перед баобабом бессильны ветры и ураганы, и растет это могучее дерево не одну сотню лет. Вот поэтому, гово­рит Осман, живущие здесь племена купают новорожден­ных мальчиков в отваре коры баобаба в надежде, что они вырастут сильными и здоровыми. Ствол дерева испещрен дуплами, в них гнездятся птицы и поселяются дикие пчелы. В обхвате на высоте груди крупные стволы дости­гают 10 м, в их полую сердцевину в период дождей со­бирается несколько десятков кубометров воды.

Своеобразна и биология опыления баобаба. Большие одиночные цветки повисают «вниз головой» на длинном черешке. Раскрываются они ночью, испуская острый мус­кусный аромат. И тогда сотни маленьких полуобезьян галага (Galago senegalensis) собираются в кроне дерева. Эти небольшие, длина тела около 20 см, пушистые зверьки, ухватившись хвостом за черешок, повисают над распустившимся цветком и лакомятся нектаром. Нектар­ники расположены ниже рыльца столбика, у основания многочисленных пыльников. Пушистая мордочка задевает пыльники, они лопаются, и пыльца переносится на изо­гнутое рыльце цветка. Таким образом охотники за некта­ром способствуют опылению цветка. Это один из немно­гих примеров, когда завязывание плодов обязано живот­ным, а не насекомым или ветру. Плоды баобаба довольно большие, округлые, 20—25 см длины, желтоватые, ворси­стые, семена погружены в кисловатую белую мякоть. Плоды созревают к сухому сезону, они охотно поедаются обезьянами.

Под одним из таких деревьев мы расположились на обед. Повар, веселый суданец, выслушав распоряжение Османа, приступает к своим обязанностям. Пылает костер, все участники нашей экспедиции принимают участие в ра­боте: кто-то тащит дрова, кто-то раскладывает походный стол и стулья, а часть людей куда-то исчезает. Вскоре они появляются с убитым бараном. Свежее мясо в районах Кордофана не проблема, его легко добыть. Целые стада коз, овец и рогатого скота пасутся на просторах саванны. По числу голов мелкого и крупного скота на душу насе­ления Судан занимает одно из первых мест в Африке. Продукты животноводства, и особенно кожевенное сырье, имеют значительный удельный вес в экспорте страны.

Обед обильный, приходится экономить только питье­вую воду — одна кружка на человека. Чай мутный, отдает кожей, поскольку воду везем с собой в бурдючках. Я прошу Османа достать плод баобаба. Плоды висят на длинных плодоножках в глубине кроны на толстых вет­вях. С ловкостью взбирается на дерево один из членов нашей охраны. Взмах острого ножа — и один за другим падают на землю слегка удлиненные плоды оливкового цвета, с шершавой кожурой. Местное население из мя­коти плода извлекает крахмал и делает из него лепешки. Отсюда и пошло название баобаба — «хлебное дерево».

В Хартуме и провинциальных центрах Кордофана, осо­бенно в зоне лесной саванны, встречается интродуциро­ваное из Южной Америки весьма своеобразное дерево сейба (Ceiba pentandra) из того же семейства, что и бао­баб. Высота сейбы достигает 30 м, а диаметр ствола — 4 м. Плод слегка удлиненный, 7—9 см; на его внутренней стенке вырастают длинные шелковистые волоски, извест­ные под названием капок. Их используют для изготовле­ния спасательных поясов благодаря водоотталкивающим свойствам, набивки мягкой мебели и в качестве примеси к хлопку. Характерной особенностью этого мощного де­рева являются досковидные подпорки, или контрфорсы. На островах Индонезии мне неоднократно приходилось отмечать их у видов таких семейств, как анакардиевые, бобовые, липовые, стеркулиевые, тутовые и многие дру­гие. Наиболее высоким деревом в тропиках считается коомпассия (Koompassia excelsa). Высота отдельных де­ревьев достигает около 100 м, или, говоря образно, высоты Исаакиевского собора в Ленинграде (101.5 м); корни де­рева высотой 5 м, отходят в стороны от ствола на 6—8 м. Каковы же природа и происхождение досковидных корней? Почему не все, а лишь некоторые тропические виды обладают этой особенностью? К сожалению, четкой теории, объясняющей это явление, нет; высказываются лишь общие соображения, при этом чаще всего отмеча­ется значение этих корней в качестве опор, контрфорсов, и своего рода якорей, противостоящих ураганным ветрам. По-видимому, одной из причин их формирования явля­ется отсутствие главного стержневого корня. У молодых всходов мне не удавалось обнаружить главного корня, он отмирает при прорастании, будучи пораженным грибами или бактериями.

