Тасманійці
Російська
На жаль, цей запис доступний тільки на
Російська.
К сожалению, эта запись доступна только на
Російська.
До сих пор, описывая материальную культуру, общественные отношения и сознание древнейших людей (питекантропа, синантропа, неандертальца), мы пользовались только археологическими и палеоантропологическими данными, потому что никаких иных сведений о ранней и средней поре древнего каменного века наука не знает. Другое дело — поздняя пора древнего каменного века, которая подразделяется археологами на три последовательные эпохи: ориньякскую, солютрейскую и мадленскую. Об этой поре, в частности об эпохе ориньяко-солютрейской, имеются живые свидетельства этнографии: еще совсем недавно в одном уединенном уголке земли обитал народ, который можно отнести к ориньяко-солютрейской стадии древнего каменного века. Мы имеем в виду тасманийцев, коренных жителей острова Тасмания, расположенного в Тихом океане южнее Австралийского материка. По мнению известного советского историка первобытной культуры М. О. Косвена, тасманийцы по общему характеру их культуры и общественной организации представляли собой народ, находившийся на ранней стадии формирования родового общества (М. О. Косвен, Очерки истории первобытной культуры, М., 1957, стр. 36—40), т. е. именно той стадии, которую характеризует материальная культура ориньяко-солютрейской эпохи.
Конечно, мы должны оговориться, что эта аналогия носит приблизительный характер. Так, для ориньяко-солютрейской стадии характерно изготовление орудий труда и оружия из кости; у тасманийцев же костяных изделий не было. Это объясняется своеобразием природы острова Тасмания, где не водилось крупных животных, кости которых можно было бы употреблять для изготовления орудий труда и оружия. Но факт остается фактом: из известных науке народов тасманийцы стояли на самой низшей ступени исторического развития.
Тасманийцы оказались жертвами английских колонизаторов, которые истребили этот народ поголовно. Массовые расстрелы тасманийцев, расстрелы всех коренных жителей острова, без различия пола и возраста, производились по директивам департамента колоний из Лондона. Истребление тасманийцев составляет позорнейшую страницу истории английской буржуазии, оно ложится несмываемым пятном на совесть колонизаторов.
Вот официальные данные о сокращении численности тасманийцев по годам:
1803 год — начало колонизации острова англичанами, тасманийцев насчитывалось 20000 человек.
1824 год — тасманийцев осталось 340 человек(!!!).
1834 год — 111 человек.
1847 год — 48 человек.
1857 год —15 человек.
1869 год — 1 человек.
Последняя тасманийка, по имени Труганина, умерла в 1876 году.
По мере истребления тасманийцев на острове возрастала численность пришлого населения — английских каторжников и переселенцев.
Жестокость колонизаторов не знала границ. Например, бывший офицер британской армии некий Эрнст Слэйд, уволенный из армии за аморальное поведение, был назначен надзирателем тасманийской тюрьмы, где прославился особой свирепостью в обращении с пленными тасманийцами. Этот палач хвастался тем, что двадцать ударов плетью, нанесенных им тасманийцу, оказывали ничуть не меньшее действие, чем тысяча ударов, сделанных кем бы то ни было. Слэйд изобрел даже специальный кнут из воловьих жил с рукоятью в два фута.
Сохранился журнал Слэйда, в котором имеются такие записи:
«Дж. О. (инициалы тасманийца) — за неисполнение службы, 12 плетей (мальчик). Кричал очень сильно.
В. Е. — за симуляцию болезни, 50 плетей. Больше вынести не мог.
Д. Д.— за злостное пренебрежение службой, 50 плетей. Заключенный сильно кричал. После 12 ударов началось сильное кровотечение».
В русском журнале «Знание» за 1872 год опубликована статья «История гибели тасманийцев», в которой сообщается: «Туземные (тасманийские) женщины нередко были похищаемы колонистами для удовлетворения сладострастия, а мальчики — для обращения в рабов грубых скуаттеров(фермеров)… Карротс, один из беглых каторжников, убил туземца, овладел его женой и, отрубив у мужа одну руку, повесил ее на шею плачущей жены, принуждая носить ее. Другой держал туземку в своей хижине на цепи, говоря, что хочет сделать ее ручной… Третий, завладевши девушкой, хотел цивилизовать ее, как он выражался, ежедневно по утрам отпуская ей сильную дозу ударов толстым бичом, употребляемым для быков, потом привязывал цепью к толстой колоде до своего возвращения домой… Однажды патруль из солдат и полицейских служителей, загнавши множество туземцев между двух отвесных скал, семьдесят человек из них убил, а мальчиков, скрывшихся в расщелинах, вытащив, умертвил, разбивая головы их о скалы. Многие снабжали тасманийцев отравленным ромом…»
Естественно, возникает вопрос: чем вызывались подобные зверства со стороны английских колонизаторов? Может быть, тасманийцы недружелюбно встретили непрошенных гостей? Нет, дело, конечно, не в этом. Имеются многочисленные свидетельства авторитетных наблюдателей о том, что тасманийцы отнеслись к первым европейцам в высшей степени дружелюбно и приветливо.
Известный французский ученый ла Биллардье следующим образом описывает свою первую встречу с тасманийцами: «Один из тасманийцев подарил мне ожерелье, сделанное из маленьких ракушек. Это украшение было единственным имуществом тасманийца, и потому его подарком мы были очень растроганы. Ожерелье тасманиец носил на голове в виде венка. Однако мы с сожалением заметили, что четверо юношей неотступно следят за нами. Один из них, самый здоровый, вскоре ушел в лес и тотчас вернулся к нам, держа в руках два длинных копья…» Но тревога ла Биллардье и его спутников оказалась напрасной: вооруженный юноша знаками дал понять, что его не следует опасаться: его «грозное» оружие будет использовано для защиты европейцев. Далее ла Биллардье описывает движение его группы по лесным дебрям в сопровождении тасманийцев; последние всячески старались облегчить путь белых гостей, расчищая им дорогу от нагромождений сухих ветвей и валежника.

