Completion of the process of anthropogenesis and the emergence of the communal-clan system
Russian
На жаль, цей запис доступний тільки на
Russian.
К сожалению, эта запись доступна только на
Russian.
Завершение процесса антропогенеза и возникновение человека современного вида. Эволюция семейства гоминид на протяжении раннего и среднего плейстоцена создала благоприятные предпосылки для достижения последней ступени этой эволюции — возникновения человека современного вида. Действительно, уже древний представитель рода Homo — неандертальский человек имел все необходимые для интенсивной трудовой деятельности органы — большой мозг, подвижную руку, не говоря уже об устойчивой походке и выпрямленном положении. Но, как уже было отмечено, строение его мозга характеризовалось наличием многих примитивных признаков, а подвижность руки была ограничена, что суживало его возможности в развитии мышления и речи и в усовершенствовании техники обработки камня. Кроме того, морфологические особенности неандертальского человека, в частности строение его мозга, говорят о том, что он был существом недостаточно приспособленным к условиям общественной жизни коллектива ввиду своей агрессивности и малого развития мозговых центров, управляющих торможением. Возбуждение в деятельности коры головного мозга неандертальца заметно преобладало над торможением, что вызывало вспышки дикой злобы в неандертальской праобщине и часто приводило к столкновениям с тяжелым, а иногда, вероятно, и смертельным исходом. Поэтому коллектив неандертальцев имел малые потенциальные возможности в развитии общественных форм жизни.
Наиболее убедительная теория факторов появления человека современного вида как раз и исходит из преимуществ современного человека перед неандертальским как существа социального. При клинических наблюдениях над больными было замечено, что хирургические операции, затрагивающие лобные доли, и вообще любые поражения лобных долей приводят к тяжелым нарушениям нервной системы, проявляющимся чаще всего в разрушении тормозящих реакций. Субъект, у которого поражены лобные доли, становится злобным, буйным и непригодным к нормальным условиям человеческого общежития. По мнению Я. Я. Рогинского, интенсивное развитие передних отделов мозга у современного человека в сравнении с неандертальцем как раз и проистекает вследствие того, что обусловленные им социальные качества приобрели огромную роль в эпоху резкого подъема производства и складывания начальных форм родовой организации, какой была эпоха позднего палеолита. Поэтому эта морфологическая особенность выявлялась и сохранялась при переходе от поколения к поколению под влиянием естественного отбора. Увеличение высоты черепной коробки и выпрямление лобной кости вследствие изменения строения переднего отдела мозга привели в конце концов к уменьшению рельефа лобной кости, т. е. к исчезновению надбровного валика. Возможно, что перестройка черепной коробки оказала какое-то влияние и на перестройку лицевого скелета. Наконец, с дальнейшим усовершенствованием речи и перестройкой речевого аппарата, протекавшими опять-таки параллельно с развитием производства и социальной организации, связано, по-видимому, образование подбородочного выступа.
Время появления человека современного вида падает на вторую половину позднего плейстоцена и совпадает с началом позднего палеолита. Во всяком случае до сих пор неизвестны позднепалеолитические стоянки, в которых были бы обнаружены костные остатки неандертальского человека. Что же касается находок современного человека с мустьерской индустрией, что более вероятно и теоретически, то они имеются. В частности, такая находка была сделана в 1953 г. в Крыму А. А. Формозовым, где скелет мальчика современного типа, характеризовавшийся наличием лишь двух-трех, да и то слабо выраженных примитивных признаков, был обнаружен в позднемустьерском слое. В археологической и геологической литературе в связи с господствовавшей концепцией глубокой древности Homo sapiens неоднократно описывались многочисленные случаи находок костных остатковсовременного человека в геологических слоях среднего и даже раннего плейстоцена. Однако все эти описания основываются на наблюдениях, не выдерживающих строгих требований геологической датировки.
Острая дискуссия развернулась и по вопросу о месте формирования человека современного вида. С одной стороны, предполагается, что различные расы современного человека произошли от разных рас неандертальцев, и таким образом весь Старый Свет можно назвать прародиной Homosapiens. Согласно этой гипотезе, получившей в антропологической литературе название гипотезы полицентризма, европеоидная раса сформировалась на базе европейских неандертальцев, негроидная — на базе южных, преимущественно африканских, форм неандертальского типа, монголоидная происходит от потомков синантропа. В пользу этой гипотезы могут быть приведены археологические данные, свидетельствующие о непрерывном переходе нижнепалеолитической культуры в верхнепалеолитическую везде, где этот переход был изучен сколько-нибудь обстоятельно. Другая гипотеза, получившая название моноцентрической, исходит из отсутствия ощутимых морфологических аналогий между современными расами и расами неандертальцев. Тип современного человека сложился в центре ойкумены, по-видимому в Передней Азии и Средиземноморье, вследствие интенсивного смешения различных представителей неандертальского типа, проходившего в центре ойкумены сильнее, чем в ее окрестностях. В качестве аргументов в пользу этой гипотезы можно указать на прогрессивных палестинских неандертальцев, найденных как раз в области предполагаемой прародины Homo sapiens, и на их типологическую неоднородность, свидетельствующую о резкой смешанности морфологического типа.