На привале мы собрали первые образцы растений и насекомых. Среди них ярко окрашенные дневные бабочки, обычно они кормятся на цветущих акациях. Снова в путь. Низкотравная саванна незаметно перешла в высокотрав­ную. Временами мы едем по узкой дороге, словно по тун­нелю, проложенному через высокую, 5-метровую, так на­зываемую слоновую траву (Pennisetum purpureum). Это многолетний злак с крепкой бамбукоподобной соломиной с многочисленными узлами, достигающий 5—7 м высоты, с листьями до 30 см длины. Действительно, такая трава легко может скрыть даже стадо слонов. На одной из оста­новок я попытался углубиться в такие заросли. Идти нетрудно, стебли легко раздвигаются, но когда отходишь от людей и затихает шум моторов и слышишь только, как стрекочут кузнечики, а кругом ровные высокие стебли и над головой проглядывает безоблачное небо, и больше ни­чего, то чувствуешь полную беспомощность, не знаешь, куда идти. Я стараюсь уловить шум мотора и как можно быстрее выйти из зарослей, наполненных солнечным жа­ром, где ничего нет, кроме зеленых листьев, желтых стеблей и метелок.

До Диллинга еще далеко, а солнце склонилось па за­пад, и мы знаем, что через два часа уже будет темно. В тропиках вечерние сумерки очень коротки. Последний десяток километров мы едем в полной темноте. Свет фар упирается то в стену слоновой травы, то в отдельно стоя­щие деревья. Иногда в темноте блеснет яркое пятно, словно отраженное от какой-то зеркальной поверхности. По-видимому, луч света попал в глаз собакоголовой обезь­яны папио или полуобезьяны галаго, которые ведут ноч­ной образ жизни, и на миг отразился загадочным блеском.

В Диллинге мы по заведенному порядку, несмотря на усталость, наносим визит представителю местной власти.

Молодой суданский араб, в белом просторном бурнусе, любезно встретил нас и после взаимных приветствий пред­ставил врачу и учителю. Это местная интеллигенция.

Я спросил, как велик участок у врача. Оказалось, что день езды на восток, столько же па запад, север и юг. «Весь район Диллинга, с пастухами, кочевниками и редкими по­селениями входит в мой округ», — говорит доктор. Раз­дался телефонный звонок — вызывали врача. «Вот ви­дите, — продолжает он, — мальчика укусила ядовитая змея, надо идти».

Из холодильника вынимают кувшин с водой и бутылку сока манго. В тропиках это лучший напиток; разбавлен­ный холодной водой, он хорошо утоляет жажду.

Разговор идет о Советском Союзе, о наших вузах и школах. Наших собеседников поражает все — и число сту­дентов в вузах, и система обучения в школах.

На другой день с восходом солнца покидаем госте­приимных хозяев и двигаемся дальше, к следующему районному центру — Кадугли, по направлению к горному плато Нуба.

Дорога тянется по той же саванне вдоль невысоких холмов. Те же баобабы, да изредка на пути среди высо­кой травы встречаются невысокие деревья кордии (Соr­dia abovalis) с палево-желтыми цветками. Отмечаю зна­чительно большее видовое разнообразие древесных пород по берегам высохших рек (вади). Здесь можно встре­тить высокую веерную пальму борассус (Borassus aethio­рит). Черешки листьев у нее достигают 2 м, а высота голого ствола — 20—30 м. Плоды борассуса менее вкусны, чем плоды финиковой пальмы, но их охотно собирает местное население как лакомство для детей, а также для приготовления напитка.