Последний тасманиец…
Франсуа Перон, который также был одним из первых европейцев, посетивших Тасманию, отзывается о тасманийцах как о людях доверчивых, доброжелательных, приветливых. Свидетельств подобного рода весьма много.
Почему же все-таки английские колонизаторы истребили тасманийцев?
Дело в том, что появившиеся на острове в начале XIX века английские поселенцы стали обращать тасманийцев в рабов, в рабочий скот. Но тасманийцы были свободными людьми, они никогда не знали рабства, эксплуатация человека человеком была им неведома и представлялась чудовищной и недопустимой. И тасманийцы восстали против колонизаторов. Никакие пытки и тюрьмы, виселицы и расстрелы не могли сломить тасманийцев. Они предпочли смерть рабству и были истреблены все до единого.
Прогрессивные люди Англии считали и считают истребление тасманийцев позорнейшим преступлением, которое лежит на совести правящих эксплуататорских классов английского общества.
Видный английский историк первобытной культуры сэр Бальфур на одном научном собрании заявил по поводу тасманийской трагедии так: «Уничтожение этой интересной расы — одно из величайших пятен на гербовом щите нашей колониальной империи».
Английский писатель Герберт Уэллс в романе «Война миров» писал: «Жители Тасмании были уничтожены до последнего человека за пятьдесят лет истребительной войны, затеянной иммигрантами из Европы».
Весь тасманийский народ подразделялся на двадцать племен, каждое из которых в свою очередь состояло из нескольких родов численностью от тридцати до пятидесяти человек. Время от времени в поисках пищи — дичи, грибов, корений, ягод, съедобных трав и т. п. — племя меняло свое местопребывание.
Материальная культура тасманийцев характеризуется следующими особенностями.
Основными орудиями труда тасманийцев являлись каменные инструменты типа ручных рубил, которые были созданы человеком на заре истории и употреблялись еще питекантропом и синантропом. Эти грубые камни с острыми краями применялись тасманийцами для обработки деревянных орудий труда, а также для лазания по деревьям; с помощью рубил на стволах деревьев делались зарубки, и затем по этим зарубкам, накидывая на них веревку или сыромятный ремень, человек быстро взбирался на дерево.
В качестве скоблящих и режущих инструментов применялись также обломки раковин.
Тасманийцы весьма искусно изготовляли сумки и корзины из травы и волоса; эти сумки и корзины употреблялись в качестве посуды для хранения и переноски воды. Гончарного искусства тасманийцы еще не знали.
Особо нужно отметить громадное значение огня в производственной деятельности и в быту тасманийцев. Огонь широко применялся ими для массовых облав на кенгуру; поджигая сухую траву в местах скопления зверя, тасманийцы принуждали кенгуру бежать к определенному, заранее намеченному охотниками пункту, не охваченному огнем, где в засаде животных подстерегали охотники с копьями и дубинами. Охота производилась на кенгуру, валлаби (Валлаби — мелкое сумчатое животное типа кенгуру), опоссума (Опоссум — сумчатое животное величиной с обычную кошку), эму.
Домашних животных тасманийцы не знали.
Кроме охоты, большое значение имело собирательство; собирали коренья, плоды и молодые побеги растений, яйца птиц, ящериц, гусениц и личинок насекомых, грибы, наконец, в пищу тасманийцев входили раки, крабы, устрицы, улитки. Рыбу тасманийцы не ловили и в пищу ее не употребляли.
Привычное представление, согласно которому в первобытном обществе охотой занимаются мужчины, а собирательством — женщины, не подтверждается практикой тасманийцев; так, в облавных охотах на кенгуру тасманийки участвовали наравне с мужчинами, выполняя обязанности загонщиков. Что же касается охоты на тюленей и опоссума, то этот вид деятельности составлял по преимуществу область женского труда. Вообще наблюдатели единодушно отмечают трудолюбие тасманиек и то, что именно на них лежали основные тяготы труда.

Орудие труда и оружие тасманийцев…
Тасманийцы не имели постоянных жилищ, на временных стоянках они устраивали легкие шалаши из ветвей и древесной коры. Большую часть года тасманийцы ходили обнаженными, а в холод носили накидки из шкур кенгуру. По сообщениям некоторых наблюдателей, шкуры кенгуру были общественной собственностью, собственностью рода.
Для характеристики сознания тасманийцев самым надежным и достоверным свидетельством является их язык.
Известны четырнадцать словарей тасманийского языка, составленные различными авторами. Наибольшую ценность, само собой разумеется, представляют словари, составленные людьми, непосредственно общавшимися с тасманийцами и записавшими их живую речь, так сказать, с натуры. Большую роль играет и то обстоятельство, в какое время был записан тасманийский язык — тогда ли, когда тасманийцев еще не коснулось влияние европейцев, или после этого. Если руководствоваться приведенными соображениями, то наиболее достоверными следует признать словари Кука, Перона, Мак-Гери, ла Биллардье и Скотта, поскольку названные наблюдатели в течение более или менее длительного времени непосредственно общались с тасманийцами и записали живую тасманийскую речь так, как они ее слышали от самих тасманийцев, а не из вторых и третьих рук. Напротив, словари Миллигана и Валькера, как составленные ими преимущественно по записям других лиц, в большинстве случаев оставшихся неизвестными, не могут быть признаны достоверными. Словари Миллигана и Валькера изобилуют понятиями, которых тасманийцы до общения с европейцами не знали и не могли знать, такими, например, как «король», «начальник», «дверь», «корова», «ружье», «порох», «корабль» и т. д. и т. п. О каком порохе или короле могли знать тасманийцы до прихода на остров европейцев? Ведь тасманийцы не только не знали огнестрельного оружия, но не умели делать даже луков и стрел. О короле тасманийцы также не имели понятия, ибо у них не было не только королей, но и родовых вождей и вообще они не знали никакой административной власти.
Первое, что бросается в глаза при изучении тасманийского языка,— это бедность его словарного состава. Достаточно сказать, что тасманийский язык состоял всего из нескольких сот слов — от пятисот до шестисот у различных племен. Для сравнения отметим, что словари современных культурных народов (русского, китайского, английского, французского, немецкого и др.) состоят из нескольких десятков тысяч слов.
