Islam and Morality

Внимание! В тексте содержатся элементы коммунистической пропаганды! Текст 1974 года!

Как и всякая другая религия, ислам провозглашает не­разрывную связь своих принципов с моралью челове­ческого общества. По представлению мусульман, до ислама люди находились в состоянии дикости и неве­жества. Из этого варварского состояния, которое имено­валось «джахилийя», люди якобы вышли благодаря поучениям Мухаммеда. Пророк, осененный свыше, вну­шил своим последователям правила поведения, научил людей применять их в быту и во взаимных отношени­ях. С тех пор моральные принципы ислама являются будто бы для правоверных неизменными наставления­ми на их жизненном пути.

Однако подобные утверждения ни на чем не осно­ваны. Будучи древнейшей формой общественного со­знания, моральные принципы, нравственные нормы, правила поведения людей возникли у всех народов еще в первобытном обществе. И арабы не были исклю­чением. Они имели веками выработанные представле­ния о добре и зле, о долге, справедливости и неспра­ведливости, о чести и бесчестье. Некоторые из вырабо­танных ранее норм нравственности вошли в моральный кодекс ислама, а часть их претерпела изменения, была приспособлена к новым условиям. Соблюдение же ря­да других морально-этических предписаний, обяза­тельных в жизни родовой общины, было признано не соответствующим духу ислама.

Все это вполне объяснимо. Марксистско-ленинская наука учит, что нравственность людей всегда социаль­но обусловлена. В классовом обществе мораль всегда носит классовый характер, служит интересам тех или иных классов. На протяжении многих столетий мусуль­манская мораль служила господствующим классам в эксплуататорском обществе. Естественно, она видоиз­менялась и приспосабливалась к условиям, для того чтобы более эффективно обслуживать господствующие классы. Именно подходя с этих позиций, можно дать правильную оценку кодексу мусульманской морали, решительно отвергнув претензии богословов на го, что этическая доктрина ислама якобы является надклассовой, общечеловеческой, действительной для всех времен и народов.

Кодекс мусульманской морали.

Мусульманский кодекс морали включает в основном те нравствен­ные нормы и понятия, которые изве­стны всем народам. Основная их часть заимствована из богатого арсенала общечелове­ческой морали. Такие, например, заповеди, как «не убивай», «не лги», «люби ближнего», «уважай родите­лей», «не оставляй человека в беде», хотя и выдаются проповедниками ислама за специфически мусульман­ские, установленные аллахом, на самом деле имеют сугубо земное происхождение и были вызваны к жиз­ни земными потребностями людей. Вместе с тем нель­зя не отметить, что вырабатывавшиеся веками общече­ловеческие нравственные нормы претерпели значитель­ные изменения в исламе.

Эти изменения определялись прежде всего тем, что нормы нравственности здесь выступали не как естест­венные и необходимые, а как навязанные извне. В ре­зультате терялась связь между поступками человека и их общественной Целью и значением. Полезные для реальной ЖИЗНИ нормы поведения преподносились как необходимые для получения благ «потусторонней жиз­ни». Моральное усовершенствование членов человече­ского общества, как показывает исторический опыт, приносит благодатные плоды в первую очередь самому обществу. В исламе же вся деятельность людей на­правлена лишь на то, чтобы ублаготворить «всевышне­го». Общественный прогресс, совершенствование че­ловеческих отношений — это понятия, мало интересую­щие религиозных проповедников.

Среди заповедей, вошедших в моральный кодекс ислама, имеются и специфически мусульманские, ре­лигиозные: «будь богобоязненным», «не забывай о дне суда», «чти аллаха, его ангелов и пророка», «бойся греха», «молись», «молитва и пост — лучшие из добро­детелей», «смири гордыню, будь кроток», «покорись властям и сильным мира сего, ибо они от бога». Эти заповеди подчинены одной цели — воспитанию в чело­веке религиозного чувства, преклонения перед богом и власть имущими, осознания своего ничтожества и бессилия перед волей аллаха. Соблюдение догматов религии провозглашается моральной обязанностью, долгом мусульманина. Таким образом, вся мусульман­ская мораль служит делу формирования у людей рели­гиозного мировоззрения, антинаучного и антигуманного по своему существу.