Нуба — это приподнятое нагорье подковообразной формы, оно резко отличается по своей природе от высо­котравной саванны. Здесь сохранился особый животный и растительный мир. В этом районе живет и своеобраз­ное племя нуба со своим укладом и обычаями. С водных просторов Верхнего Нила сюда доходят увлажненные ветры, а поэтому больше выпадает осадков, менее ощу­тимо дыхание знойной саванны. Здесь больше селится птиц. На ветках акаций и кордий в шарообразных гнез­дах менее ракетного мяча с круглым отверстием, через которое не могут проникнуть хищники, целыми колони­ями живут ткачики; другой вид с красивым пурпурным оперением обитает вблизи полей и питается зерновками сорго — дурры.

В течение шести дней мы путешествовали по всему нагорью, делая остановки в районных центрах — Кадугли, Талоди и Налоги. Склоны холмов и долины по­крыты лесом и кустами. Особенно поражают своим видом кустарники или невысокие деревья (1—2 м) адениума (Adenium honghel) с гладким, массивным утолщенным у основания стволом и короткими ветвями, усыпанными ярко-красными цветками. Словно красный костер горит в лучах солнца. Часто это растепие используется как де­коративное, его можно встретить в городах Судана.

Другой весьма своеобразный кустарник — молочай (Euphorbia candelabrum) — типичный суккулент засуш­ливых районов Африки. Он не похож ни на один из на­ших кустарников; ровные колючие многогранные ветви, устремленные вверх, заканчиваются пучком листьев. Ствол, ветви и листья пронизаны сосудами, из которых при повреждении вытекает млечный сок. Растения из рода молочай встречаются и у нас, но как не похож наш молочай на эти колючие, канделябровидные небольшие деревца далеких африканских братьев. На наших лугах и лесных опушках растет травянистое растение (Euphor­bia virgata) обычно светло-зеленой окраски, содержащее обильный ядовитый млечный сок.

Млечный сок, или латекс, имеется в коре и других видов, при этом в отличие от ядовитого сока молочаев содержит каучук, который, как известно, высоко ценится в промышленности.

Добыча натурального каучука была доходной статьей колонизаторов. В 1904 г. англичане предприняли попытку отыскать каучуконосы в экваториальных лесах. Экспеди­ция закончилась удачно — удалось выявить несколько видов растений, млечный сок которых содержал каучук. Наилучшими качествами он обладает у Landolphia owa­riensis var. tomentella. Ландольфия встречается в Кас­сале, Центральном Судане и в Экваториальной провин­ции. Это вьющийся древовидный кустарник, с белыми цветками, собранными в соцветие, и съедобными неболь­шими желтыми плодами диаметром 3 см. Местное насе­ление собирает каучук довольно примитивно, делая над­резы на коре. Латекс сгущается и затвердевает прямо на дереве, после чего снимается и отправляется на очистку.

Суданский каучук не получил признания на мировом рынке, поскольку не мог конкурировать с натуральным каучуком, получаемым из млечного сока гевеи — Hevea brasiliensis, возделываемой на плантациях некоторых аф­риканских стран — Конго, Либерии и Нигерии и главным образом в странах Азии — Шри Ланке, Малайзии, Индо­незии.

В настоящее время правительство Судана предприни­мает меры по возделыванию гевеи на плантациях в Эква­ториальной провинции.

В горах Нубы иногда встречается энтада (Entada su­danika) — представитель сем. мимозовых. Это невысокие деревья, до 10 м высоты, их легко определить по длин­ным, до 30 см, весьма характерным плодам с волнистой плоской поверхностью.

