Characteristics of the major scientific advances Central Asian State University in the study of the nature of Central Asia. Studying the animal world

Начало появления первых научных сведений о живот­ном мире Средней Азии уводит нас в далекое прошлое. Однако современные представления о животном мире края и его географических особенностях складываются и получают более или менее ясное преемственное развитие, главным образом, с начала XIX в.
Бросая общий взгляд на историю развития зоологи­ческих исследований Средней Азии, нельзя не заметить факта, что большинство работ, вышедших в свет в досо­ветское время, содержало в основном списки видового состава и, частично, данные о распространении того или иного вида фауны; в связи с этим они редко сопровожда­лись обобщениями географического характера и не имели определенной практической целенаправленности.
Как утверждают Н. А. Бобринский (1929), Д. Н. Кашкаров (1934), Т. 3. Захидов (1950) и А. Н. Формозов (1958), появле­ние первых крупных обобщающих идей по географии животных края, возникновение нового научного направления и метода фаунистических исследований, оказавших решающее влияние на даль­нейший ход научной мысли, связано с именем Н. А. Северцова. Серия его путешествий по Средней Азии (1857—1879 гг.) сопро­вождалась богатейшими зоологическими и зоогеографическими ре­зультатами. Им описан целый ряд новых видов птиц и млекопитаю­щих, выявлен генетический состав фауны, определены особенности распределения животных в зависимости от высотных природных поясов. Но самое главное то, что в его исследованиях обнаруживается новый методический подход к познанию животного мира. В исследо­ваниях Н. А. Северцова, в особенности в его классических трудах (1873, 1877), впервые применен метод экологического анализа и обобщения фаунистических материалов. Это знаменовало новый пе­риод — период внедрения экологических принципов в классическую зоогеографию. Сущность его метода заключается в том, что при выявлении закономерностей существования, развития и террито­риальной дифференциации фауны, а также при разделении терри­тории на зоологические области главное внимание уделяется как особенностям современной природной обстановки, так и истории гео­логического развития края и сопредельных стран. При этом харак­терно, что первенствующее значение придается роли климата, в частности его континентальности, в жизни и распределении жи­вотных.
Н. А. Северцовым определяется положение Средней Азии в таксономическом ранге Туркестанской провинции в составе Палеарктики. Далее при зоогеографическом рай­онировании края исследователь подразделяет Туркестан­ский край на две части: восточную — Семиреченскую и западную — Сырдарьинскую, а также выделяет че­тыре зоологических участка и подробно характеризует каждый из них.
Следующей работой, в которой затрагиваются вопросы о закономерностях распределения фауны и проблема зоогеографического районирования является труд В. Ф. Оша­нина (1891). Средняя Азия, по Ошанину, в фаунистическом отношении принадлежит к средиземноморскому подцарству и составляет самостоятельную Туранскую про­винцию. Таким образом, В. Ф. Ошанин, развивая эколого-географическую концепцию Н. А. Северцова, еще более четко формулирует идею о генетическом родстве фауны Средней Азии с таковой стран Средиземноморья и Перед­ней Азии. При разделении территории Средней Азии на-зоогеографические единицы В. Ф. Ошанин базируется преимущественно на изучении распределения генетических, элементов фауны полужесткокрылых и на их статистике. Выдвигая на первый план историко-фаунистический метод, исследователь не достаточно учел роль современных экологических факторов, хотя последние не остались вне его интересов.
Некоторая ограниченность комплексного экологического метода чувствуется и в известной работе М. А. Мензбира (1914). Как и В. Ф. Ошанин, он при изучении тер­риториальной дифференциации наземной фауны края ос­новывается на методе классической зоогеографии; в основе его районирования лежит сравнительная статистика фау­ны и анализ ее в генетическом аспекте. Выделенные М. А. Мензбиром 4 «зоологических участка» — Памирский, Бухарский, Западнотяньшаньский и Восточнотяньшаньский — отличаются друг от друга, главным образом, соста­вом и генезисом орнитофауны. Районирование М. А. Мензбира в отношении границ сходно со вторым вариантом районирования Н. А. Северцова.