С точки зрения полноты и достоверности наиболее удовлетворительным является сводный англо-тасманийский словарь, составленный Генри Линг-Ротом на основании словарей Дове, Джорнингсона, Кука, Перона, ла Биллардье, Мак-Гери, Робертса и Скотта. Этот словарь составлен таким образом, что против каждого тасманийского слова указан соответствующий автор, записавший данное слово из уст тасманийцев. Сводный словарь Линг-Рота содержит четыреста шестьдесят пять английских слов и словосочетаний, которым более или менее точно соответствуют слова тасманийской речи.
Но, оказывается, нельзя считать, что разговорный язык тасманийцев исчерпывался несколькими сотнями слов, записанных составителями словарей. Живая тасманийская речь охватывала гораздо более широкий круг представлений, чем можно было бы предполагать, судя по словарному составу языка. Наблюдатели единодушно подчеркивают большое значение мимики, жеста и тональности в живой тасманийской речи; жест, мимика и тональность, сопровождавшие слово в речи, ставили произносимое слово в связь с обстоятельствами времени и места, расширяли и углубляли его понятийное значение.
К сожалению, авторы, подчеркивающие данное обстоятельство, не описывают тасманийской мимики и жестов.

Тасманийская корзина…
Что касается звуковых особенностей тасманийской речи, то большинство наблюдателей сходится на том, что это был музыкальный, выразительный и приятный на слух язык.
Нас, конечно, прежде всего интересует содержание тасманийского языка. Здесь сразу же бросается в глаза, что в этом до убожества бедном по словарному составу языке некоторым, и притом родственным, понятиям уделено по нескольку слов. Это относится в первую очередь к тем животным и растениям, значение которых в быту тасманийцев было особенно велико. Например, кенгуру, которое являлось одним из основных объектов охоты и потому, очевидно, привлекало особое внимание тасманийцев, пристально изучавших жизнь и повадки этого животного, посвящено четыре совершенно особых слова:
кенгуру убегающее — лина,
кенгуру, подымающее шум,— рина,
кенгуру с детенышем в сумке — кайджринана,
шкура кенгуру — бэйра.
Несколько слов посвящено воде; состояния и свойства воды выражены особыми словами:
вода свежая — лэина,
вода холодная — лэйтинна,
вода теплая — лэйна пиуниа,
вода соленая — лэйа нэйтиа.
В собирательском хозяйстве тасманийцев значительная роль принадлежала промыслу мелких морских и речных животных — крабов, раков, устриц. Соответственно этому в тасманийском языке имеются слова с различными корнями, обозначающими указанные понятия.
Трудовая деятельность и орудия труда тасманийцев представлены в их словаре весьма бедно, что вполне отвечает низкому уровню их общественного производства. Таких общих понятий, как «труд» или «работа», тасманийцы не знали.
Мы уже говорили, что тасманийцы подразделялись на двадцать племен, причем каждое из них обитало в определенном районе острова, считая данный район как бы своей «кормовой областью». Нарушение границ обитания племени считалось преступлением. Разобщенность племен зашла настолько далеко, что у каждого племени выработался свой диалект; наблюдатели свидетельствуют, что известны случаи, когда тасманийцы разных племен при встречах лишь с трудом могли понимать друг друга. Тем не менее некоторые слова на всех племенных диалектах звучали одинаково или почти одинаково. Такими общими для всех тасманийских племен словами являлись:
копье — пина, пиринна,
факел — пурина,
солнце — пьюджаннибрэйна,
звезда — тихбрэйна, тиджура.
По-видимому, эти слова сформировались в тасманийском языке в глубокой древности, еще до того времени, когда произошло языковое разобщение племен.
В особенности много слов в тасманийском языке посвящено человеку — характеристике его тела, возраста, характера.
Соответствующие обозначения имели внешние органы и части человеческого тела — голова, руки, ноги, уши, глаза, живот, рот, зубы, язык, ногти, волосы, а также некоторые, но далеко не все, естественные функции человеческого организма. Что же касается внутренних органов человеческого тела, то из них только сердце (ритина) обозначается специальным словом; оно приводится в словаре Гоймарди, но другими авторами не подтверждается.
Общественные и родственные отношения тасманийцев представлены следующими словами:
вожак, старшой — банджэйна,
отец — нунэйльмина,
мать — ньяджмина,
брат маленький — найта мина,
брат взрослый — паджейна,
сестра — наунтарина,
ребенок — паджита,
девочка — дибирэйна,
муж — паджейн нина,
жена — пайя лэнани,
сын — мэлинджина,
дочь — ньянтимина,
бабушка — айимина, уимина.
Понятия «дедушка», «дядя» и «тетя» в тасманийском языке отсутствовали. Дети тасманийцев называли отцом любого взрослого мужчину своего рода. Имеются свидетельства, что воспитанием молодого поколения тасманийцев с одинаковым старанием и терпением занимались все взрослые мужчины, считая всех детей своего рода своими кровными детьми. Наличие в тасманийском языке понятия «бабушка» и отсутствие понятия «дедушка» свидетельствует о том, что родственные связи у тасманийцев были более устойчивыми по женской, материнской линии и менее устойчивыми по линии мужской. Это вполне понятно, ведь брачные связи тасманийцев носили групповой характер, когда мужчины и женщины одного возрастного класса считались состоящими в браке; при этом, разумеется, действительный отец ребенка всегда оставался неизвестным.
Многие явления действительности и в особенности кровнородственные связи в языке тасманийцев представлены самостоятельными понятиями; многообразие этих понятий находится в точном соответствии со значимостью тех или иных явлений в жизни тасманийцев. Зато многие явления окружающего мира, непосредственно не затрагивающие практических интересов тасманийцев, не имеют обозначений или определений в их языке. Так, например, звезды на тасманийском языке не имеют собственных имен; тасманийцами различались лишь понятия «звезда большая» («марданна») и «звезда маленькая» («мурдин»).
При изучении тасманийского языка бросается в глаза замечательное обстоятельство: в нем совершенно отсутствуют слова, которые можно было бы отнести к мистике, религии, верованиям в «загробную жизнь», «духов», «душу» и т. п. Тасманийский язык не знает таких слов, как «бог», «дух», «душа», «святой», «грешник», «ад», «рай», «загробная жизнь», «ангел», «черт» и т. п.