Нужно отметить, что, требуя от верующих нравст­венного (естественно, в рамках мусульманской мора­ли) поведения, служители ислама не останавливались ни перед чем, чтобы достичь своей цели. За нарушение норм мусульманской морали они не только угрожали грядущими карами «на том свете», но и прибегали к разного рода наказаниям в земной жизни.

Способы и средства воздействия на человека, со­вершившего безнравственный с точки зрения ислама поступок, подчас ничем не отличаются от применяемых к уголовным преступникам. Так, за употребление спиртных напитков шариат предписывает сорок ударов плетью. Несоблюдение догматов ислама и его обрядов также расценивается как безнравственность. И блюс­тители мусульманской морали принимают соответст­вующие меры. В одном из документов, относящемся к мусульманам царской России и скрепленном подписью их духовного главы, говорится, что «все мусульмане России должны выполнять все требования своей рели­гии, строго выполняя ее догматы. Вероотступников на­казывать следующими тремя способами: первый разрозгами, второй раз — палками, третий раз — нагай­ками» (См. Л. Климович. Ислам в царской России. М., 1936, стр. 24).

В старой Бухаре, например, за пренебрежительное или недостаточно почтительное отношение к старшим, в особенности к представителям духовенства, людей наказывали палками. И сейчас в ряде зарубежных стран, где ислам занимает важные позиции в общест­венной жизни, как, например, в Саудовской Аравии, Марокко, Малайзии, Индонезии и некоторых других, соблюдение норм мусульманской морали контролиру­ется не только общественным мнением, но и полицией. В месяце рамадан блюстители порядка совершают рейды по кафе, ресторанам, кино и театрам. Уличенные в нарушении поста препровождаются в полицей­ские участки.

В данном случае наблюдается характерное для ис­лама смешение моральных и правовых норм. Не слу­чайно нравственные предписания и правовые нормы объединены у мусульман в шариате — своде феодаль­но-мусульманского права. Есть и специально выделен­ные блюстители нравственности — мухтасибы. Средст­вом обеспечения нравственного поведения верующих выступает в исламе не только страх перед богом, но и страх перед наказанием, унижающим достоинство, причиняющим физические страдания и непосредствен­но применяемым здесь, на земле.

Мусульманская религия стремится воспитать своих последователей в духе смирения, кротости, терпения, страха перед аллахом. Да, именно таков в исламе идеал человека, которого мусульманская религия счи­тает образцом для подражания. Духовенство учит, что, только стремясь к достижению этого идеала, люди мо­гут рассчитывать на место в раю.

В проповедях, которые звучат в мусульманских мечетях, служители ислама рисуют портрет праведни­ка, которым был бы доволен сам «всевышний». А «все­вышнего» вовсе не интересует активный борец, сози­датель новой жизни, смело выступающий против зла на земле, утверждающий доброе, человек, для которо­го невыносимы социальные пороки, угнетение, нищета, произвол власть имущих в эксплуататорском общест­ве. Праведный мусульманин — это пассивный созерца­тель жизни, считающий себя ничтожной песчинкой, жалкой перед всесильным и всемогущим аллахом, пе­ред его волей.

Выдвижение на первый план стремления к дости­жению райской жизни на небесах естественно прини­жает в глазах верующих мусульман реальные ценности земной жизни, которая рассматривалась и рассмат­ривается в исламе как всего лишь преддверие к жизни вечной в потустороннем мире. А это, естественно, не способствует исполнению человеком своего граждан­ского долга. «Кто все свое бытие, всю свою жизнь рассматривает как преддверие неба, не может отно­ситься к земным делам с тем интересом, которого го­сударство требует от своих граждан»,— писал Ф. Эн­гельс (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., Т. I, стр. 490). Мусульманские богословы стремятся в наши дни выделить в Коране отдельные положения, свиде­тельствующие якобы о том, что исламу никогда не были чужды земные интересы. Земные интересы и «мирские» проблемы занимали деятелей мусульманст­ва лишь в той мере, в какой они касались жизни духо­венства, господствующих классов, а также упрочения влияния ислама в обществе. Ведь как и всякая рели­гия, ислам стоял на страже устоев эксплуататорского строя, защищал его всеми возможными средствами. В нашей стране религия не служит каким-то опре­деленным классам. Но это не значит, что ее роль пере­стала быть реакционной. Это не значит, что стал иным мусульманский идеал человека. Несмотря на некото­рые модернистские тенденции, ислам, как и прежде, уводит человека в призрачный мир религиозных иска­ний, принижая ценность земного существования людей. Вполне понятно, что в условиях, когда наш народ строит коммунистическое общество, когда эта величе­ственная задача требует полной отдачи сил, активно­сти каждого человека, мусульманская проповедь пре­пятствует всестороннему проявлению всех способнос­тей людей. Помыслы о потустороннем, время и силы, душевные и телесные, отданные на отправление ре­лигиозных обязанностей, так или иначе мешают раскрытию многогранных творческих возможностей чело­века.