В общем следует сказать, что проблема далека от своего решения. Все же археологически фиксируемый непрерывный переход от раннего палеолита к позднему на всех материках Старого Света и наличие параллелизма в географическом распределении современных рас и различных морфологических форм неандертальского типа склоняют чашу весов скорее в пользу полицентрической гипотезы.
Специфические морфологические особенности ранних позднепалеолитических форм Homo sapiens получают убедительное объяснение с точки зрения обеих гипотез и не помогают сделать выбор между ними. Так, сильное выступание носа сближает верхнепалеолитических людей Западной и Восточной Европы с современными представителями европеоидной расы; широкий нос, выступание лица вперед в одинаковой степени характерны как для древних, так и для современных представителей негроидной расы; наконец, уплощенность лица, столь характерная для современных монголоидов, может быть отмечена и на позднепалеолитических черепах с территории Китая. Этот факт, казалось бы, может рассматриваться в качестве доказательства полицентрического происхождения современного человека и его рас. С другой стороны, для всех верхнепалеолитических черепов, на каком бы из материков Старого Света они ни были обнаружены, характерен комплекс признаков, сближающих их между собой и позволяющих утверждать, что типологическая неоднородность позднепалеолитического человечества была меньше, чем современного, — явный аргумент в пользу моноцентрической гипотезы. К числу этих признаков относятся широкое низкое лицо, низкие орбиты, удлиненная форма черепной коробки. Все они придают позднепалеолитическим черепам своеобразный морфологический облик, отмечаемый обычно в антропологической литературе как пример «дисгармонического» соотношения между размерами лицевого скелета и черепной коробки. Возможно, оно отражает неполную завершенность процесса формирования морфологического типа современного человека на ранних этапах его истории.
Подъем производительных сил. Появление человека современного вида было неразрывно связано с мощным скачком в развитии производительной деятельности при переходе от раннего к позднему палеолиту. Этот скачок одновременно являлся как следствием процесса завершения биологической эволюции, так и его важнейшим условием, его своего рода необходимой питательной средой. Он был подготовлен всем предшествующим развитием праобщины и прежде всего постепенным утверждением в ней подлинно человеческих, коллективистских форм поведения. Только такие формы могли обеспечить эффективное использование орудий труда и трудовых навыков, их совершенствование и передачу новым поколениям. И действительно, утверждение в праобщине начал первобытнообщинного коллективизма сделало возможным значительный подъем производительных сил.
Подъем производительных сил сказался прежде всего в возникновении новой техники обработки камня. Усовершенствовалась техника скола: вместо скалывания грубых пластин с дисковидных мустьерских нуклеусов теперь откалывались от правильно граненных призматических нуклеусов длинные, тонкие и соответственно легкие пластины, подвергавшиеся затем вторичной обработке сколом и тонкой ретушью. Новый способ требовал меньшего количества кремня для изготовления орудий, он давал возможность охотникам, имевшим небольшие запасы кремня, передвигаться в районы, где не было природных запасов камня для изготовления орудий. Еще важнее было другое. Новая техника позволяла создавать специализированные орудия — скребки, резцы, острия с затупленным краем, скобели, ножи, острые и легкие наконечники метательных копий. Процесс дифференциации орудий производства пошел ускоренными темпами.

Откалывание пластин от призматического нуклеуса
Многие из каменных орудий позднего палеолита стали употребляться с деревянными и костяными рукоятками или в оправах. Началось широкое распространение составных орудий, что также явилось важным этапом в развитии первобытного производства.
Наряду с камнем в употребление широко вошли кость и рог, из которых изготовлялись шилья, иглы с ушком, наконечники мотыг, лощила, кирки, наконечники копий и дротиков, копьеметалки (дощечки с упором, увеличивавшие дальность полета копья почти вдвое). Более пластичный, чем камень, материал позволил изготовлять зазубренные наконечники гарпунов — метательных орудий, употреблявшихся для охоты и рыбной ловли.
С появлением более совершенного охотничьего оружия охота достигла высокой ступени развития. Об этом свидетельствуют громадные скопления на отдельных позднепалеолитических поселениях костей животных, часто крупных стадных — мамонта, дикой лошади, северного оленя. Так, в Пржедмосте (Чехословакия) найдено свыше 40 тыс. орудий и вместе с костями других животных останки приблизительно 800—1000 мамонтов, в Солютре (Франция) — костяки около 10 тыс. лошадей, в Амвросиевке (Украина) — кости около 1 тыс. бизонов и т. д. По-видимому, в это время достигла наивысшего развития коллективная охота загоном. Охота теперь приносила значительную обеспеченность средствами существования.

