Echo underwater
Russian
На жаль, цей запис доступний тільки на
Russian.
К сожалению, эта запись доступна только на
Russian.
Трагическая гибель «Титаника» при столкновении с айсбергом в 1912 г. вызвала первые попытки изобрести средство обнаружения айсбергов в темноте или в тумане. Но еще в 1959 г. пассажирское океанское судно, оборудованное всеми современными навигационными средствами, утонуло из-за столкновения с айсбергом. Плодовитый изобретатель Хайрем Максим, пытавшийся, между прочим, в конце XIX века построить летательную машину, предложил непосредственно воспроизвести навигационные методы летучих мышей в качестве средства обеспечения безопасности плавания океанских судов. К сожалению, он не знал по-настоящему способы навигации летучих мышей — по той простой причине, что после Спалланцани этим вопросом пренебрегали. Предположение Максима об использовании летучими мышами принципа эхолокации было правильным, однако он ошибочно считал, что сигналом является звук взмахов их крыльев. Поэтому он рекомендовал оборудовать суда источником звука очень низкой частоты, порядка 15 гц, а устройства для приема этих низкочастотных звуков предлагал установить в носовой части корабля. Слабые эхо должны были приводить в действие маленький колокольчик, а сильные — большой гонг, чтобы команда судна могла судить о серьезности опасности.
Идея Максима все же была шагом вперед к пониманию механизма навигации летучих мышей, так как здесь впервые была высказана мысль, что в основе загадочной способности летучих мышей летать в темноте лежат звуки, не слышимые человеческим ухом. Однако его идеи не привели к созданию практических методов обнаружения айсбергов, и причиной этому были по крайней мере два важных фактора. Во-первых, предложенные им низкие частоты обозначали использование больших длин волн: частоте 15 гц соответствует длина волны 20 м. В наши дни хорошо известно, что объект, размеры которого значительно меньше длины волны звука, дает лишь очень слабые эхо, но в 1912 г. этому факту еще не придавали должного значения. Если бы ученые не смотрели свысока на летучих мышей и были ближе знакомы со «спалланцаниевой проблемой», то к 1912 г. удалось бы достигнуть больших успехов. Во-вторых, Максим предлагал производить звуковую локацию айсбергов в воздухе, в то время как фактическая опасность грозит кораблю от подводной части айсберга, которая к тому же больше надводной части. Это последнее соображение заставило других изобретателей изучить возможность использования подводного звука.
Через два или три года после гибели «Титаника» возрастающее использование подводных лодок немецким военным флотом заставило ускорить разработку подводных звуковых устройств. Сначала ограничивались подслушиванием звуков, исходивших от подводных лодок, главным образом от их двигателей и гребных винтов. До сих пор пассивное подслушивание под водой шума кораблей составляет значительную часть применения подводного звука в военных флотах. Однако в малом масштабе уже к 1918 г., а в гораздо большей степени к 1940 г. научные исследования привели к возможности активного зондирования моря при помощи звуков, позволяющих получить эхо, поддающееся обнаружению. Основными военными целями были вражеские подводные лодки, но наряду с разработкой сонара появился и эхолот — прибор для измерения глубины водоема.
Казалось бы, что дно моря — легче обнаруживаемая цель, чем вражеская подводная лодка (или чем рыбешка для дельфина). Однако в течение ряда лет оказывалось, что предложить метод легче, чем его осуществить. В глубоководных областях океана эхо даже от дна получалось таким слабым, что при помощи первых моделей сонара его трудно было обнаружить. Но хуже всего приходилось в мелководных и потому наиболее опасных местах. Трудность заключалась в помехе, идущей от корпуса судна: корпус «звенел», давал «послезвучание». В результате общая длительность звука превосходила время, потребное для пробега сигнала до дна океана и обратно. Другими словами, здесь возникали трудные задачи различения сравнительно слабого эхо — его отделения от непрекратившегося исходного звука. Приборы столкнулись с теми же трудностями, которые делают слепых менее искусными в эхолокации, чем летучие мыши и дельфины. Технически эта задача была частично решена после того, как научились создавать подводные звуки меньшей длительности.