Как отмечает Т. 3. Захидов (1950), указанная работа М. А. Мензбира в целом имеет ограниченный географи­ческий размах, так как в ней исследователь абстрагирует фауну, связав ее лишь двумя координатами — пространства и времени. Современная экологическая обстановка хотя и учитывается, но не играет методической роли.
Таким образом, с методической и научно-теоретиче­ской точек зрения главным результатом зоологических и зоогеографических исследований края в дореволюционны» период является возникновение комплексного эколого-фаунистического метода, а также создание на этой базе первых научно обоснованных схем зоогеографического районирования. Как будет показано дальше, метод зооэкологических исследований и первые опыты подробного рай­онирования Н. А. Северцова, В. Ф. Ошанина, М. А. Мензбира и других создали прочную основу в дальнейшем раз­витии многих биогеографических проблем и положительно влияли на формирование современных представлений о генезисе и географии природных комплексов края.
В советский период наиболее последовательно зооэкологические и зоогеографические концепции классического периода развились в исследованиях Д. Н. Кашкарова, в 20—30-х годах возглавившего в стране экологическое на­правление. В своих публикациях (1922, 1927, 1928, 1929, 1933, 1934, 1935, 1938) он развивает мысль о том, что расселение и распределение фауны находится под контро­лем экологической обстановки в ее историческом развитии. Следовательно, закономерности возникновения и террито­риальной дифференциации фауны любого места могут быть выявлены только лишь при глубоком анализе истории возникновения и смены природных ландшафтов, при вскрытии взаимной связи и обусловленности между их составляющими. Именно такая методическая установка придает глубокое географическое содержание трудам Д. Н. Кашкарова и его последователей.
Экологический подход к изучению органического мира, в частности животных, требовал, с одной стороны, глубо­кого проникновения в специфику экологических условий края и его отдельных частей, с другой — способствовал применению экологического критерия в разработке основ­ных вопросов зоогеографии, как-то: выявление фаунистического состава, определение генезиса и путей историческо­го развития фауны, выявление основных закономерностей расселения и распределения животных и т. д.
Коротко остановимся на этих вопросах.
Познание состава фауны края занимало ведущее место в зоологических исканиях. Главная причина этого — боль­шое значение инвентаризации фауны как для научных, так и практических целей. Фаунистическими исследованиями было охвачено большинство систематических групп живот­ных края, начиная от представителей беспозвоночных и кончая позвоночными. Не вдаваясь в характеристику этих работ, отметим, что при изучении состава животных от­дельных районов края сотрудники университета нашли и описали новые для науки виды, представителей новых родов, даже подсемейства.
В целом исследования университета убедительно пока­зывают большое видовое многообразие и сравнительное бо­гатство среднеазиатской фауны. Оно обусловлено про­должительностью геологической истории Средней Азии, контактным положением края между различными фауни­стическими центрами, а также крайней пестротой совре­менных природных ландшафтов и сложным сочетанием условий жизни для органического мира.
Результаты исследований САГУ значительно обогати­ли научные представления о генезисе и истории развития фауны края. Исследования (Н. А. Северцова, В. Ф. Оша­нина и М. А. Мензбира) показали геологическую давность и сложность фаунистических комплексов Средней Азии и значительную зависимость последних от фауны древних центров формообразования — африканских, средиземно­морских и центральноазиатских. Особенно близкие род­ственные связи фауны края отмечаются со странами Передней и Центральной Азии. Эти основные выводы ге­нетической зоогеографии прошлого века, доказанные ста­тистикой географо-генетических элементов фауны, получи­ли дальнейшее развитие в работах сотрудников универси­тета. При этом генетическое родство фауны Средней Азии подтверждаются на примере почти всех групп животных. Но наиболее убедительно эти связи выявляются на данных о позвоночных животных (Д. Н. Кашкаров) и насекомых (Н. Н. Кузнецов-Угамский).