В подтверждение этого приведем следующий факт. Когда большинство тасманийцев было уже истреблено, оставшиеся в живых — всего триста сорок человек — были вывезены с родной земли на небольшой остров Флиндерса и поселены в специально построенных для них бараках. Здесь последние представители несчастного народа вымирали от голода и болезней. Но лицемерие цивилизованных палачей беспредельно: колониальные власти решили позаботиться о «духовном воспитании» тасманийцев. С этой целью английский священник, по фамилии Уилкинсон, стал переводить на тасманийский язык главы из «Книги бытия» Библии, где рассказывается о «сотворении мира» и о «прародителях» рода человеческого. Уилкинсон получил в свое распоряжение словари тасманийского языка по всем племенным диалектам и в том числе словари из жандармского управления, которыми пользовались полицейские чиновники, когда допрашивали арестованных тасманийцев. Надо думать, что подобные полицейские словари составлялись весьма тщательно, со всеми подробностями. И несмотря на это, Уилкинсон оказался в весьма затруднительном положении: он не нашел в тасманийском языке таких слов, которые хотя бы отдаленно могли быть соотнесены с понятиями «дух», «бог» и «сотворение мира». Из этого затруднения священник Уилкинсон «вышел» следующим образом: слова «дух», «бог», «дух божий» и «сотворение мира» он оставил так, как они звучат по-английски; перевести их на тасманийский язык он не имел никакой возможности.
Вообще необходимо отметить, что в тасманийском языке не было слов для выражения таких общих (абстрактных) понятий, как «твердость», «теплота», «холод», «длина», «ширина», «округлость» и т. п. Чтобы сказать «твердый», тасманийцы говорили «как камень», вместо «высокий» они говорили «длинноногий» и т. д. При этом к словам они обычно прибавляли жесты, подтверждая знаком то, что хотели выразить звуками.
Некоторые буржуазные ученые (Леви-Брюль и др.) на основании этих и других особенностей языка отсталых народов сделали вывод, что первобытные люди вообще обладали каким-то особым строем мышления, совершенно непохожим на строй мышления цивилизованных народов и в особенности европейских народов. Они назвали это первобытное мышление пралогическим, т. е. нелогичным, неразумным. Этот взгляд на мышление первобытного человека совершенно неправилен и выражает собой не что иное, как высокомерие расистов, считающих, что подлинно разумными и действительно разумными являются лишь цивилизованные народы, а народы, отставшие в своем общественном развитии,— это скотоподобные дикари.
Изучением истории языков всех без исключения европейских народов доказано, что в более или менее отдаленном прошлом у всех народов не было общих понятий и что они формировались из простых представлений. Соответствующие примеры можно привести из языков греческого и латинского. Так, греческое слово «идеа» (идея) означает буквально физическую видимость предмета, латинское «сапиенс» (разум) — вкус тела, все то, что действует на нёбо. По-гречески «эйдос» — вид, физическая форма; от этого же слова произошло «эйдолон» — образ, призрак, идея; «фантазиа» — вид, внешняя форма и вместе с тем образ, идея; слово «сафес» означает ясный, очевидный, а слово «софиа» — знание, мудрость и т. д.
Строй мышления тасманийцев ничем не отличался от строя мышления европейцев; доказательством может служить тот факт, что тасманийцы без особых затруднений изучили и усвоили английский язык, овладели грамотой и читали английскую газету, которая издавалась специально для них. Английскому исследователю Клайву Торнбуллю удалось разыскать проспект (программу) этой газеты, которая издавалась колониальной администрацией для тасманийцев; к этому времени их осталось немногим более трехсот человек. Газета называлась «Туземная хроника», ее задача, как об этом говорилось в проспекте, состояла в том, чтобы «распространять христианство, цивилизацию и грамотность среди туземных обитателей острова Флиндерса».
Последние тасманийцы были обращены в христианство; им при крещении были даны английские имена: Томми, Адольф, Петер, Вальтер, Артур и т. п.; тасманийки носили даже такие «имена», как «принцесса Клара», «королева Елена», «принцесса Лолла» и т. п. Нет ничего удивительного в том, что христианизированные насильственным образом тасманийцы усвоили некоторые религиозно-мистические понятия, внушенные им европейскими священниками. Торнбулль приводит в своей книге протокол экзаменов по «закону божию», проводившихся в тасманийской школе на островеФлиндерса. Например, на вопрос экзаменатора «кто находится на небесах?» тасманиец, по имени Нептун, без запинки отвечал: «Бог, ангелы, хорошие люди и Иисус Христос…» Таким образом, тасманийцы с их «пралогическим» мышлением сравнительно легко усвоили не только европейский язык, но и религиозные понятия европейцев. Однако данные тасманийского языка, как уже говорилось, свидетельствуют о том, что до прихода европейцев тасманийцы были безрелигиозными людьми, в их сознании отсутствовали какие бы то ни было представления о сверхъестественном.Безрелигиозность тасманийцев объясняется не особым свойством их мышления, не тем, что их мышление было якобы животным, а не человеческим. Язык и мышление тасманийцев подтверждают, что религиозные понятия и представления отнюдь не являются извечными и «богооткровенными», что они возникают в сознании людей на определенной исторической ступени, а не внушаются «свыше». Человеческий род появился на земле без какой бы то ни было религии, сами люди создали своих богов по своему образу и подобию. На том уровне общественного развития, на котором находились тасманийцы (они жили в эпоху формирования материнского рода), различные превратные представления о жизни, о природе, о труде, об отношениях между людьми еще не приняли религиозной, мистической формы.
Итак, религии тасманийцы не знали.
Но если они были безрелигиозными людьми, то в чем же состояла их духовная жизнь? Были ли им знакомы искусство, мораль, знание? Или человек без религии подобен животному, безнравствен, лишен высоких духовных интересов? Именно это утверждают церковники.
Рассмотрим последовательно факты, касающиеся духовной и нравственной жизни тасманийцев, их искусства и знаний.