К 1950 г., однако, эхолот был усовершенствован и доведен до такой степени надежности, что он стал почти необходимым навигационным прибором. Чувствительность его настолько повысилась, что он стал давать сигналы «ложного дна» между кораблем и настоящим дном. Обнаружение «ложного дна» на двух-трех глубинах выше истинного дна было поражающим открытием, но вскоре рыбаки, использовавшие эхолоты, стали замечать, что в некоторых случаях «ложное дно» оказывалось отражением от косяка рыб.
Вслед за этим почти везде в открытом океане на глубинах в несколько сотен футов были замечены таинственные слои, дававшие слабое эхо рассеянного звука. Их назвали глубоководными рассеивающими слоями; как обнаружилось впоследствии, эти слои перемещаются вверх и вниз в утренние и вечерние сумерки. Этот факт послужил ключом к выяснению их природы. Проводя систематический лов сетями, океанографы давно заметили, что большие популяции креветок и других мелких морских животных живут на глубинах, куда солнечный свет почти не проникает. При этом оказалось, что в полдень они держатся на большей глубине, чем в полночь. Это указывает на массовое перемещение в вертикальном направлении: вверх по вечерам и снова вниз на рассвете. Оказалось, что записи глубины рассеивающих слоев как раз согласуются с таким поведением животных.
Как только этот факт был установлен, эхолот сделался ценным орудием биологических исследований, так как теперь при его помощи стало возможным точное изучение вертикальных перемещений животных. Само собой разумеется, что отражения от глубоких рассеивающих слоев ничего не могут сказать о том, какие виды животных их создают, так что и до сих пор не известно с достоверностью, дают ли эхо в основном креветки, рыбы или, возможно, головоногие.
Во время второй мировой войны сонары с успехом применялись для эхолоцирования вражеских подводных лодок. В одном типе сонара имеется передающий гидрофон, или подводный громкоговоритель, излучающий звук мощностью 600 ватт. Заметим, для сравнения, что в тихом помещении минимальная слышимая мощность звука при частоте, отвечающей наибольшей чувствительности слуха, равна 10-16 ватт на 1 см2;громкий крик вблизи создает мощность 10-4 ватт на 1 см2. Таким образом, сонар передает в океан звуковую мощность, соответствующую 6 000 000 громким крикам. Эти мощные лоцирующие звуки излучаются в виде коротких импульсов длительностью в одну или две десятых секунды. Частота системы может быть выбрана произвольно в пределах от 10 000 до 26 000 гц.Так как скорость звука в морской воде равна примерно 1500 м/сек, то длина волны такого звука будет составлять от 5,8 до 15 см, а длина всего звукового сигнала в пространстве будет составлять от 150 до300 м.
Используемый в этой системе диапазон частот лежит частично за пределами человеческого восприятия, поэтому требуется какое-нибудь устройство для преобразования этих звуков в слышимые. Быть может, вы знаете, что такое «разностный тон», или «тон частоты биений», замечаемый при одновременном звучании двух почти совпадающих нот. Так, если частота одной ноты равна 500 гц, а второй 600 гц, то можно услышать еще третью ноту частоты 100 гц. Для этой цели в электрической цепи сонара создается местная частота, которая, комбинируясь с частотой приходящего эхо, дает слышимый разностный тон. Например, эхо частоты 22 000 гц вместе с местной частотой 23 000 гц дадут слышимый тон частоты 1000 гц. Поскольку исходный звук очень короткий, то и разностный тон также получится очень коротким и будет звучать как «пинг». Этот звук стал настолько привычным для моряков противолодочной обороны, что звуковая локация получила у них название «пингирования»).