Нравственная оценка поступков и побуждений лю­дей зависит от сложившихся в данном обществе пред­ставлений о добре и зле, о долге, справедливости, бла­ге, чести и бесчестье. Ислам, как и другие религии, не смог создать особой «божественно-чистой» и вечной морали, независимой от земных, практических отноше­ний людей, от конкретно-исторических условий их жиз­ни. Отвлеченная трактовка важных проблем морали, ее консервативно-религиозный дух не дали возможно­сти в рамках ислама воплотить в жизнь даже те нрав­ственные нормы, которые, будучи унаследованы им из общечеловеческого арсенала моральных ценностей, имели и имеют положительное содержание.

Совершить безнравственный поступок, по мусуль­манским представлениям, означает совершить «грех», вызвать гнев аллаха. Это побуждает человека, нару­шившего нормы морали, думать в первую очередь не об общественных последствиях поступка, а о том, как отнесется к прегрешению «небесный отец», «главный судья» всех человеческих поступков — аллах, а не об­щество, в котором живет человек. Место реального судьи занимает, таким образом, мифическое существо, а реальный критерий нравственности подменяется рас­плывчатым представлением о богоугодности поступка или его греховности.

Нередко и сам «грех» становится богоугодным в си­лу эклектичности религиозной философии и образа мышления верующего («Бог непостижим, пути госпо­дни неисповедимы» и т. п.). Представление о боге как о последней инстанции в оценке земных событий поз­воляет верующему относиться без должного уважения к общественному мнению, иметь свою «собственную совесть», сообразную с «пожеланиями аллаха». «Намерения мои были самые благородные, я безгрешен пе­ред богом, совесть моя перед ним чиста»,— гласит од­на из формул так называемой «собственной совести». И как тут не вспомнить слова великого французского атеиста Поля Гольбаха, который писал: «Можно ли найти лучший способ побудить и толкнуть дурного человека на преступление, как убедив его в том, что имеется некое невидимое существо, обладающее правом прощать несправедливости, хищничество, ве­роломство и весь тот вред, который он может причи­нить обществу?» (П. Гольбах. Письма к Евгении. Здравый смысл. М., 1956, стр. 395—396)

Нормы мусульманской нравственности призывают к единению человека с аллахом. И отношения челове­ка с «верховным владыкой небес и земли», представля­ющиеся в исламе самыми важными, побуждают рас­сматривать отношения с обществом и другими людьми как второстепенные. Иллюзорная связь «я и бог» вмес­то реальной связи «я и общество» уводит человека в область эгоистических представлений, ослабляет его общественные связи и интересы.

Мусульманин стремится быть нравственным, вернее сказать, безгрешным. Однако если он совершил без­нравственный поступок, то не будет стремиться к устра­нению ущерба, нанесенного обществу, друзьям и близ­ким, или думать о моральном самосовершенствовании, ибо он может раскаянием и молитвой (намазом) замо­лить свой грех.

Есть и другой путь — подаяние в пользу храма, ду­ховенства и бедных. До революции нередко богачи, за­маливая грехи, строили мечети, ставили памятники «святым». И грехи им прощались!