Начнем с нравственности тасманийцев. Выше уже говорилось, что, по единодушному мнению всех объективных наблюдателей, тасманийцы отличались в высшей степени доброжелательным и благородным характером. В этом отношении они отнюдь не представляют исключения среди народов первобытнообщинного образа жизни. Напротив, даже те буржуазные ученые, которые смотрят на цветные народы свысока и считают их пригодными лишь для черной, подневольной работы на рудниках да на плантациях, вынуждены признать, что в нравственном отношении так называемые дикари часто оказываются выше, чем многие цивилизованные европейцы. В качестве иллюстрации сошлемся на известного английского ученого — историка первобытной культуры Эдуарда Тэйлора, который собрал большой материал о состоянии нравственности у первобытных народов. «На Вест-Индских островах,— писал Тэйлор,— где впервые высадился Колумб, жили племена, которых считали самыми мягкими и доброжелательными во всем человечестве. Путешественник Шомбургк, хорошо знавший домашнюю жизнь воинственных караибов, рисует картину их нравов, когда они не были еще испорчены пороками белых людей; он видел среди них мир и веселье и простую семейную привязанность, неподдельную дружбу и признательность, не терявшие своей искренности от того, что они не выражались громкими словами; цивилизованному миру,— говорит он,— не приходится учить их нравственности. На другом полушарии,— продолжает Тэйлор,— голландский исследователь Копс дает весьма сходное с предыдущим описание папуасов в Дори; он говорит об их кротости, их наклонности к правде и справедливости, об их твердых нравственных правилах… они не запирают домов, так как воровство у них считается тяжким преступлением и встречается весьма редко» (Э. Тэйлор, Антропология, М.— П., 1924, стр. 296).
Первыми европейскими поселенцами на Тасмании были уголовные преступники — бандиты, воры, убийцы, отбывшие длительные сроки тюремного заключения в Англии и вывезенные в пожизненную ссылку на этот уединенный остров. Прибывшие на остров бандиты и насильники попытались склонить тасманиек к проституции. Однако тасманийки обладали весьма устойчивыми понятиями о женской чести и верности, склонить их к разврату было невозможно. Между тем никаких религиозных установлений и заповедей, касающихся семейной жизни и семейной нравственности, тасманийцы не знали, как не знали они религии вообще.
Другой пример. Наблюдатели единодушно свидетельствуют, что до прихода колонизаторов у тасманийцев не было никакой администрации, не было даже вождей. В тех случаях, когда это было необходимо (массовые облавные охоты на кенгуру и пр.), наиболее сильный, смелый и сметливый мужчина становился главой и организатором соответствующих коллективных операций. После выполнения задачи этот временный вождь возвращался к своим обычным занятиям. Впоследствии, когда английские колонизаторы начали планомерное и систематическое истребление тасманийцев, последние, убедившись, что им угрожает гибель, все как один выступили на борьбу против насильников и убийц. Была забыта племенная рознь, племена объединились, во главе легких, подвижных отрядов встали наиболее отважные и опытные воины. Вооруженные деревянными дубинками, копьями и камнями, повстанцы нападали на английских солдат и поселенцев, сжигая их дома, убивая и угоняя их скот. В течение семи лет — с 1818 по 1825 год — тасманийские отряды совершили сто двадцать одну наступательную операцию.
По свидетельствам самих англичан, в тех случаях, когда тасманийцы оказывались победителями, они не позволяли себе никаких насилий и надругательств над белыми женщинами. Рассказывают, например, такой случай. Отряд повстанцев окружил дом, в котором оказалась только одна англичанка, муж ее сбежал от повстанцев. В то время как решался вопрос, убивать пленную или не убивать, один пожилой тасманийский воин заметил, что женщина накануне родов, и этого было вполне достаточно, чтобы дикари удалились, не причинив белой женщине никакого вреда. Автор обзора, в котором описан приведенный факт, восклицает: «…этот факт сделал бы честь всякой нации, гораздо более цивилизованной!»
По нашему мнению, в описанном эпизоде раскрыто нравственное отношение тасманийцев к женщине: этот народ жил на стадии формирования материнского рода, в котором женщине принадлежит ведущая роль. С точки зрения тасманийца, убивать беременную женщину нельзя, это безнравственно и преступно, ибо она — мать, от ее жизни зависит жизнь нового поколения.
Нравственные нормы и понятия тасманийцев складывались в течение многих тысячелетий. Нравственность тасманийцев являлась выражением тех реальных условий общественного быта, которые воспитывают в человеке чувство внутреннего долга перед коллективом, способность пойти на любую жертву ради общего дела, чувства доверия и привязанности к соплеменникам. Для человека, живущего при общинно-родовом строе, нет наказания более тяжкого, чем изгнание из рода: подобное наказание равносильно смерти.
О высоких нравственных качествах человека первобытно-коммунистической формации Ф. Энгельс говорил так: «А каких мужчин и женщин порождает такое общество, показывает восхищение всех белых, соприкасавшихся с неиспорченными индейцами, чувством собственного достоинства, прямодушием, силой характера и храбростью этих варваров» (Ф. Энгельс, Происхождение семьи, частной собственности и государства, стр. 99).
Для воспитания у подрастающего поколения соответствующих волевых и нравственных качеств у первобытных народов существует своя педагогическая система.
По достижении юношеского возраста все молодые люди племени на более или менее продолжительный срок подвергаются строжайшей изоляции от женщин и детей и поступают под особый надзор мужчин и стариков. Юношей уводят на несколько недель или даже месяцев в какую-нибудь глухую и удаленную местность. Там их учат владеть оружием в бою и на охоте, воспитывают выносливость и безоговорочное повиновение старшим, сообщают обычаи племени и правила поведения.