При выборе наивыгоднейшей частоты подводного звука для получения эхо применяются те же общие соображения, которые оправдываются в случаях эхолокации у летучих мышей и у слепых людей. Желательно использовать короткие звуковые сигналы, так как тогда излучение звука окончится до возвращения эхо. Это значит, что звуковой сигнал не может состоять из слишком низких частот, иначе за время излучения сигнала был бы совершен только один или два цикла колебаний. Даже подводные лодки представляют собой небольшую цель, так что если их размеры окажутся меньше длины волны, то это приведет к уменьшению эхо. Далее, всегда имеющийся в море шумовой фон более интенсивен на низких частотах. С другой стороны, при распространении звука в воде, как и в воздухе, с повышением частоты растут потери энергии вследствие поглощения звука. У летучих мышей наиболее удовлетворяющий их аппарат для эхолокации выработался в процессе эволюции, но человек, конструируя сонар, должен учесть совместное действие всех этих факторов; оказалось, что наилучшим компромиссным решением является выбор рабочих частот эхолокации как раз в диапазоне 10 000—26 000 гц.
Многие виды летучих мышей, наиболее успешно применяющих эхолокацию, пользуются звуковыми сигналами, частота которых быстро меняется за время каждого короткого сигнала; в связи с этим интересно отметить, что конструкторы разработали аналогичную систему, улучшающую работу сонара. В одном из образцов частота сигнала изменялась непрерывно от значения, на 800 гц превышающего среднюю частоту, до значения, на 800 гц меньшего этой частоты. Такое изменение частоты происходит, как и у «частотно-модулирующих» летучих мышей, внутри каждого отдельного звукового сигнала. При приеме эхо это изменение частоты можно услышать как изменение частоты разностного тона. В одном типичном варианте сонара частота сигнала, а значит и частота эхо, изменялась от 20 800 гц до 19 200 гц. При местной частоте 19 000 гц частота разностного тона изменялась от 1800 до 200 гц, что давало характерный звук «уииууоу». Одно из преимуществ этого метода состоит в том, что многочисленные эхо от корпуса судна и поверхности воды проходят к каждому моменту различные расстояния и поэтому приходят к приемному гидрофону с различными частотами. Это позволяет отличить по слуху полезный звук эхо от подводной лодки от шумового фона реверберации. Желаемое эхо имеет характерное звучание, в то время как мешающая реверберация — это нерегулярная непостоянная смесь разных частот. Вероятно, летучим мышам их частотно-модулированные звуковые сигналы дают такое же преимущество.
Заметим, что небольшое изменение частоты эхо по сравнению с местной частотой может сильно изменить высоту слышимого разностного тона. В связи с этим в сонаре другого типа применяют постоянную частоту сигнала, а оператор следит за малыми изменениями высоты разностного тона, вызываемыми движением цели относительно источника звука. Эти изменения высоты (так называемыйэффект Доплера) можно использовать и для определения относительного движения цели. Между прочим, повышение звука свистка приближающегося поезда объясняется именно эффектом Доплера.
Для того чтобы уяснить себе возникновение эффекта Доплера, рассмотрим конкретный пример. Предположим, что корабль, оборудованный сонаром и идущий в восточном направлении со скоростью 10 м/сек, посылает звуковой сигнал частоты 20 000 гц длительностью 0,1 секунды, т. е. испускает в общей сложности 2000 звуковых волн. Упростим наши расчеты, принимая, что скорость звука в морской воде точно равна 1500 м/сек. Если бы судно оставалось неподвижным, то сигнал занял бы в воде участок длиной 1500*0,1 = 150 м. Но судно идет со скоростью 10 м в секунду, и за время, требуемое для излучения сигнала, содержащего 2000 звуковых волн, т. е. за 0,1 секунды, оно переместится на 1 ж. Так как излучающий гидрофон догоняет излученный сигнал и за 0,1 секунды пройдет 1 ж, то цуг волн, составляющих сигнал, вместится в участок длиной всего 149 м вместо 150 м. Это не повлияет на скорость звука в морской воде, так что проплывающий мимо дельфин услышал бы сигнал, состоящий из 2000 волн, занимающих участок длиной 149 м и бегущих, как и любые другие звуковые волны, со скоростью 1500 м/сек. Весь сигнал пройдет мимо дельфина за 149/1500=0,099 секунды, и частота составитпоэтому 2000 волн за 0,099 секунды, или 20 202 гц. Другими словами, для дельфина в воде излученный сигнал имеет большую частоту, так как корабль двигался вперед во время излучения. Скорость же звука зависит исключительно от среды, в которой он распространяется, но не от скорости источника звука.