По мусульманским представлениям, высшая нрав­ственная цель — заслужить любовь и благорасположе­ние бога. Аллах может ниспослать своим любимцам благодать на этом свете. Никто не должен доискивать­ся, почему одни у бога, что называется, «за пазухой», т. е. осчастливлены им, а другие ходят в пасынках. Бо­га надо любить, надеясь на взаимность, но не ожидая ее и не ропща. Аллах должен быть любим своими вер­ноподданными «и в гневе, и в милосердии его». Нужно уповать на милость аллаха повсюду и во всякое время. Наиболее фанатичные в своей любви к богу мусульма­не говорят, что человек должен испытывать безмятеж­ную радость перед любым решением аллаха: «Не­счастье должно радовать человека так же, как и счастье, ибо смертный не знает, в чем оно, дело бога судить об этом».

По убеждению верующих, божественное возмездие, под которым понимается всякая неудача, всякое не­счастье, обрушивается на человека неожиданно и ни­когда нельзя узнать подлинной причины гнева аллаха. В лучшем случае можно строить только догадки. Точ­но так же нельзя говорить о какой-либо соразмерности проступка и могущего последовать за ним наказания. За одни, даже самые легкие, прегрешения «аллах на­казывает строго», а за другие, пусть даже тяжкие, проступки милует. Аллах может «наказать» сына за отца, внука за деда, все население округи за прегре­шения одного жителя. Такие убеждения не способст­вуют, конечно, формированию у верующих правиль­ных, реальных представлений о связи моральных про­ступков с их последствиями. Зло, аморализм, омрача­ющие жизнь общества, ислам, как, впрочем, и другие религии, сводит исключительно к моральному несо­вершенству людей, к греховности их природы, тем са­мым затушевывая объективную обусловленность безнравственности в эксплуататорском обществе, ее соци­ально-экономические и политические причины.

Вместо искоренения причин безнравственности, аморальных поступков ислам выдвигает идею всепро­щения. Похвальным, богоугодным делом считается, когда члены мусульманской общины прощают друг другу обиды. На этот счет имеются указания в Коране: «И устремляйтесь к прощению от вашего господа и к раю, ширина которого — небеса и земля, уготованному для богобоязненных, которые расходуют и в радости и в горе, сдерживающих гнев, прощающих людям» (3, 127—128). Далее в той же суре говорится о тех, ко­торые «совершили мерзость». Что же надлежит им де­лать? Они должны вспомнить аллаха, покаяться и по­просить прощения. И наградой им будет, говорит Ко­ран, «прощение от господа».

Мораль мусульманина индивидуалистична. И сис­тему мусульманской морали, если вообще можно о ней говорить как о системе, пронизывают непримиримо противоречивые тенденции. Круг взаимоотношений «я и бог» неизбежно пересекается с кругом «я и обще­ство». Именно это обстоятельство не дает возможности для построения в рамках ислама гармонической кон­цепции нравственного долга по отношению к обществу.

Ислам и женщина

Многие религии в той или иной сте­пени считают женщину существом неполноценным. Но, пожалуй, ни в одной из них эта мысль не выражена столь отчетливо, как в исламе. Мусульманская религия откровенно объявляет женщину существом второго сорта, утверж­дая главенствующее положение мужчины.

Коран прямо провозгласил, что мужчина выше женщины по происхождению. «Мужья стоят над же­нами за то, что аллах дал одним преимущество перед другими». В Коране имеются и аяты о необходимости затворничества женщин, ношения паранджи, чачва­на, чадры, яшмака. И в этом случае Коран сохранил и закрепил обычаи своей эпохи, в которых отражалось унизительное и неравноправное положение женщины в феодальном обществе.