Вот что рассказывает о таком воспитании известный ученый Поль Лафарг, занимавшийся первобытной культурой: «у базутов и бечуанов (южноафриканские племена.— В. 3.) обряд обрезания совершается в возрасте от 13 до 14 лет. Он превращает детей в мужей. Этот обряд, который совершается лишь раз в 5—6 лет, имеет такое важное значение, что бечуаны ведут по нему свое летоисчисление, как древние греки по Олимпиадам. Молодые люди, которых таким способом «делают мужами», как бы замышляют бунт, как только они узнают, что наступило время для совершения обряда, и убегают в леса; воины преследуют их в полном вооружении и при шумных плясках приводят инсургентов, что служит сигналом для начала празднества. На следующий день строят хижины, так называемые «мапато» (тайна, тайник), в которых молодые люди после обрезания, под руководством особых наставников, проводят от 6 до 8 месяцев, обучаясь употреблению оружия и метанию копий, здесь же они научаются владеть дубиной и отражать удары четырехгранным щитом. Они закаляют свое тело, приучаясь переносить голод, боль и усталость. Словом, они здесь учатся искусству быть мужем и воином. Их подвергают продолжительному посту, многочисленным и безжалостным бичеваниям, и в то время, когда прутья со свистом опускаются и въедаются в их голые тела, менторы поучают их: «Крепитесь! Будьте мужами! Избегайте воровства и прелюбодеяния! Почитайте отца и мать! Слушайтесь своих предводителей!» Наставник имеет право убить каждого молодого человека, который делает попытку уклониться от этого ужасного воспитания, кончающегося гибелью слабых. Женщинам строжайше воспрещено подходить на близкое расстояние к «мапато», но каждый мужчина имеет право войти в хижины и к ударам и поучениям наставников присоединить и свои» (П. Лафарг, Очерки по истории культуры, М,—Л., 1926, стр. 170).
Бечуанская система воспитания подрастающего поколения типична для первобытного общества. Жестокость, с которой пресекались всякие эгоистические устремления при первобытнообщинном строе, способная вызывать у нас чувство негодования, была тем не менее объективно необходима и неизбежна: первобытная община могла существовать лишь при условии строжайшего соблюдения ее членами интересов общины как целого.
Относительно воспитания подрастающего поколения у тасманийцев известно следующее. По сообщениям европейских наблюдателей (Дэвис, ла Биллардье и др.), тасманийских подростков-мальчиков часто можно было видеть за практическими занятиями по метанию маленьких копий в цель, что происходило обычно под руководством взрослых мужчин. Ла Биллардье отмечает послушность и дисциплинированность малышей и их нежную привязанность к взрослым; он отмечает также любовное отношение взрослых тасманийцев к детям. Бонвик свидетельствует, что в деле воспитания главное внимание уделялось мальчикам. Те же авторы утверждают, что у тасманийцев существовали правила, или обычаи, посвящения юношей в мужчины, подобные тем, какие были описаны выше у бечуанов. К сожалению, в подробностях эти обычаи неизвестны. Известно лишь, что по достижении половой зрелости тасманийский юноша подвергался ряду испытаний и как охотник и как воин. После окончания испытаний мужчины старшего поколения делали на плечах, бедрах и груди посвященного специальные надрезы, и, когда раны заживали, у молодого мужчины образовывались на указанных местах тела симметрично расположенные шрамы. Возможно, что эти шрамы (их количество, форма и порядок расположения) были не только свидетельством зрелости и перехода юноши в группу взрослых мужчин, но и указывали на принадлежность к определенному племени.
Все наблюдатели единодушно подчеркивают, что основные заботы по воспитанию подрастающего поколения в период младенчества, отрочества, подросткового возраста лежали на женщинах. Что же касается самих тасманиек, то их верность материнскому долгу, их скромность и трудолюбие засвидетельствованы множеством авторов.
Значительный интерес для характеристики духовной жизни тасманийцев представляют данные об их отношении к искусству. По свидетельству Ф. Перона, тасманийцы любили хоровое пение и были очень восприимчивы к европейской музыке. Однажды Перон и его спутники стали хором распевать перед тасманийцами «Марсельезу»; те вначале были несколько встревожены и удивлены бравурной мелодией, но через несколько мгновений удивление слушателей сменилось напряженным вниманием; тасманийцы прервали еду. Заключительные такты французского национального гимна вызвали восхищение тасманийцев; возгласы бурного одобрения не оставляли никакого сомнения в том, что им очень понравилась «Марсельеза». Один из них — юноша — свой восторг выразил тем, что обеими руками схватился за свою голову и, раскачиваясь всем телом в такт мелодии, стал напевать заключительные ноты французского национального гимна.
«После этой сильной и воинственной музыки,— сообщает далее Перон,— мы пели некоторые из наших маленьких нежных и веселых песенок; тасманийцы проявляли полное понимание истинного духа и смысла этих песенок, однако воспроизвести их тасманийцам не удалось».
Подобную же историю рассказывает другой европеец, общавшийся с тасманийцами,— англичанин Биллифайн. Однажды, по его словам, один из европейцев начал исполнять веселые песенки перед тасманийками; женщины слушали его с огромным вниманием. Когда певец кончил,тасманийки принялись воспроизводить европейские песенки в очень приятной и оригинальной манере.
С другой стороны, ла Биллардье утверждает, что игра на скрипке не нравилась тасманийцам.
Восприимчивость тасманийцев к европейской музыке объясняется тем, что у них было довольно высоко развито свое песенное творчество. По свидетельствам многочисленных очевидцев, песенные мелодии тасманийцев отличались меланхоличностью, минорностью.
Довольно часто, в периоды полнолуния, тасманийцы устраивали шумные ночные игрища, так называемые корробори. Тасманийские корробори заключались в песнях и плясках под музыку. Оркестр состоял из барабана, сделанного из шкуры кенгуру, и нескольких деревянных трещоток. Время от времени музыканты с особым ожесточением начинали бить в барабан и стучать палками, что сразу же вносило оживление в ряды танцоров и хористов.
Английский священник Ли, которому довелось несколько раз наблюдать тасманийское корробори и который считал эти ночные увеселения «бесовскими сборищами», тем не менее признает, что тасманийские песни могли быть выслушаны европейцем с наслаждением и что голоса певцов были приятными, а мелодии — выразительными.
Удачная охота и последующий сытный ужин также бывали поводом для устройства шумного веселья, которое начиналось после заката солнца у пылающего костра. Это были песни и пляски сытых тасманийцев.