Разовьем наш пример еще немного и предположим, что этот звуковой сигнал отразится от подводной лодки, движущейся также со скоростью 10 м/сек, но в западном направлении, навстречулоцирующему кораблю. Сигнал, занимавший пространство в 149 м при встрече с дельфином, теперь сократится еще больше за 0,1 секунды, в течение которой будет происходить его набегание на приближающуюся подводную лодку. Отражаясь обратно от цели, он сократится еще один раз; оба раза сокращение сигнала произойдет в том же отношении 149/150.
Не каждый сразу сообразит, почему при отражении от подводной лодки сигнал сокращается дважды, но мысленное видоизменение физической ситуации может здесь помочь. Предположим, что сигнал не сразу отразился в виде эхо, но был принят на подводной лодке и записан на ленту магнитофона, а спустя некоторое время полученная запись была снова излучена в воду. Но лодка продолжала двигаться относительно воды как во время записи сигнала, так и ЕО время вторичной его передачи; поэтому сокращение происходило и в том и в другом случае. Теперь будем уменьшать задержку времени между записью сигнала и его вторичным излучением. Это нисколько не повлияет на сокращение участка, занимаемого звуковыми волнами, и по-прежнему сигнал будет сокращаться дважды независимо от того, велико время задержки или мало. Значит, время задержки можно взять сколь угодно малым, и мы вернемся к исходному случаю мгновенного отражения.
Теперь дельфин услышит в воде эхо, содержащее 2000 звуковых волн и занимающее участок длиной лишь около 147 м. Если быть очень придирчивым, то можно сказать, что 150* 149/150*149/150*149/150 будет несколько больше, чем 147. Но это, конечно, очень малая разница, а я обещал по возможности упрощать выкладки.
Наконец, наши 2000 звуковых волн достигают гидрофона лоцирующего корабля, который по-прежнему движется вперед со скоростью 10 м/сек, и сокращение длины сигнала повторяется в последний раз. В результате время, необходимое для приема этих 2000 волн, окажется меньше, чем время, требуемое для их передачи. Разность этих времен составляет 0,1—0,1(149/150)4 , или приближенно 0,03 секунды.
Эффект Доплера можно описать несколько проще, если рассматривать только относительное движение сонара и цели. В нашем случае эти точки приближались друг к другу со скоростью 20 м/сек.Длина сигнала принимаемого эхо сократилась на величину, пропорциональную квадрату отношения скорости сближения к скорости звука. Ясно, далее, что если бы судно и подводная лодка удалялись друг от друга, то эффект Доплера действовал бы в обратном направлении и в результате частота эхо понизилась бы.
Возвращаясь к нашему примеру, найдем, что принимаемое на лоцирующем корабле эхо будет иметь частоту 20 000*(149/150)4,т. е. около 20 540 гц. Если теперь, комбинируя эхо с сигналом местной частоты в 19 000 гц, получить слышимый разностный тон, то его частота будет равна 1540 гц, вместо 1000 гц в случае, когда оба корабля неподвижны.
В разобранном примере был взят уж очень крайний случай быстрого сближения кораблей; но и на практике оказывается, что операторы системы сонар могут по разностному тону узнать, когда лодка поворачивает и даже когда она увеличивает или уменьшает свой ход. Хотя мы значительно меньше понимаем то, что происходит в мозгу летучей мыши или дельфина, чем работу сонара, разумно предположить, что аналогичное сравнение частот излучаемого звука и его эхо может быть использовано и животным для обнаружения движения летящего насекомого или плывущей рыбы. Возможно, что летучие мыши-подковоносы, издающие звуковые сигналы постоянной частоты, могут в большей степени пользоваться эффектом Доплера, чем «частотно-модулирующие» летучие мыши, но даже эти последние, по-видимому, в меньшей степени меняют частоту сигнала, настигая насекомое, чем во время своего обычного полета, когда они, вероятно, добиваются только обнаружения насекомого.