Большое внимание уделяет вопросам об истоках совре­менной фауны, ее становлению и основным этапам исто­рического развития Д. Н. Кашкаров. Наиболее широко и конкретно ставятся они в его трудах, посвященных зооэкологическому обзору района оз. Сарычелек (1927) и Ц. Ка­ракумов (1929). Кроме того, Д. Н. Кашкаров совместно с Е. П. Коровиным специальную работу посвящает ана­лизу экологических путей расселения флоры и фауны Средней Азии (1931).
Д. Н. Кашкаров в своих исследованиях подтверждает мысль своих предшественников о древности фауны края и начало формирования последней приурочивает к третич­ному периоду. Вместе с тем он обнаруживает довольно заметные различия между фауной горной и равнинной как в отношении возраста и состава генетических элементов, так и по характеру исторического развития.
Воссоздавая палеоэкологические условия и обусловлен­ную ими последовательную смену основных генетических элементов фауны горной части Средней Азии на примере различных участков Тянь-Шаня, ученый приходит к вы­воду о том, что одной из самобытных черт фауны горной части края является ее сравнительная геологическая дав­ность.
Другая особенность горной фауны Средней Азии, по Д. Н. Кашкарову,— своеобразие составляющих ее гене­тических элементов и их соотношений. Так, в фауне Тянь-Шаня (1926, 1927) по обилию представителей первое мес­то принадлежит нагорноазиатским элементам, затем следу­ют лесные бореальные, средиземноморские, автохтонные, широко распространенные и индийские.
Следует особо отметить, что Д. Н. Кашкаров был, по­жалуй, одним из первых исследователей, который сумел выявить активную роль процесса орогенизации, т. е. соз­дания горной обстановки в изменении и обогащении фауны территории. Основной его вывод —«горы — кузница, где выковывались средою, развивались новые виды»— разде­ляется всеми исследователями.
На примере Ц. Каракумов довольно четко вырисовы­вается картина происхождения и поэтапного развития фауны равнинной части. Согласно его представлениям, Ц. Каракумы и примыкающие к ним пустынные районы в процессе освобождения их от вод последнего моря за­селяются фаунистическими группировками береговых ме­стообитаний, лагун и солончаков, тождественных с теми, которые и в настоящее время встречаются на соленых водоемах Каракумов. После окончательного обнажения су­ши, сопровождавшегося постепенным исчезанием лагун­ных и солончаковых фаун, основным центром заселения пустынной растительностью и животными стали песчаные пространства. На смену полуводной фауне начинают надви­гаться сухопутные фауны из соседних* пустынь. Миграция животных особенно усиливается с юга — через Иранские пустыни. При этом мигранты юга — древнеафриканские и средиземноморские формы — отличались удивительной жизнеспособностью в условиях пустыни. Из бореальных же форм равнины Средней Азии могли «мигрировать лишь немногие толерантные формы».
Согласно выводам исследователя, в формировании со­временной фауны пустынь, наряду с инвазией форм из соседних стран, важное значение принадлежало автохтон­ным формообразованиям (Этот важный вывод Кашкарова Д. Н. был поддержан Гептнером В. Г. (1938, 1945). Последний на основе анализа фауны мле­копитающих пустынь Палеарктики, кроме двух основных очагов формообразования (Сахарского и Центральноазиатского), в равнин­ной части Средней Азии нашел еще один древний и большой очаг формообразования, приуроченный им к песчаным пространствам. Вывод В. Г. Гептнера о том, что все туранские эндемики — типич­ные псаммофиты, подтверждает и другое заключение Кашкаро­ва Д. Н.— о песчаных пустынях Средней Азии как о центрах рассе­лений организмов).