Характерно, что в некоторых мусульманских стра­нах до сих пор сохраняются по отношению к женщи­не жестокие обычаи, освящаемые исламом. В 1960 г. датский журналист Йорген Бич совершил путешест­вие в Саудовскую Аравию, где сохранились многие пришедшие из прошлого порядки. «Еще несколько лет назад,— пишет он,— женщину, изменившую му­жу, бросали в Красное море на съедение акулам…». А в наше время «женщин наказывают за супружес­кую неверность только одним способом — побивают камнями до смерти». «Одну женщину захватили на месте преступления с любовником,— рассказывает Йорген Бич. — С нее сорвали одежду и совершенно голую провели на веревке через весь город к месту казни. Здесь была вырыта яма. Женщину бросили в яму и засыпали землей, так что из ямы торчала толь­ко голова. Подъехала телега с камнями. Многочислен­ные зрители набрали камней, обступили свою жерт­ву со всех сторон и по сигналу полицейского офицера начали забрасывать ее камнями. Бомбардировка про­должалась до тех пор, пока голова жертвы не превра­тилась в сплошное кровавое месиво. После этого яма была немного расширена и стала могилой несчастной женщины… Соучастник преступления, ее любовник, отделался пятьюдесятью ударами хлыста» (Йорген Бич За аравийской чадрой. М., 1966, стр. 136).

В той же Саудовской Аравии, несмотря на то, что формально рабство там было отменено в ноябре 1962 г., до сих пор фактически происходит торговля рабынями. Купцы, богачи, шейхи, князья и эмиры поку­пают молодых девушек и держат их в качестве за­творниц гаремов. Ведь многоженство тоже допуска­ется Кораном как вполне нравственный обычай.

Современные идеологи мусульманской религии де­лают попытки снять с ислама ответственность за уни­жение и бесправие женщины. Более того, они пытают­ся представить ислам как религию, всегда выступав­шую за равноправие полов. Декан теологического фа­культета Каирского университета «Аль-Азхар» шейх Абдель Галим Махмуд заявил: «Исламское вероуче­ние не делает какого-либо различия между полами. В своей мечети в Медине пророк одинаково принимал и мужчин и женщин. Институт гарема был введен у нас турками».

В действительности же дело обстояло не так. Пре­емники пророка и халифы задолго до турецкого гос­подства практиковали многоженство. Коран и шариат узаконили его. Правда, Мухаммед ограничил число за­конных жен для мусульман четырьмя, однако число ра­бынь, с которыми они могли вступить в связь, пророк не ограничивал. Кроме того, поскольку на практике право на развод принадлежало исключительно мужчи­не, последний мог менять своих жен так часто, как считал для себя удобным (Для развода с женой мусульманину достаточно произнести формулу расторжения брака, заключающуюся в трехкратном повторении слова «талак», т. е. «ты разведена». Но если муж говорил жене, например, «Я с тобой развожусь столько раз, сколько штук черепицы имеется на крыше дома», то это расце­нивалось как полный, «тройной» развод. Легкостью развода очень часто злоупотребляли. Так, один багдадский красильщик, умерший в возрасте 87 лет, последовательно женясь и разво­дясь, состоял в браке с девятьюстами женщинами, т. е. в сред­нем каждый месяц имел новую жену. (См. Р. Шарль. Мусуль­манское право. М , 1959 г., стр. 49)). Шариат предусматривает случаи, когда женщина может потребовать разво­да, однако социальная придавленность, моральные нормы ислама мешали ей на деле пользоваться этим правом.

Во многих странах, где сильны еще традиции ис­лама, затворничество женщин, их неравноправие в семье, обычаи, унижающие их достоинство, мешают женщинам принимать активное участие в обществен­ной жизни. Нелегко женщине получить образование, еще труднее поступить на работу в государственное учреждение и т. п.

В нашей стране навсегда устранены социальные и экономические основы неравноправия женщин. Совет­ские женщины наравне с мужчинами участвуют в коммунистическом строительстве. Успешно преодоле­ваются обычаи и традиции, оставленные нам в на­следие от прошлого. Актуальная задача — полное преодоление пережитков ислама в отношении женщи­ны, которые нередко еще проявляются в быту.

Попытки приспособления мусульманской морали к условиям социализма

Очевидная неприемлемость мусуль­манской морали в нашем обществе побуждает представителей духовен­ства к отказу от ортодоксального толкования некоторых нравствен­ных предписаний ислама. Подверга­ются пересмотру отдельные морально-этические тре­бования, по-иному толкуются положения, касающие­ся мусульманского представления о цели и смысле жизни. Сплошь и рядом муллы в своих публичных проповедях говорят о праве человека на счастье не только на небе. Имам-хатыб Московской соборной ме­чети, например, в своем выступлении в августе 1961 г. на митинге молодежи, приехавшей на Международ­ный форум в Москву, заявил: «Мудрейшие из людей хотят и просят у бога счастья в мирской и загробной жизни. Пророк и сам молит об этом и говорит: «О наш благодетель аллах, ниспошли нам в светском и заг­робном мирах хорошую жизнь, огради от ужасов и кар»».