Позднепалеолитические кремневые орудия…
В качестве жилищ люди продолжали использовать пещеры, но наряду с ними распространились большие искусственные жилища — наземные и землянки. В последнее время, как выше сказано, открыты такие жилища, относящиеся еще к мустьерской эпохе. Однако широкое их распространение происходит, по-видимому, только в верхнем палеолите. Некоторые из раскопанных землянок достигали больших размеров (до 200 м2), стены их укреплены камнями, а кровля, вероятно, была конической формы и состояла из жердей, покрытых ветвями и шкурами. В позднем палеолите широко распространились жилища с каркасом из костей животных. Жилище, вскрытое на поселении Костенки (под Воронежем), имело 35 м в длину и 15—16 м в ширину; по его центральной оси было расположено 9 очагов. Наряду с такими большими жилищами целой общины существовали жилища и другого типа, меньшего размера, группировавшиеся в поселки.

Реконструкция составного орудия – топора из поселка Костенки
Широкое распространение жилищ к концу позднего палеолита было обусловлено тем, что на смену относительно мягкому климату рисс-вюрмского межледникового периода пришло вюрмское похолодание. С этим же была связана и эволюция одежды. Судя по находкам костяных иголок, человек в это время научился шить. Сшитые шкуры зверей, вероятно, служили одеждой и употреблялись для покрытия жилищ. К концу эпохи позднего палеолита наряду с обогревавшими и освещавшими жилище очагами, по-видимому, появляются и специальные осветительные приборы, подобные употребляемым эскимосами, чукчами и коряками: это лампы из камня, в выдолбленном углублении которого помещается жир и фитиль.
Вместе с развитием производительных сил шло дальнейшее развитие социальных, в том числе производственных, отношений. Речь о них будет идти ниже.
Возникновение общинно-родового строя. Крупные сдвиги в развитии производительных сил повлекли за собой не менее крупные изменения в организации общества. Возросшая техническая вооруженность человека в его борьбе с природой сделала возможным существование относительно постоянных хозяйственных коллективов. Но в то же время она требовала эффективного использования, преемственности и дальнейшего совершенствования усложнившихся орудий и навыков труда. Праобщине с ее относительно аморфной неустойчивой структурой эта задача была не под силу, поэтому она неизбежно должна была уступить место более прочной форме общественной организации.
Ряд обстоятельств определял характер этой организации. Во-первых, при крайне низком уровне развития раннепалеолитического общества, в условиях которого начала складываться новая организация, едва ли не единственно реальной основой для упрочнения социальных связей были стихийно возникшие узы естественного, кровного родства. Во-вторых, можно думать, что при неупорядоченности полового общения и, следовательно, отсутствии понятия отцовства отношения родства должны были устанавливаться только между потомками одной матери, т. е. строиться по материнской, женской линии. Наконец, в-третьих, наиболее стабильной частью тогдашних коллективов были женщины, игравшие крупную роль во всех областях хозяйственной жизни и исключительную роль в заботе о детях, поддержании огня, в ведении домашнего хозяйства. В силу всех этих обстоятельств первой упорядоченной формой организации общества, непосредственно сменившей праобщину, вероятно, был коллектив родственников, связанный общим происхождением по материнской линии, т. е. материнский род.

Позднепалеолитическое жилище в Острава-Петровиче, Силезия
Многие зарубежные и некоторые советские исследователи считают, что первоначально счет родства (филиация (От лат, filius — сын)) велся по отцовской линии, или же допускают параллельное зарождение материнского и отцовского счета родства. При этом они ссылаются на существование последнего у многих из наиболее отсталых племен и на представления о так называемом социальном отцовстве, т. е. о признании отцовства определенного круга мужчин. Однако такой точке зрения противостоят данные современной этнографии, которая не только не поколебала развитый Энгельсом тезис Моргана о историческом приоритете материнско-родовой организации, но и подкрепила его рядом новых аргументов. Это положение Э. Тайлора, обратившего внимание на то обстоятельство, что этнографии известно множество фактов перехода от материнского счета родства к отцовскому и ни одного факта обратного перехода. Соответственно этому в подавляющем большинстве отцовско-родовых обществ засвидетельствованы пережитки материнского рода, обратная же картина никогда не наблюдалась. Это также постепенное обнаружение во все новых и новых отцовско-родовых обществах остатков материнско-родового строя, позволяющее полагать, что в дальнейшем такие остатки будут найдены и у многих из тех племен, у которых они в настоящее время не зафиксированы. Это, наконец, новейшие свидетельства приматологии о матрифокальности (От лат. focus — очаг, группировка вокруг матери) уже в стадах высших обезьян, из чего следует, что представления о материнском родстве должны были намного опережать представления о родстве отцовском. Другое Дело, что у ряда наиболее отсталых племен материнский счет родства вследствие тех или иных конкретных причин очень рано сменился отцовским; это особый очень сложный вопрос, который не следует смешивать с вопросом о первоначальной форме рода.