Дальнейшее развитие экологической обстановки шло в основном по линии аридизации и все еще широкого внедрения средиземноморских форм, представители кото­рых составляют около 60—65% современной фауны пу­стынь.
При анализе истории формирования и современного состава фауны пустынь Д. Н. Кашкаров, наряду с естест­венной сукцессией, важное значение придает искусствен­ным сукцессиям, осуществляемым при вмешательстве человека.
В целом, по Д. Н. Кашкарову, историко-фаунистическая самобытность равнинной части Средней Азии четко выявляется по составу фаунистических элементов и спе­цифическим направлениям исторического развития фауны на фоне экологической обстановки. Рассмотрение вопроса генезиса фауны равнин и гор в сравнительно-географо-генетическом аспекте приводит исследователя к заключе­нию о некоторой самобытности палеогеографического раз­вития фауны этих двух частей края. По Д. Н. Кашкарову, это различие обусловлено тем, что дифференциация фауны равнин и гор происходила сопряженно с дифференциацией природной среды в прошлом.
С этими идеями Д. Н. Кашкарова согласуются воззре­ния Н. Н. Кузнецова-Угамского (1923, 1924, 1926, 1927). который опирался преимущественно на материалы по фауне насекомых (главным образом муравьев). Н. Н. Кузнецов-Угамский даже раньше Д. Н. Кашкарова заметил, что главная причина преобладания средиземноморских элемен­тов в составе фауны Средней Азии кроется в легкой при­способляемости их к различным условиям среды и в некото­рой общности экологической обстановки южной части края с таковой стран Средиземноморья и Передней Азии, в значительной степени унаследованной от геологического прош­лого.
Как было отмечено в обзоре отраслевых экспедиции, в трудах Н. Н. Кузнецова-Угамского специально рассмат­риваются такие вопросы генетической биогеографии края, как происхождение и эволюция пустынной фауны, эколо­гическая адаптация фауны к условиям пустынной среды в процессе исторического развития, значение ледникового вре­мени в эволюции фауны гор. Автор заключает, что совре­менная картина распределения животного мира гор Сред­ней Азии в основных своих чертах сложилась еще в до­ледниковое время, т. е. во второй половине третичного периода. Четвертичные же оледенения играли малую роль в изменении и перераспределении фауны края. Современ­ные данные палеогеографии убеждают нас в справедливо­сти этого вывода («Средняя Азия», 1958).
Исследования университета играли большую роль в выявлении закономерностей распространения животного мира и зооэкологическом районировании территории Средней Азии. В зоологических трудах эти два вопроса тесно связываются между собой, что требует их сопряженного рассмотрения.
По указанным вопросам работы Д. Н. Кашкарова и его последователей занимают ведущее место. Д. Н. Кашкаров при объяснении особенностей географического рас­пределения животного мира, наряду с историческим факто­ром, ведущее значение придает условиям современной физи­ко-географической среды. Исследователь пишет: «Призна­вая все значение «истории» в создании фауны, я позволю думать, что история играет большую роль там, где дело идет о распространении животных в мировом масштабе, о материках, океанических и других островах и т. п. Но как скоро дело касается распределения животных на относи­тельно небольшой территории (хотя бы, например, Тур­кестан), то в первую очередь выдвигаются различия в экологических условиях» (Д. Н. Кашкаров и А. Коро­вин, 1926, стр. 21).
В отличие от своих предшественников (В. Ф. Ошанин и М. А. Мензбир) и многих современников (П. П. Сушкин, Н. Я. Кузнецов, А. П. Семенов-Тян-Шанский), ис­ходивших при районировании главным образом из генези­са и статистического анализа видового состава фаун, Д. Н. Кашкаров отдает предпочтение изучению современных экологических факторов. Он указывает, что на живот­ных влияют не только отдельные факторы, но и их ком­бинации, констелляции факторов. Так как в распределении этих множеств комбинаций факторов наблюдаются опре­деленные закономерности, то оказывается возможной клас­сификация этих факторов, а отсюда возможным и подраз­деление арены жизни на отдельные территориальные еди­ницы по чисто экологическим признакам.