Служители ислама по-иному, чем прежде, тракту­ют ныне и назначение труда в земной жизни. Так, на конференции представителей всех церквей и религи­озных объединений СССР, состоявшейся 9—12 мая 1952 г. в Загорске, муфтий духовного управления му­сульман Средней Азии и Казахстана Зияутдин Баба­ханов заявил: «Мы призываем мусульман к честному труду, ибо в священном Коране сказано: «Аллах лю­бит человека, когда он работает энергично»» («Материалы конференции всех церквей и религиозных объединений в СССР». М., 1952, стр. 216).

В прошлом, когда законы эксплуататорского об­щества обрекали на тяжкий подневольный труд неи­мущих, рабочих и крестьян, труд объявлялся духовен­ством наказанием за первородный грех людей перед господом богом. За этот труд вознаграждение обе­щалось лишь в потустороннем мире. Коран обещал трудящимся в раю полное освобождение от каких-ли­бо забот: «Обитатели рая… наслаждаются. Они и их супруги в тени возлежат на ложах» (36, 55—56).

В нашей стране свободный труд стал почетной обя­занностью членов социалистического общества, делом чести и доблести, славы и геройства. Естественно, из­менилось и отношение людей к своим трудовым обя­занностям. Учитывая это, мусульманское духовенство вносит новые мотивы в свои проповеди.

Выступая в наши дни с моральными поучениями, мусульманское духовенство не упускает случая под­черкнуть необходимость доброго, уважительного отношения к женщине. Оно не настаивает ныне на соб­людении освященных исламом унизительных для жен­щин обычаев.

Имам Кок-Янгакской мечети (Ошская область Киргизской ССР) Асадуллин в одной из своих пропо­ведей сказал: «Необходимо окружить вниманием жен­щину. В конце концов, ведь от женщины зависит вос­питание детей в нужном для мечети направлении» ( См. «Советская Киргизия», 31 октября 1959 г.).

Характерно, что, давая новые моральные установ­ки в этом плане, духовенство ссылается на пророка Мухаммеда, который якобы был образцовым семьяни­ном, требовал уважительного отношения к женщине. Духовное управление мусульман европейской части СССР и Сибири в фетве (так у мусульман именуется высказывание духовных лиц по тем или иным вопро­сам) от 21—22 декабря 1963 г., объявляя «непрости­тельным грехом» запрещение или противодействие учебе женщин, указывает, что еще пророк будто бы го­ворил, что «стремление к овладению знаниями обяза­тельно для мужчин и для женщин».

Если в первые десятилетия после победы социалис­тической революции мусульманское духовенство с оже­сточением боролось за сохранение ритуальных покры­вал для женщин (чадры, яшмака, чачвана), то после того, как, вопреки настояниям служителей ислама, большинство женщин решительно порвало с этим уни­зительным обычаем, духовенство вынуждено было пойти на уступки. В 1947 г. в фетве среднеазиатского духовного управления мусульман говорилось о необя­зательности ношения паранджи для мусульманок. В фетве 1963 г. было заявлено более определенно, что «паранджу надо без всякого колебания бросить».

Изменился взгляд мусульманского духовенства нашей страны и на посещение верующими зрелищных заведений — кино, театров, концертных залов. Пятьде­сят с лишним лет назад мусульманский журнал «Дин ва ма’ышат» («Вера и жизнь») писал, например, так: «Всем известно, что в наше время такие безнравст­венные и пустые забавы, как театры и литературные вечера, получили распространение среди татар… а не­которые татарские газеты, как, например, астрахан­ская «Идэль», осмеливаются выставлять в качестве благих и богоугодных дел такие безусловно запрещен­ные нашей религией развлечения, как театр и музыку. Пророк наш Мухаммед еще 1300 лет назад предрекал, что такие деяния могут послужить причинами к ужас­ным бедствиям: провалу земли, падению с неба кам­ней, превращению людей в животных или в неодушев­ленные предметы» (См. Л. Климович.Ислам в царской России, стр. 88).