Возникновение на стадии перехода от раннего К позднему палеолиту (а может быть, еще раньше) родового строя косвенно подтверждается некоторыми археологическими данными. На ориньякских стоянках СССР вскрыты остатки огромных, в несколько десятков, а иногда даже и сотен квадратных метров коллективных жилищ, строительство и использование которых могло быть связано только с деятельностью прочно спаянных производственных коллективов. Некоторые из этих жилищ (Костенки-I, Костенки-IV) в деталях напоминают известные этнографии обиталища материнских родовых коллективов, в частности так называемые длинные дома ирокезов. К этому же времени относятся многочисленные находки, дающие известные основания говорить о зарождении материнского счета родства. Это ориньякские и солютрейские женские статуэтки с подчеркнутыми признаками пола, так называемые верхнепалеолитические Венеры. Многие археологи вслед за П. П. Ефименко рассматривают их как свидетельство появления культа матерей-прародительниц. Другую трактовку дал им недавно С. А. Токарев, видящий в них не прародительниц, а хозяек и охранительниц домашнего очага, олицетворяющих в себе это средоточие жизни родовой группы. Вторая точка зрения подкреплена многочисленными этнографическими параллелями и, вероятно, ближе к истине. Но кто бы ни был прав, позднепалеолитические фигурки говорят об особом месте женщины в жизни и мировоззрении общества и, возможно, действительно указывают на зарождение материнско-родового культа.

Позднепалеолитические “Венеры”
Наряду с однолинейным счетом родства другим важнейшим признаком рода был обычай экзогамии, т. е. запрещение брачного общения внутри рода. Происхождение этого обычая, а тем самым и конкретный механизм превращения праобщины в родовую общину все еще остается неясным.
По вопросу о происхождении экзогамии существует множество различных теорий, ни одна из которых не является общепринятой. Первая из них была предложена в 60-х годах XIX в. Мак-Леннаном, введшим в науку понятие экзогамии, но в то же время запутавшим его разделением всех первобытных племен на экзогамные и эндогамные. По мнению Мак-Леннана, истоки экзогамии лежали в обычаях «воинственных дикарей», убивавших бесполезных на войне девочек, а поэтому вынужденных искать себе жен на стороне.
Дарвин, обратив внимание на то, что самцы оленногонных собак предпочитают чужих самок самкам своей стаи, объяснял происхождение экзогамии взаимным отвращением к половому общению, которое должно было возникнуть у близких, повседневно общавшихся между собой родственников; в пользу этого предположения, возможно, в какой-то степени говорят данные современной демографической статистики по некоторым странам Юго-Восточной Азии, свидетельствующие о более высокой детности в семьях, основанных на неродственных браках. К теории Дарвина близка довольно распространенная теория «инстинктивного» отвращения к кровосмесительным половым связям. Еще один взгляд на происхождение экзогамии (Бриффолт, а среди советских ученых Б. Ф. Поршнев) представлен выведением ее из такого якобы свойственного праобщине порядка, при котором более подвижные охотники-мужчины постоянно отрывались от женщин и встречались с женщинами других праобщин, в свою очередь отстававшими от своих мужчин. Отметим также гипотезу Э. Дюркгейма, искавшего истоки экзогамии в боязни перед человеческой кровью вообще и дефлорационной и менструальной кровью женщин из своего рода в особенности.
Заметный след в истории вопроса оставил Морган, связывавший возникновение экзогамных запретов со стремлением избежать биологически вредных последствий кровосмешения. Это объяснение было воспроизведено Энгельсом в его труде «Происхождение семьи, частной собственности и государства» с той, однако, оговоркой, что подобное стремление могло проявляться лишь стихийно, без ясного сознания цели. Однако позднейшие данные науки показали, что теория Моргана не бесспорна. Во-первых, выяснилось, что вредоносность родственных браков при достаточно значительных размерах популяции, т. е. взаимобрачной группы, проблематична. Во-вторых, если даже такие браки и были вредоносны, это не могло быть принято во внимание формировавшимся родовым обществом, хотя бы потому, что мустьерский человек, вероятно, еще не вполне понимал связь между половым актом и деторождением, о чем свидетельствуют остатки некоторых верований австралийцев. В-третьих, в большинстве случаев родовое общество не только допускало, но и считало обязательными браки между определенными категориями близких родственников. Учитывая все это, большинство современных ученых считают «биологическую» теорию возникновения экзогамных запретов недостаточно обоснованной.