Энтада суданская привлекла мое внимание своим пря­мостоячим стволом. Другая энтада (Е. phaseoloides), с ко­торой мне приходилось встречаться в Богорском ботани­ческом саду (Индонезия), была громадной лианой с тол­стым, до 40 см в диаметре, древесным стволом, переви­тым как морской канат. Обвивая рядом стоящие деревья, она высоко поднималась к их вершинам, перекидыва­лась с одного дерева на другое, образуя гигантские петли. Это один из примеров столь необычайной приспо­собительной формы у видов одного рода. Растение в борьбе за свет становится лианой, с тем чтобы вынести свою крону в верхний ярус, где больше света. Несом­ненно, что по сравнению с деревьями лианы — молодая эволюционная ветвь. Они благодаря своей стеблевой структуре вырвались из-под полога сумрачного леса и ус­пешно разрешили проблему светового питания.

В нагорье Нуба мы встретили ладанное дерево — Bos­wellia papyrifera. Свое латинское название оно получило за тонкий верхний пробковый слой коры, как бы бумаж­ный, легко отслаивающийся от ствола. Во время засухи эти деревья выделяются светлыми стволами и голыми ветвями. Ладанное дерево дает смолу, или, точнее, ка­медь. Местные жители добывают ее довольно простым спо­собом: острым ножом отделяют тонкий слой коры дерева, на обнаженном месте появляется коричнево-темная, гу­стая, весьма ароматная камедь, она вскоре затвердевает, ее собирают и отправляют на экспорт.

Ладанные деревья сравнительно невысоки, до 10 м высоты; они произрастают на каменистых осыпях у под­ножия холмов, не образуя сомкнутых лесных насаждений. Распространены ладанные деревья не только в го­рах Нубы, но и в других районах Центрального и Юж­ного Судана.

В саванне своеобразен и животный мир. Заметно оби­лие птиц и дневных бабочек. Мы встречали здесь как мигрировавших на зимний период знакомых нам евро­пейских птиц, так и многочисленных типичных предста­вителей африканской фауны — ткачиков, селящихся ко­лониями на кордиях и акациях, крупных птиц-носорогов (Bucerotinae), миниатюрных нектарниц и других. Из насе­комых распространены термиты, строящие высокие кону­совидные гнезда, которые придают особый облик всему ландшафту. Проф. Д. М. Штейнберг решил достать самку термитов. Совместными усилиями, с большим трудом, топором и киркой, разбили стенку термитника, построен­ную из почвы, склеенной слюной термитов. Внутри по­стройки обнаружили губчатую массу гриба Xylaria, или Тermitomyces sp., который разводят пасекомые для своего питания. Добраться до гнезда матки так и не удалось, но зато мы получили редкий материал для музейных кол­лекций Ботанического института.

Крупные млекопитающие, обычные в Кордофане еще 100 лет назад, сейчас сохранились лишь в заповедных местах. Во влажный период в горах Нубы изредка еще можно встретить жирафа, но мы находились в этом рай­оне в сухой период, когда, по рассказам местных жите­лей, жирафы перекочевывают на юг. В центральном рай­оне Кордофана сохранились некоторые виды изящных газелей и нильский кустарниковый козел.

В колючих зарослях кустарников нам удавалось встре­тить представителя диких африканских свиней — боро­давочника (Phacochoerus aethiopicus). На склонах гор жи­вут собакоголовые обезьяны (Papio doguera), которые питаются плодами фикуса (Facus populifolia), растущего на каменистых осыпях.

В южном, более влажном районе саванны часто пере­бегают дорогу выводки цесарок; спокойно стоят птицы-носороги (Lophoceros crypthrorhynchus), доносятся вор­кование диких голубей, гортанные крики хохлатых куку­шек (Glemator glandarius). Птица-секретарь (Sagitarius serpentinus), которую мы видели в Зоологическом саду в Каире, здесь разгуливала в низкотравье. Саванна слу­жит и местом зимовок некоторых наших северных птиц, в частности сизоворонок и удодов; последние здесь вы­водят птенцов, а весной улетают на север.