Некоторые тасманийские песни записаны дословно. Вот подстрочный перевод одной из них, ее пели женщины при выходе на коллективную охоту:
Замужние женщины ищут кенгуру.
Эму бежит в лес.
Шумный кенгуру бежит в лес.
Молодой эму. Маленький кенгуру.
Сосунок кенгуру.
Валлаби. Белый валлаби.
Маленький опоссум. Круглохвостый опоссум и т. д.
Сведениями о музыке, пении и плясках не исчерпываются сообщения наблюдателей о начатках искусства у тасманийцев. Имеются достоверные описания изобразительного искусства тасманийцев. Перон, Уэст, Робинзон, Кальдер и другие наблюдатели сообщают, что им приходилось видеть рисунки тасманийцев, сделанные углем на коре. Рисунки изображали охоту на кенгуру и другие моменты жизни тасманийцев, а также окружающую их природу. Конечно, эти рисунки были очень простыми, грубыми.
Много внимания уделяли тасманийцы украшению своего тела; косметикой занимались все: и мужчины и женщины. По сообщениям Кука, Дэвиса и Бэкгоуза, тасманийцы носили на шее по нескольку нитей, сделанных из шерсти животных, на голове — венки из полированных ракушек, на ногах — узкие полоски шкуры кенгуру, связанные вокруг лодыжек. Известны также ожерелья из сухожилий кенгуру, окрашенные красной охрой. Ожерелья из полированных ракушек, нанизанных на волосяную нить или на сухожилие кенгуру, достигали порой длины в два метра. Изготовление подобных украшений требовало высокого мастерства и подлинного искусства: каждую ракушку тщательно полировали и затем просверливали в ней тонкое отверстие. Несколько ожерелий хранятся в тасманийском музее в Габортоне и до сих пор вызывают восхищение знатоков ювелирного дела, свидетельствуя вместе с тем, что тасманийцам было свойственно чувство красоты и изящества.
Несколько своеобразными были представления тасманийцев о красоте лица; так, они раскрашивали лицо желтой или красной охрой, смешанной с жиром. Некоторые европейцы считали, что подобная «косметика» придавала тасманийцам весьма непривлекательный вид. Но о вкусах не спорят: важно то, что у тасманийцев уже существовали собственные представления о красоте человеческого тела.
В представлениях тасманийцев о красоте, в их изобразительном, песенном, танцевальном и музыкальном искусстве также нет следов какого бы то ни было влияния религии, веры в «загробный мир», в «чудеса». Это еще раз подтверждает, что искусство, как и стремление к красивому и изящному, складывалось у людей без какого бы то ни было влияния религии и задолго до ее возникновения.
То же самое можно сказать и о начатках знания, которые составляют предысторию науки.
На вопрос «существовало ли у тасманийцев знание?» может быть только один ответ: да, существовало. Разумеется, при этом необходимо оговориться, что мы здесь имеем в виду не знания, изложенные в учебниках и руководствах. Под знанием мы понимаем не только научное объяснение явлений объективного мира, но и накопленные практическим путем навыки разумной, целенаправленной трудовой деятельности. Конечно, между разумными, целенаправленными трудовыми навыками и научным пониманием явлений объективного мира дистанция огромного размера. Многие виды трудовой деятельности людьми были усвоены на много тысячелетий раньше, чем были поняты те законы природы, на которых основаны соответствующие виды труда. Например, в незапамятные времена люди научились добывать огонь путем трения друг о друга двух кусочков сухого дерева, но то, что происходит при этом трении (скажем, в каком отношении находится механическое движение к тепловому и т. п.), это стало известно сравнительно недавно, в XIX веке. Другой пример. У многих первобытных народов в качестве лечебного средства применяется кровопускание, но те процессы, которые происходят в человеческом организме при кровопускании и приводят к выздоровлению больного, выяснены только в настоящее время.
Однако, несмотря на это, научное знание нельзя отрывать от практической деятельности людей: оно возникает на основе практики, практикой обусловлено и в конечном счете является ее теоретическим обобщением.
С другой стороны, элемент знания присутствует даже в самой примитивной трудовой деятельности. Казалось бы, нет ничего проще, чем сделать лук и стрелы. Но изготовление их предполагает долго накапливаемый опыт, изощренные умственные силы, а также знакомство со многими другими изобретениями.
Мы начнем рассмотрение знаний тасманийцев с той области, которая имеет ближайшее отношение к жизни людей,— с медицины. Существовала ли у тасманийцев эта область знания? Да, существовала.
Тасманийцы часто страдали простудными и желудочно-кишечными заболеваниями, в том числе заболеваниями заразными. В качестве лечебного средства они применяли кровопускание.
Если тело больного покрывалось сыпью или гноящимися струпьями, то в таких случаях применялось прижигание пораженных мест раскаленным камнем или присыпание горячей золой.
Трудно, конечно, допустить, что тасманийцы по-настоящему разбирались в том, какое именно действие на человеческий организм оказывают применявшиеся ими способы врачевания, но чисто практическим путем они установили, что кровопускание и прижигание облегчают состояние больного или даже приводят к полному выздоровлению.
Но наряду с применением таких способов лечения болезней, которые признаются современной медицинской наукой, у тасманийцев бытовали и явно вздорные представления. Например, в качестве охранительного средства от болезней тасманийцы носили на шее кости рук, ног, челюсти и даже целые черепа умерших друзей или родственников.
Несколько забегая вперед, здесь уместно отметить, что колдовство (первобытная магия) в своих истоках было связано с первобытной медициной. В первобытной врачевательной магии самым причудливым образом сочетались практически оправдавшие себя способы лечения болезней и совершенно фантастические, вздорные и никчемные приемы колдовства и чародейства. Первобытная магия родилась на почве глубочайшего невежества наших далеких предков. Как раз первые намеки на зарождающуюся веру в колдовство мы и наблюдаем у тасманийцев. Конечно, это еще не религия в точном значении этого слова, но это уже становление религии (Автор понимает под религией сложившуюся «систему понятий, представлений, чувствования и культа». С этой точки зрения отдельные фантастические, представления, которые существовали у тасманийцев, еще не составляют религии «в точном значении этого слова». Здесь автор расходится со многими советскими и иностранными исследователями, в той или иной форме признающими существование религии у тасманийцев).