Разрабатывая сложную проблему происхождения экзогамии, советские ученые стремятся найти внутреннюю взаимосвязь между этой формой регулирования половых отношений и всем ходом развития производственной деятельности первобытных человеческих коллективов. Идя этим путем, некоторые исследователи (А. М. Золотарев, С. А. Токарев) связывают возникновение экзогамии со стремлением мустьерских праобщин преодолеть свою первоначальную замкнутость и установить хозяйственные контакты с соседними праобщинами. Однако одного этого объяснения, по-видимому, недостаточно. Тенденция к расширению хозяйственных связей в своем развитии должна была бы привести к появлению большого количества взаимосвязанных групп; между тем, как мы увидим дальше, первоначальной структуре родового общества было присуще наличие только двух экзогамных взаимобрачных коллективов. Другие советские исследователи (М. П. Жаков, С. П. Толстое, Ю. И, Семенов) объясняют возникновение экзогамии необходимостью упорядочения хозяйственной жизни внутри первобытных коллективов. Они исходят из того, что нерегулируемые половые отношения должны были сопровождаться непрерывными столкновениями на почве ревности и тем самым расшатывали праобщину как хозяйственную и общественную ячейку. Борясь с этим, общество постепенно вводило половые запреты, все более ограничивавшие и в конце концов сделавшие невозможным половое общение внутри данной группы. Но вынесение половой жизни за рамки коллектива, укрепляя его, должно было повести к учащению конфликтов с другими коллективами, причем понятно, что чем больше было бы таких взаимобрачных групп, тем шире была бы арена конфликтов. Поэтому простейший естественный путь устранения создавшихся противоречий вел к постепенному возникновению дуальной (От лат. duo — два) организации — сочетания только двух экзогамных групп в одно постоянное взаимобрачное объединение, зародыш эндогамного племени.
Ко времени первых этнографических описаний общественного строя наиболее отставших в своем развитии племен ни одно из них уже не сохраняло дуальной организации в ее первоначальном виде, т. е. не состояло только из двух родов. С ростом народонаселения последние поделились нанесколько новообразований. Однако дочерние роды не порвали связи между собой и продолжали составлять две особью половины племени, названные Морганом фратриями (От греч. fratria — братство). Остатки дуальной организации в виде Деления племени на две экзогамные взаимобрачные фратрии широко прослежены в историческом прошлом многих племен и народов. Так, у австралийцев Западной Виктории существовали фратрии Черного и Белого какаду, у меланезийцев Новой Ирландии — Орла-рыболова и Сокола, у бразильских индейцев — Востока и Запада, у ирокезов-сенека — Медведя и Оленя, у селькупов — Кедровки и Орла и т. д. В некоторых случаях, как, например, у ирокезов-сенека, сохранились предания о происхождении всех дочерних родов от двух первоначальных, названия которых совпадают с названиями фратрий. У ряда народов (меланезийцы, индейцы, обские угры, буряты и др.) удалось обнаружить остатки былого хозяйственного, общественного и идеологического единства фратрий.
Еще шире прослеживаются явления, которые многие ученые считают отголосками дуальной организации, у племен и народностей, утративших древнее фратриальное деление, но, возможно, удержавших воспоминание о нем в «четности» своей родо-племенной или сменившей ее политической структуры, в генеалогических традициях, мифах и поверьях. Таковы, например, сведения о 4 филах древних афинян, 6 племенах мидийцев, 12 коленах древного Израиля, 24 племенах огузов, 24 старейшинах гуннов, сведения о 2 «странах» и Древних Египте и Перу, 2 правителях в Спарте, Риме и Карфагене и т. п. Таковы же многочисленные легенды о двух прародителях, или «культурных героях»,— Ромуле и Реме у римлян, Санасаре и Багдасаре у армян, Эхирите и Булагате у бурят, Гету-Шаба-не и Баца-Какове у лезгин и пр. Однако следует иметь в виду, что пережиточная связь таких явлений с древней дуальной организацией все же проблематична. В ряде случаев «четность» социальной или иной структуры могла вызываться и, различными другими причинами, в частности тем, что все, что делится, очень часто делится на две части.
Широкое распространение дуального деления, находимого у народов, совершенно различных по своей этнической принадлежности и уровню развития, свидетельствует о глубокой древности и универсальности дуальной организации. Оно показывает несостоятельность взглядов тех буржуазных исследователей, которые, пытаясь опровергнуть марксистскую концепцию универсальности родового строя, рассматривали дуальную организацию как один из частных первобытных институтов, связанных с существованием «двухклассового культурного круга» (В. Шмидт, В. Копперс), со случайным соединением двух племен (У. Риверс) или же со стремлением иметь двух слабых вождей взамен одного сильного (некоторые этнографы-функционалисты).
Таким образом, казалось бы, что гипотеза о связи экзогамии с упорядочением внутренней жизни праобщины более всего соответствует общим логическим соображениям и фактам этнографии. Однако и она уязвима для критики. В последнее время установлено, что даже в животных сообществах существует жесткая система доминирования, иерархия особей, оставляющая немного места внутренним столкновениям. Проблема возникновения экзогамии и родового строя остается открытой. Одна из причин этого состоит в том, что при ее решении за отсутствием прямых этнографических сведений приходится обращаться к косвенным данным, к анализу пережитков, а подчас даже ограничиваться чисто логическими доводами. Но возможно, что здесь есть и другая причина: стремление найти одно-единственное достаточное объяснение, в то время как во многих из существующих гипотез содержатся свои рациональные зерна. Так, допустимо предположить, что недостаточно многочисленные популяции пришли к экзогамии из-за отрицательных последствий близкородственных браков, тесно соседствующие между собой группы — для упрочения контактов, а группы с недостаточно эффективной системой доминирования — из-за внутригрупповых конфликтов. Во всех этих случаях установление экзогамии было, разумеется, не сознательным актом, а длительным стихийным процессом, в ходе которого пришедшие к экзогамии группы оказывались более жизнеспособными и вытесняли своих соседей. В то же время известную роль мог сыграть и лежащий на поверхности осознанный стимул к экзогамии — действительно широко распространенная табуация крови сородичей.