На пути от Диллинга к горам Нубы мы попали в зону горящей саванны. На наше счастье, не было ветра и по­жар медленно распространялся, так что машины успели быстро обойти фронт огня и выбраться на ранее выгорев­шее безопасное место. Черное неприглядное поле с оди­ноко стоящими деревьями широко раскинулось перед нами. Кое-где виднелись остатки горевшей травы, и не было ни одного живого существа.

Лесной или степной пожар — явление грозное даже в условиях нашей страны. В саванне, где кругом сухая трава и колючее редколесье, это ощущаешь с особой си­лой. Пламя огня, то затухая, то ярко вспыхивая, бежит по земле, иногда поднимается по стволу, но, не достигая зеленой кроны, замирает.

Наш проводник Осман сказал, что пожар не всегда возникает случайно. Два раза в год местные жители под­жигают высохшую траву, и пожар распространяется на большие пространства.

Для чего надо выжигать саванну? Оказывается, на месте, где сгорают трава и сухой валежник, легче обра­батывать почву для возделывания культурных растений. Это своего рода подсечно-огневой, наиболее примитив­ный вид земледелия. В этом случае огонь помогает ос­воить новые земли, уничтожает сорняки и вредных насе­комых, отгоняет хищных зверей и змей от жилищ. Иногда жители саванны устраивают охоту, своего рода «облавы огнем». Огонь приносит пользу и скотоводам, по­скольку при выжигании прошлогодней травы и благо­даря появлению молодой улучшаются пастбища.

Но существует и другой взгляд на пожары, как на яв­ление отрицательное. Пожары практикуются там, где низка культура земледелия. С внедрением более прогрес­сивной агротехники это зло несомненно должно исчез­нуть.

Пожары в саванне не столь редкое стихийное бедст­вие, против которого бессильно местное население. По­этому люди и не селятся на равнинной саванне, а пред­почитают строить хижины на холмах, среди больших ба­зальтовых глыб. Когда приближаешься к такому селе­нию, то даже на близком расстоянии не сразу замечаешь покрытые травой и пальмовыми листьями конусовидные хижины. Они как бы сливаются с каменистым серым фо­ном и исчезают из поля зрения, и только подойдя совсем близко, видишь большое поселение на склоне каменистой гряды. Небольшие круглые постройки с заостренной кры­шей стоят группами. Одна из них, большого размера, принадлежит главе семьи, а остальные, меньших разме­ров, — его женам. Обычно каждая семья имеет 4—5 та­ких построек, обнесенных оградой из камней, а весь поселок окружен общей оградой из листьев веерной пальмы и колючих кустарников. В хижине только один вход и никаких окон, отсутствует даже какое-либо от­верстие в крыше для выхода дыма из очага, расположен­ного в центре жилья. И это не случайно. Дым в какой-то степени спасает людей от несметных полчищ москитов, мух и термитов.

Племя нуба — одно из наиболее отсталых среди дру­гих племен Судана. В нем особенно сильны внутрипле­менные законы и обычаи. Сбор урожая, обмолот и, на­конец, приготовление муки — все это делается руками женщин. В углублении большого камня женщины, под­жав под себя ноги, дробят и размалывают другим кам­нем зерна африканского проса — дурры и дегуссы. Нам часто приходилось видеть их за этим занятием. У муж­чин другие дела, и главным из них является охота на дикого зверя и птиц. Здесь охотятся на бородавочника, а также на небольших антилоп. Основным оружием слу­жат копья и стрелы. Воинственные игры внутри племени иногда переходят в настоящие битвы между соседними племенами.

О нашей поездке по нагорью Нуба каким-то образом стало заранее известно местному населению. Мы долгое время не могли понять, как узнает об этом народ. И лишь когда во время одной из поездок в глубь страны увидели огни на вершинах гор, поняли, каким способом переда­ются новости.