Опираясь на исследования зарубежных экологов Гэссе, Мерриэма, Шелфорда, Адамса и на результаты своих наблюдений, Д. Н. Кашкаров разрабатывает систему под­разделения арены жизни, а именно: «зоны жизни» и «био­топы». Выделение их «в высшей степени целесообразно, так как описание района на основе этих понятий сразу дает представление о климате, эдафических факторах, естественных ресурсах из мира живой природы и хотя бы первую ориентировку в сельскохозяйственных возможно­стях, связанных с зонами и биотопами того или иного пункта на карте» (Д. Н. Кашкаров, 1945, стр. 147).
В определение «зона жизни» Д. Н. Кашкаров вкладыва­ет понятие пространственно выраженного комплекса фак­торов, прежде всего климатических; этот комплекс харак­теризуется преобладанием в области его распространения определенной завершающей растительной формации с соответственными группировками животных. Примеры зон жизни — зоны альпийских лугов, хвойного леса, лиственно­го леса, степи, пустыни и др. Следовательно, в отличие от географических зон, зонам жизни он придает определен­ное биоклиматическое содержание. Это интересно с точки зрения современных научных географических представле­ний, так как в последние годы в среде географов все чаще раздаются голоса в пользу признания именно биоклима­тической сущности природных зон (Г. Д. Рихтер, 1965, Н. А. Солнцев, 1968).
Сам Д. Н. Кашкаров писал: «Разница между нашим пониманием зон жизни и ландшафтными зонами Берга заключается в том, что мы считаем зоны жизни подраз­делениями арены жизни, характеризуемыми климатиче­скими условиями и дающими приют определенным груп­пировкам растений и животных. У Берга последние вхо­дят в состав ландшафта наравне с рельефом, водами, кли­матом и т. д. Наше понятие «зоны жизни» определенно, так как каждая зона характеризуется определенным типом климата» (Д. Н. Кашкаров, 1945, стр. 147). В составе зон жизни он выделяет более мелкие территориальные эко­логические единицы — биотопы, характеризующиеся комп­лексом местных факторов. В формулировке Д. Н. Кашкарова биотоп — пространственно выраженный комплекс определенных эдафических факторов (местных, экотопических) плюс еще местные климатические, создаваемые рель­ефом, экспозицией склона, характером субстрата и т. д.
Д. Н. Кашкаров считает также целесообразным при дальнейшей разработке проблем экологического райониро­вания выделение дополнительных единиц, например, под­зоны: комплексы биотопов, фации или стации и др. Од­нако обоснование таксономии и критериев для определения вышеназванных понятий не доводится до логического кон­ца в связи со слабой разработанностью проблемы биоэколо­гического районирования.
Для нас важно то, что Д. Н. Кашкаров (1927, 1928, 1934, 1936) впервые переносит на почву Средней Азии такие понятия, как зоны жизни и биотопы. Так, в преде­лах Средней Азии он, например, выделяет следующие зоны жизни и подзоны:
1) зона жаркой пустыни (южный и северный типы); 2) зона предгорной полупустыни; 3) зона степи (типы: типцово-ковыльная и сухая разнотравная); 4) зона лиственного леса; 5) зона хвойного леса (подзоны арчи и ели); 6) зона субальпийская (зона подавленной древесно-кустарниковой растительности); 7) зона альпийская; 8) зона арктическо-альпийская (холодная высокогорная пустыня).
Хотя автор широтные и высотные зоны ставит в один ряд, но замечает, что они «не являются тождественными», ибо в основе их лежат разные климатические закономер­ности.
В многочисленных зооэкологических очерках Д. Н. Кашкаров приводит конкретное описание биотопов.