В отличие от праобщины родовая община была уже вполне сформировавшимся, «готовым», по выражению Энгельса, человеческим обществом. В нем достигли наивысшего развития начала первобытного коллективизма, тесное сотрудничество и спайка сородичей, причем, как об этом можно судить по этнографическим аналогиям, отношения естественного родства осознавались как экономические отношения, а экономические отношения — как отношения естественного родства. Тем самым признание родовых связей получило общественное значение, стало как бы основным конституирующим признаком пришедшего на смену праобщине нового производственного коллектива — родовой общины.
Расширение первоначальной ойкумены. Подъем производства и улучшившиеся условия существования способствовали росту населения, что, в свою очередь, приводило к быстрому истреблению с помощью более совершенных средств охоты или к уменьшению количества дичи на территориях, прилегающих к поселениям. Охотники позднего палеолита стали постепенно расселяться из ранее освоенных мест в пустынные до того области севера Европы и Азии, на колоссальные пространства суши, освободившиеся от ледникового покрова. В позднем палеолите были заселены Сибирь, территория Северной Германии. Двигаясь из Азии через Берингов пролив, люди впервые заселили Америку. В конце палеолита и в мезолитическое время человек, очевидно, проник и в Австралию.
В позднем палеолите существует несколько различающихся между собой областей развития культуры. Особенно ясно прослеживаются три области: европейская приледниковая, сибирско-китайская и африканско-средиземноморская.
Европейская приледниковая область охватывала территорию Европы, испытавшую непосредственное влияние оледенения. Люди здесь жили в суровых климатических условиях, охотились на мамонтов и северных оленей, сооружали зимние жилища из костей и шкур животных. Во всей приледниковой зоне Европы наблюдалось единство культуры ее палеолитического населения, но все же внутри этой зоны заметно некоторое своеобразие культур отдельных групп населения. Так, культура населения Русской равнины, территории Чехословакии и прилегающих к ней областей Центральной Европы отлична от культуры палеолитического населения Западной Европы.
В сходных с европейской приледниковой областью природных условиях жили обитатели сибирско-китайской области. Однако у них выработалась несколько иная техника обработки камня и распространились иные формы орудий. Несмотря на то что здесь была известна позднепалеолитическая техника отделения длинных ножевидных пластин, основная масса орудий — скребла сделаны так, как европейские орудия мустьерского времени; изредка встречаются даже грубо оббитые каменные орудия, сделанные из целых продолговатых галек, напоминающие ашельские рубила.
Африканско-средиземноморская область охватывает кроме Африки территорию Испании, Италии, Балканского полуострова, Крыма, Кавказа, стран Ближнего Востока. Здесь люди жили в окружении теплолюбивой флоры и фауны, охотились преимущественно на газелей, косуль, горных козлов, а также на крупных хищников; здесь больше, чем на Севере, было развито собирательство растительной пищи, съедобных моллюсков. Костяных орудий в южных областях мало, обычно это простейшие острия и шилья. Не была здесь известна отжимная техника обработки поверхности кремневых орудий. Зато здесь раньше распространились микролитические кремневые вкладыши (см. ниже), служившие лезвиями в деревянных орудиях, и, по-видимому, раньше, чем на Севере, появились лук и стрелы.
Различия позднепалеолитической культуры названных трех областей были еще незначительными, и сами области не были разделены четкими границами. В пределах каждой из областей существовали отдельные местные культуры, различавшиеся между собой. Так, культура палеолитических обитателей Внутренней Африки развивалась своеобразным путем, отличным от путей развития культур североафриканских.
Несмотря на то что палеолит Юго-Восточной Азии плохо изучен, уже есть основания выделить его в четвертую большую область. Главным занятием населения здесь было собирательство, не требовавшее того своеобразного вооружения, которым пользовались охотники Севера. Бродячие охотники и собиратели не создавали постоянных поселений, а довольствовались временными жилищами.
Первые известные нам следы пребывания человека в Америке относятся ко времени около 20 тыс. лет назад. По-видимому, люди проникли в Америку из Азии через Берингов пролив. Основанием для этого утверждения служат те факты, что в Америке не найдено высших приматов и все останки человеческих скелетов представляют только Homo sapiens, т. е. в Западном полушарии не проходило очеловечивания обезьяны и предки американских индейцев должны были прийти из Старого Света. Монгольские черты в физической характеристике индейцев указывают на их азиатское происхождение. По океану люди эпохи палеолита проникнуть в Америку не могли, а кратчайший путь из Азии ведет через Берингов пролив, разделяющий материки водным пространством всего в 85 км. В глубокой древности, вероятно, это пространство было меньше или материки соединял перешеек.