Но вот перед нами современный документ — фетва духовного управления от 21—22 декабря 1963 г. В ней дается ответ на вопрос: «Правильно ли покупать и держать дома гармонь, патефон, скрипку, радио и др.?»

«Все эти инструменты,— говорится в фетве,— явля­ются произведениями искусства, изобретенными на ос­нове науки и просвещения. Доказательств того, что ис­пользование их являлось бы грехом, ни в Коране, ни в изречениях пророка мы не видим. Но доказательство в правильности есть: однажды после праздничной утренней молитвы наш святой пророк сидел у своего близкого друга Абу-Бекра. В это время жена Абу-Бекра Гайша на курае заиграла национальные мело­дии того времени. Абу-Бекр рассердился на нее, гово­ря: «Перестань играть, постыдись пророка». Тогда пророк сказал: «У каждого племени есть радостный день. А у нас сегодня также большой радостный пра­здник». Это изречение, кажется, ясно доказывает пра­вильность использования музыкальных инструментов. Если бы это являлось грехом, то пророк не разрешил бы играть».

Прославление страданий, культ аскетизма в на­шем обществе, конечно, не может пользоваться попу­лярностью. В сознание верующих людей проникают нравственные принципы социалистического общества. Многие верующие руководствуются этими принципа­ми в повседневной жизни. Учитывая данное обстоятельство, проповедники ислама нередко заявляют, буд­то требования мусульманской морали не противоречат моральному кодексу строителей коммунизма. «Мы, руководители мусульман, — утверждают они, — зовем людей к добру, и коммунисты зовут людей к добру. Мораль одна. Разница лишь в том: мы — люди верую­щие, а коммунисты — атеисты».

Но в этом «лишь» как раз кроется принципиаль­ная разница. Вера в аллаха и связанные с ней пред­ставления о морали никак не могут жить в гармонии с требованиями социалистической действительности, с мировоззрением сознательного строителя коммунисти­ческого общества. Приведем пример. Имам-хатыб ре­лигиозного общества мусульман г. Ленинграда в про­изнесенной в феврале 1963 г. в честь мусульманского праздника ураза-байрам проповеди заявил: «Я с боль­шим удовлетворением отмечаю, что мусульмане на­шего города пришли сюда с большой радостью и счаст­ливыпочтить аллаха и принести ему свои хвалебные молитвы. Покинув свои семейные очаги, чистые ду­шой и телом, по возможности нарядно одетые и не пожалевшие своих трудовых средств, отданных на со­держание мечети, вы пришли сюда, чтобы просить у аллаха прощения для себя (подчеркнуто мной.— Р. М.), милости для своих дорогих родителей, божь­его благословения для своих детей и наставления их на путь истинный, а также мира для всех народов». Проповедь эта обычная, и слова обычные. Но они не­вольно вызывают вопрос: чем провинились честные труженики перед аллахом, за что они должны про­сить у него прощения? Почему они должны чувство­вать себя обязанными этому мифическому существу, надеяться на его милость?

Если коммунистическая мораль исходит из того, что человек является хозяином своей судьбы, великим созидателем, которому по плечу самые удивительные свершения, то мусульманская мораль принижает его, ставя человеческую жизнь и судьбу в зависимость от воли аллаха. Стремление к счастью в этом мире — похвальное, богоугодное дело, говорит ныне духовен­ство. Но все же это не главное. «Жизнь человека ко­ротка, будем стараться вести себя так, чтобы заслу­жить доверие аллаха, дабы снискать его милость в том мире, где мы не будем временными гостями, та­кими, какими мы являемся в этой жизни»,— говорит­ся в цитированной выше проповеди.

Отсюда видно, что, идя на новое толкование неко­торых принципов ислама, мусульманские богословы в основном остаются на прежних позициях. Да и как они могут отказаться от того, что составляет основу религии, — от веры во всесильного, властвующего над судьбами людей бога!

• ← The Currents and sects in Islam
• Muslim cult →