К числу величайших завоеваний, совершенных человеком на заре своей истории, относится освоение огня.
Ф. Энгельс, как никто другой до него, оценил значение этого технического открытия первобытного человека, открытия, которое по своему влиянию на судьбы человечества намного превосходит значение открытия электричества и может быть поставлено вровень лишь с открытием внутриядерной энергии и способов ее использования.
Об освоении огня первобытным человеком Ф.Энгельс писал: «Какие бы достижения ни предшествовали открытию огня.., но только научившись добывать огонь с помощью трения, люди впервые заставили служить себе некоторую неорганическую силу природы. Какое глубокое впечатление произвело на человечество это гигантское, почти неизмеримое по своему значению открытие, показывают еще теперешние народные суеверия… Долго спустя после того, как людям стали известны другие способы получения огня, всякий священный огонь должен был у большинства народов добываться путем трения. Еще и поныне в большинстве европейских стран существует народное поверье о том, что чудотворный огонь (например, у нас, немцев, огонь для заклинаний против поветрия на животных) может быть зажжен лишь при помощи трения. Таким образом, еще и в наше время благодарная память о первой большой победе человека над природой продолжает полубессознательно жить в народном суеверии, в остатках язычески-мифологических воспоминаний образованнейших народов мира» (Ф. Энгельс, Диалектика природы, М., 1955, стр. 80—81).
Тасманийцы знали огонь; они не только умели пользоваться им в быту (обогрев и освещение), в общественном труде (коллективные охоты на кенгуру с применением огня), но умели и добывать его.
Любопытно, что тасманийцами была создана поэтическая легенда о происхождении огня. Она была записана европейцами со слов одного тасманийца, жившего в Устричном заливе острова Тасмания. Содержание легенды таково. Когда-то давно-давно люди не знали огня. Но вот два парня решили подняться на высокую гору, чтобы снять с неба звезду и принести огонь. На вершине горы они встретили стариков, которые пожалели своих бедных соотечественников и сбросили им огонь. Парни испугались и убежали с горы. Вернувшись к племени, они научили людей добывать огонь из дерева. Потом эти двое парней ушли за облака и поныне находятся там: похожие на две звезды, они хорошо видны в ясную ночь.
В подтверждение основного смысла легенды, по которому в сознании тасманийцев происхождение огня связывалось со светом солнца, луны и звезд, укажем на тот факт, что слова, обозначающие пламя, солнце, луну и звездочку, на тасманийском языке у некоторых племен звучат весьма сходно: пламя — лапэйтин, луна — латэйн, солнце — лайна.
Многие наблюдатели, описывавшие способы добывания огня тасманийцами, указывают, что тасманийцы действовали при этом со строго определенной последовательностью. Как сама технология, так и орудия для добывания огня — палка, дощечка, сухая древесная пыль и немного древесной смолы — все это открывалось в процессе практики и передавалось из поколения в поколение. Это было знание в самом подлинном и глубоком значении этого слова.
У тасманийцев существовала арифметика, правда самая простая: они вели счет на пальцах и умели считать до десяти. Таким образом, мы можем сказать, что исторические истоки математики уходят в отдаленнейшее прошлое — в древний каменный век.
Подводя итоги сказанному относительно нравственности, искусства и знаний тасманийцев, мы можем заключить, что уже в незапамятно давние времена, в ту эпоху истории человечества, которая называется ориньякской эпохой древнего каменного века и которая отдалена от нашего времени примерно на тридцать тысяч лет, люди были вполне нравственными существами, знали и любили искусство и красоту, обладали начатками знаний, но религии у них еще не было.
В завершение рассказа о тасманийцах мы рассмотрим некоторые факты, касающиеся их быта.
Выше уже говорилось, что существует распространенный взгляд, будто погребальные обычаи всегда и обязательно связаны с религиозными верованиями, в частности с верой в «загробную жизнь». Такое толкование не соответствует истине. Обычай погребения намного древнее религии.
Погребальные правила тасманийцев известны достаточно подробно. В этих правилах бросается в глаза прежде всего отсутствие каких бы то ни было определенных обычаев. В одном случае тело умершего, как только смерть считалась очевидной и бесспорной, сжигали на костре. В другом случае, когда смерть казалась сомнительной, покойника уносили в глухую местность и там оставляли в дупле дерева. Через некоторое время родственники покойного, убедившись, что он действительно мертв, сжигали тело на костре. С остатками пепла тасманийцы поступали по-разному: или собирали в кучку и присыпали землей, или уносили его с собой как лечебное средство от болезней. В этом случае уже проявляется вера в силу колдовства, здесь уже первые начатки первобытной магии.
Многие европейцы, видевшие тасманийские погребения, тщательно расспрашивали тасманийцев об их воззрениях на «загробную жизнь», пытаясь обнаружить в их сознании хотя какие-нибудь представления о «загробной жизни». Однако оказалось, что тасманийцам были совершенно чужды подобные представления. Это еще раз доказывает, что погребальные правила намного древнее религии, что первоначально они сложились на практической, а не на религиозной почве. Здесь могли играть решающую роль стремление к чистоте, отвращение к разлагающемуся трупу и т. п.
Крупнейший советский ученый, историк первобытного общества П. П. Ефименко так пишет относительно тасманийцев: «У тасманийцев, которых многие этнографы склонны считать одной из наиболее отставших в своем развитии народностей земного шара, религиозные представления, видимо, не сложились еще в какие-нибудь определенные формы» (П. П. Ефименко, Первобытное общество, К., 1953, стр. 252).
Возникновение религии не было единовременным актом. Религию в ее первобытной форме никто не изобретал, не выдумывал и не устанавливал. Формирование религии было процессом медленным и постепенным. Тасманийцы находились на той стадии общественного развития, когда религии как системы понятий, представлений, чувствования и культа еще не было, но отдельные разрозненные превратные представления, которые входят в религию, уже появились. Иными словами, тасманийцы являют собой пример той стадии общественного развития, когда происходит становление религии.