Древнейшие орудия, найденные в Америке, напоминают орудия китайского позднего палеолита (верхние горизонты Чжоукоудянь), а также культуры позднего палеолита Бирмы и Индокитая. Эти архаического облика орудия очень долго сохраняются в пережиточных формах во всей Америке, вплоть до Патагонии. Следующая волна переселенцев, по-видимому, пришла из Сибири с более совершенным охотничьим инвентарем. Древнейшие следы их пребывания в Америке обнаружены в Пещере Сандия (близ Альбукерке, штат Нью-Мексико) и относятся приблизительно к середине 10 тысячелетия до н. э. Особого рода каменные наконечники листовидной формы с боковой выемкой (типа сандия), тщательно обработанные отжимной ретушью с обеих сторон, найдены вместе с костями мамонта, бизона, верблюда, мастодонта. Следующий этап развития палеолитической техники в Америке характеризуется наконечниками так называемого фолсомского типа, датируемыми на 2 тысячелетия позже. Эти наконечники представляют собой узкие и длинные кремневые клинки с продольными желобками на обеих сторонах, обработанные еще более тщательной отжимной ретушью, чем наконечники типа сандия. Фолсомские поселения — это временные лагери охотников на бизонов. Пережиточные явления в культурах каменного века Америки сохраняются вплоть до 5 тысячелетия до н. э.
В Австралию человек, по-видимому, проник из Юго-Восточной Азии и Индонезии. Переселенцы, пользовавшиеся грубыми галечными орудиями, сходными с палеолитическими орудиями Китая, Индокитая, Индонезии, скорее всего были предками первых австралийцев и тасманийцев. Следующий поток переселенцев принес с собой дисковидные топоры типа тула и изготовленные из пластин узкие острия треугольной формы («пирри»); им была уже известна новая микролитическая техника, но они еще не знали важнейшего изобретения эпохи мезолита — лука и стрел. В ходе расселения предков австралийцев по стране сложилась их своеобразная культура охотников и собирателей.
Расогенез. Расширение первоначальной ойкумены способствовало расовой дифференциации человека. Находки черепов позднепалеолитических людей говорят о том, что основные особенности главных расовых делений человечества, существующих в настоящее время, уже были выражены в эпоху позднего палеолита достаточно отчетливо, хотя, по-видимому, все же меньше, чем в настоящее время. Они более или менее точно совпадали с границами материков. Европеоидная раса сформировалась преимущественно в Европе, монголоидная — в Азии, представители негроидной расы населяли Африку и Австралию. Исключение составляли пограничные зоны — Средиземноморье, где на Европейском побережье встречались представители негроидной расы, а на Африканском — европеоидные группы; Кавказ и Средняя Азия, заселенные преимущественно представителями европеоидной расы; Южная и Юго-Восточная Азия, где негроиды смешивались с монголоидами и европеоидами. Таким образом, с образовании морфологических различий между тремя большими расами человечества, или, как принято говорить в антропологии, расовых различий первого порядка, основная роль принадлежала, по всей вероятности, двум факторам— приспособлению к среде, несомненно различавшейся на разных материках, и изоляции на обширных пространствах целых материков, возникавшей вследствие наличия достаточно резких естественных рубежей между материками.
Приведем примеры приспособительного значения расовых признаков.
Классические представители негроидной расы имеют очень темную кожу, курчавые волосы, очень широкий нос, толстые, как бы вывернутые губы. Этот комплекс признаков представляет собой пример удачного физиологического приспособления к тем условиям среды, в которых живут негроиды и которые в первую очередь характеризуются очень высокой температурой и большой влажностью. Европейцы в условиях тропического климата, как правило, чувствуют себя плохо и быстро заболевают вследствие изнурительного воздействия жары и влажности воздуха, коренные же жители Африки чувствуют себя в этом климате превосходно. Объяснение этого обстоятельства заключается в том, что последним, так же как и австралийцам, помогают сохранять хорошее самочувствие перечисленные особенности их морфологии. Темный цвет кожи образуется у них благодаря наличию в покровных слоях кожи меланина — особого пигмента, предохраняющего кожу от ожогов. Он есть и в коже представителей других рас, но в значительно меньшем количестве. Курчавые волосы создают вокруг головы особую воздухоносную прослойку, предохраняющую ее от перегрева. По-видимому, этому же способствует и характерная для большинства представителей негроидной расы большая высота и удлиненная форма черепной коробки, создающие из нее геометрическое тело, в наименьшей степени, как было показано специальными опытами, подверженное перегреву. Широкий нос с крупными ноздрями и толстые губы с обширной поверхностью слизистой оболочки усиливают теплоотдачу, так же как и большое количество потовых желез на единицу поверхности тела, характерное для негроидов.