При въезде в какой-либо районный центр нас часто встречала толпа чернокожих мужчин. С громкими кри­ками, размахивая копьями, неслись они к нам. Наши ма­шины останавливались, и мы с замиранием сердца ждали приближения этого воинственного отряда. И хотя мы знали, что нам нечего бояться — с нами охрана, а рядом сидит наш гид Осман, тем не менее становилось не по себе при приближении возбужденной толпы. Вот люди уже совсем рядом, и я вижу во всей красоте и величии представителей этого негроидного племени. Впереди че­ловек с высоким копьем, по-видимому вождь. Его черное, блестящее, атлетически сложенное тело исчерчено крас­ной глиной. Лицо тоже разукрашено в желтый и красный цвета, набедренная повязка из цветных лоскутков. Воин­ственные крики сопровождаются плясками, топаньем на месте, быстрыми движениями рук. Весь этот шум и при­плясывание кажутся нереальными, сошедшими со стра­ниц забытых книг. Но это первое впечатление вскоре проходит, и весь шум и гам начинают восприниматься по-другому, как выражение радости и гостеприимства незнакомым людям. Я подхожу к вождю и протягиваю руку, и, словно по команде, все затихает. Рукопожатие наших рук — черной и белой — было встречено гулом одобрения; напряженность и страх исчезли, и я почувст­вовал себя свободно и легко среди этой воинственной, но по-детски доброй толпы. Бывают минуты, которые много решают в жизни людей. Такой счастливой минутой была эта первая встреча, принесшая уверенность в добром от­ношении незнакомых, далеких друг от друга людей, и это положительно сказалось на всем нашем дальнейшем пре­бывании в стране.

Из Кадугли, где произошла наша встреча с местным населением, на другой день мы выехали в Талоди — центр нагорья. Отдельные вершины здесь достигают 880 м над ур. м., гряды и холмы полого опускаются в до­лины, занятые саванной. Только изредка встречаются участки с посевами дурры. Кадугли — более развитый земледельческий район. Здесь имеется опытная станция с полями неорошаемого хлопчатника, а также сорго и бобовых. Будучи посеянными в конце дождливого пери­ода, они успевают быстро завершить вегетацию благодаря влаге, сохранившейся после дождей, и дать урожай.

Сорго — культура африканская, возделывается с не­запамятных времен, имеет мощную корневую систему, сравнительно легко справляется с засухой, и, как пра­вило, дает хороший урожай. Труднее возделывать хлоп­чатник на богаре, т. е. без полива, но посев засухоустой­чивых сортов все же дает возможность получить сравни­тельно высокий урожай хлопка-сырца и без орошения.

В зоне саванны очень трудно заниматься земледелием. На опытной станции мы воочию видели наступление высокотравья на культурные поля. Оно языками вре­залось в поля хлопчатника и глушило посевы. Только африканское сорго, растущее плотной высокой, стеной, способно противостоять дикому высокотравью. На полях опытной станции, достаточно вооруженной современными сельскохозяйственными орудиями, успешно останавлива­ется наступление дикого высокотравья. Труднее прихо­дится земледельцам индивидуальных хозяйств. Неудиви­тельно, что животноводство и охота до сих пор остаются главным занятием населения на большой территории Су­дана, в том числе и в провинции Кордофан.

В районном центре Талоди нас пригласили на народ­ный праздник. Сюда съехалась молодежь всего района. Ранним утром народ толпами и небольшими группами прибывает в долину, окаймленную отрогами гор. Нас как почетных гостей представляют старейшинам различных племен. Они резко выделяются среди остальной толпы своими белыми бурнусами и чалмами. Здесь же молодежь и дети, но в отличие от старших они одеты в шорты и рубашки.