Регионально-экологические и биоценологические воз­зрения Д. Н. Кашкарова наиболее плодотворно развились в трудах его последователей Н. В. Минина и Т. 3. Захидова. Н. В. Минин в «Эколого-географическом очерке грызунов Средней Азии» (1938) дает обзор фауны гры­зунов на фоне физико-географических условий (по основ­ным подразделениям арены жизни — зонам жизни и био­топам). В пределах пустынной части Н. В. Мининым выделяется 12 различных биотопов, группирующихся в северных и южных подзонах среднеазиатских пустынь.
Дальнейшее развитие комплексных зооэкологических работ в Средней Азии тесно связано с именем Т. 3. Захидова, который многие годы особое внимание уделял во­просам экологического (биоценологического) районирова­ния и оценки биологических ресурсов пустынь методом эколого-фаунистического анализа и синтеза. Пустыня Кызылкум им рассматривается как вполне самобытная тер­риториальная единица — своеобразная арена жизни. На­пример, песчаный, глинистый, каменистый и солончаковый типы пустынь характеризуются Т. Захидовым как само­стоятельный биотоп и специфика каждого из них выяв­ляется по своеобразию биоценологических процессов. В свою очередь, биотопы подразделяются на более мелкие территориальные единицы — фации. Так, биотоп песчаной пустыни, например, подразделяется на фации закрепленных грядово-бугристых, барханных песков и т. д.
Таким образом, для трудов ведущих зоологов университета характерно эколого-биоценологическое направление. Благодаря этому районирование развивалось преимущест­венно по линии экологического районирования. Это осо­бенно важно с географической точки зрения, так как если зоогеографическое районирование исходит из географиче­ского распространения животных, то экологическое — учи­тывает совокупность условий среды. Следовательно, экологическое районирование отражает дифференцирующее влияние природной обстановки разных районов на организмы.
Д. Н. Кашкаровым, Т. 3. Захидовым и другими эколо­гами университета была выявлена роль каждого природ­ного фактора (геологической истории, орографии, климата, субстрата, растительности и др.) в распределении по тер­ритории края группировок животных, а также биоценозов.
Накопившийся материал позволил Д. Н. Кашкарову еще в 1923—25 гг. создать первый сводный труд по опи­санию млекопитающих, птиц, рыб и земноводных края. В 1931 г. он был значительно переработан и расширен в виде учебного пособия («Животные Туркестана»), которое, долгие годы служило капитальной фаунистической сводкой по всей Средней Азии. В ней были представлены наибо­лее типичные ландшафтные виды животных; их образ жизни в зависимости от экологической обстановки, вместе с которой группировки жи­вотных составляют нераз­рывное целое — природ­ный комплекс. Фактиче­ский материал по фауне приводится по зонам жиз­ни и местообитаниям.
В комплексе зоологиче­ских работ университета стояла и проблема выявле­ния полезных и вредных представителей среднеази­атской фауны и оценки их роли в хозяйстве. Данной проблеме посвящен ряд публикаций А. Л. Брод­ского, В. П. Невского и 3. А. Пажитновой по на­секомым, Т. 3. Захидова, Д. Н. Кашкарова, И. И. Колесникова и Р. Н. Мекленбурцева по млекопитающим и птицам.
Таким образом, в трудах университета успешно раз­рабатываются основные проблемы зоогеографии края: со­став и история формирования фауны, закономерности ее географического распространения, роль полезных и вред­ных животных в хозяйстве. И как во всех исследованиях естественников, и здесь отличительной чертой явилось экологическое направление большинства зоологических ра­бот. Поэтому они часто не вмещаются в рамки собствен­но фаунистических исследований и по своему размаху и идейной насыщенности знаменуют определенный этап в истории биогеографии.

• ← Characteristics of the major scientific advances Central Asian State University in the study of the nature of Central Asia. Phytogeographical studies
• Characteristics of the major scientific advances Central Asian State University in the study of the nature of Central Asia. Technique of bio comprehensive study of nature →