Прародина человечества и очаги расообразования…
Монголоидная раса сложилась в областях с жарким, но сухим континентальным климатом, в условиях полупустынного и степного ландшафта, где сухой и холодный ветер поднимает и гонит громадные тучи мельчайшего песка. Это обстоятельство также не могло не вызвать образования каких-то защитных приспособлений. И действительно, лицо у представителей монголоидной расы покрыто слоем жира, значительно превосходящим по толщине слой жира на лице европеоидов и негроидов, а глаза характеризуются узким разрезом и наличием особой складки во внутреннем углу глаза — эпикантуса. О том, что эти отличительные признаки монголоидной расы сформировались под влиянием приспособления к среде, свидетельствует факт образования аналогичных особенностей у бушменов и готтентотов Южной Африки, живущих в условиях степного и полупустынного ландшафта, приближающегося к ландшафту Центральной Азии.
Наконец, наиболее характерная морфологическая особенность европеоидной расы — сильно выступающий нос — также может быть объяснена как результат воздействия климата на процесс расообразования. Сравнительно суровый климат Европы в конце четвертичного периода обусловливал необходимость образования таких приспособлений, которые предохраняли бы организм человека от переохлаждения. Сильное выступание носовой полости удлиняло путь воздуха до дыхательных путей и способствовало его согреванию.
Наряду с явно полезными признаками, несомненно имеющими адаптивное значение и образовавшимися, по всей вероятности, вследствие приспособления к условиям существования еще на той стадии, когда действовал естественный отбор, все ныне существующие расы характеризуются комплексом более или менее нейтральных признаков, которым трудно приписать какую-либо пользу для их обладателей. Это многие мелкие детали строения носа, рта и ушей, те или иные соотношения лицевых и черепных размеров и т. д. По-видимому, в сложении всех этих особенностей велика роль случайной изменчивости и изоляции; иными словами, формирование нейтральных комплексов признаков — результат случайной концентрации этих признаков в замкнутых ареалах первоначального распространения основных расовых делений человечества. Известный вес имела, видимо, и корреляционная изменчивость, т. е. изменение одного из двух признаков в том случае, если изменился другой. При этом признак, изменившийся вслед за другим признаком, сам по себе может и не быть полезным организму. В качестве примера можно указать на изменение ширины лица при изменении ширины черепа, на связь между интенсивностью окраски волос и глаз и т. д.
Итак, совокупное действие приспособления к среде, случайной изменчивости и изоляции привело к сложению на трех больших материках Старого Света трех больших рас человечества, различия между которыми уже к концу позднепалеолитической эпохи стали достаточно отчетливыми. Однако на этом процесс расообразования не закончился. Если действие естественного отбора, а с ним и прямое приспособление к среде уменьшились, то неизмеримо возросло влияние смешения представителей разных рас на процесс расообразования. Кроме того, вступило в действие еще одно явление — эпохальная изменчивость, под которой в антропологии подразумевается изменение признаков во времени в определенном направлении. Особенно четко действие этого явления проявилось в изменении по эпохам формы черепной коробки в сторону уменьшения ее длины и увеличения ширины и признаков, отражающих степень массивности черепа, в сторону замены массивных вариантов более грацильными. Эти изменения являются следствием, по-видимому, многих причин, в частности удлинения периода роста и ускорения полового созревания под влиянием усложнения социальной среды, введения в культуру земледелия, что, очевидно, сказывается на изменении пищи и вообще всего режима хозяйственной жизни, наследственных перекомбинаций при смешении.

Памятники верхнего палеолита…
Судя по палеоантропологическим и археологическим данным, выделение крупных ветвей в пределах больших рас относится к эпохе мезолита. Внутри европеоидной расы выделяются северная и южная ветви, внутри монголоидной — сибирская, южноазиатская и американская ветви, негроидный ствол разбивается на две группы типов — африканскую и австралийскую. К этому же времени относится, по-видимому, формирование метисных типов в контактовых зонах. Многие из малых рас образовались под влиянием изоляции. Это справедливо в первую очередь по отношению к австралийскому и американскому стволам. Северная и южная ветви европеоидной расы, представители которых обнаруживают все гаммы переходов от самых светлоглазых и светловолосых на земном шаре людей к негроидам, также, по-видимому, испытали влияние климатического фактора. Таким образом, разные факторы расообразования различно действовали на разных территориях и по отношению к разным расовым типам.
Дальнейшее подразделение расовых вариантов внутри перечисленных малых рас различно в разных расовых классификациях, которые отличаются одна от другой количеством выделенных типов, принципами, положенными в основу их выделения, взглядами на генезис и взаимоотношения этих типов. Все эти варианты сложились под влиянием различных факторов. В общем, чем меньшей древностью отличается тот или иной расовый тип, тем большую роль в его образовании сыграли смешение и направленные изменения признаков. Однако подавляющая часть этих поздних расовых типов сформировалась на протяжении последних двух-трех тысячелетий, и формирование их выходит за хронологические рамки истории первобытного общества.