Глухо бьют барабаны, ждут начальника дистрикта (района). Но вот все в сборе. Как только начинаются традиционные народные игры и пляски, сразу же вас це­ликом захватывает праздник. Первыми в состязании уча­ствуют бегуны. Десятки юношей выстроились в одну ли­нию, приготовившись к старту. Как только раздается глу­хой удар барабана, все сразу устремляются вперед. Сколько красоты и смелости. Бег сопровождается борь­бой, которая протекает в стремительном темпе. Вначале трудно понять, кто победитель, по вскоре начинаешь от­личать одного соперника от другого, улавливать различия в их силе и ловкости. Солнце скоро будет в зените, жарко, 37° С, а состязания продолжаются. Блестят упругие чер­ные тела соперников, намощенные маслом, сплетаются руки в цепкие объятия. Крики, свист, удары барабанов раздаются со всех сторон в честь победителя.

Незабываемое впечатление оставляют пляски под звуки тамтама. Они подчинены всевластному ритму, це­ликом захватывающему танцующих и зрителей. Барабаны африканских народов поистине создатели бурных ритмов. Вначале слышится глуховатый бархатный рокот, но вскоре он прерывается, и на смену ему спешит поток дробных переборов, звуки подымаются все выше и льются отовсюду. В строгом ритме движутся тела танцующих. И невольно толпа подчиняется этому ритму и начинает отбивать такт руками и ногами. Звуки тамтама захваты­вают всех, от мала до велика. На смену одним танцую­щим приходят другие, меняется и характер самих тан­цев. Вот в центре круга осталась девушка, отбивающая дробь босыми ногами, а вокруг несколько мужчин вы­соко взлетают вверх, ударяясь о землю сразу двумя ногами. Сухая земля дрожит и пылит от топота, все быст­рее становится темп танца, и победителем будет тот, кто выше взлетит, оторвавшись от земли, и не оста­новится, пока не закончит танец девушка.

На смену танцам пришли военные игры. Два лагеря заняли исходные позиции и вскоре ринулись с шумом и криком друг на друга. Летят копья и стрелы, пока еще не достигая противника. Но вскоре дело доходит до ру­копашной схватки, одна сторона не выдерживает натиска и обращается в бегство. Захватывающее зрелище продол­жается не меньше часа, и когда бой затихает, возбужден­ная толпа зрителей долгое время остается на месте.

Праздник с новой силой возобновляется с наступле­нием темноты. В 8 часов вечера в тропиках непрогляд­ная ночь, все умолкает. Но вскоре на склонах гор то там, то здесь ярко вспыхивают костры; раздаются глухие удары тамтама, слышны топот ног и ритмичное хлопанье в ладоши. Пламя то вдруг исчезает, то ярко вспыхивает и выхватывает из темноты силуэты людей. Монотонные звуки барабана наводят грусть и тоску, чувствуешь себя случайным прохожим, затерявшимся среди далекого пле­мени, у которого свой мир, свои переживания, свои пе­чали и горести.

Наутро мы тронулись в путь по направлению к Эль-Обейду. По дороге посевы хлопчатника не на поливных, а па богарных участках. Годовое количество осадков не превышает здесь 800 мм. Выращиваются американские коротковолокнистые сорта (Gossypium hirsutum). Пло­щадь, занятая под хлопчатник, невелика. Расширение посевов лимитирует не только отсутствие орошения, но и высокотравье саванны, которая наступает на лесную зону, а также и на окультуренные участки. Достаточно ослабить внимание в борьбе с дикими злаками, и они быстро поглотят такой участок. Из зерновых культур возделываются дурра и просо, из пищевых — земляной орех, или арахис (Arachis hypogaea), из текстильных — кунжут, из овощных — арбуз и дыня. Промышленного значения указанные культуры не имеют, за исключением арахиса, идущего на экспорт.

Понадобилось три дня, чтобы преодолеть бездорожье и благополучно вернуться в Эль-Обейд. Упаковав собран­ные коллекционные материалы, покинули Кордофан, ин­тереснейший район Центральной Африки, где черные племена нуба сохранили свои нравы и обычаи.

• ← Кордофан
• Природні зони Судану →