Давня географія та картографія Європи
Російська
На жаль, цей запис доступний тільки на
Російська.
К сожалению, эта запись доступна только на
Російська.
Из-за гибели почти всей финикийской литературы первыми известиями о Южной Европе и прилегающих островах мы обязаны грекам. Как и финикийцы, греки селились у моря, и долго еще их познания о других странах ограничивались побережьем. В частности, в Италии «…сначала первооткрыватели знали только разрозненные участки берегов и считали их, иногда правильно… отдельными землями, то есть, как позднее стали говорить, островами… Подлинными предшественниками географов были античные историки, положившие начало страноведению, из которого и выросла описательная география — в отличие от «математической» географии, предшественниками которой были философы» (Г. Ниссен). И действительно, первые дошедшие до нас описания «варварских» стран Европы дали историки: Геродот — Скифии, Полибий — Испании, Тацит — Британии и Германии.
Агриппа и его карта
Марк Випсаний Агриппа, не принадлежавший к римской знати, выдвинулся во время борьбы за власть Октавиана Августа. Он руководил постройкой военных кораблей и базы для них (у северо-западного берега Неаполитанского залива), организовал набор 20 тыс. гребцов из отпущенных на волю рабов и в 36 г. до н. э. наголову разбил Секста Помпея у северо-восточного берега Сицилии. В 31 г., командуя эскадрой из 260 легких судов, он разгромил 230 тяжелых кораблей египетского флота Антония и царицы Клеопатры в северо-восточной части Ионического моря. А в 20—19 гг. до н. э. Агриппа, фактически руководя походами в Северную Испанию, которые формально возглавлял Август, окончательно завоевал Кантабрию и Астурию — области, расположенные на обоих склонах Кантабрийских гор и населенные непокорными племенами кельтиберов и кельтов.
Как флотоводец, Агриппа хорошо ознакомился со всем южным побережьем Европы, с Сицилией и островами Ионического моря. Как полководец, он не раз пересекал Италию, Галлию и Испанию, руководил там постройкой дорог и в военное время, и с наступлением «римского мира», для поддержания которого хорошие дороги были необходимы. Высоко ценя таланты своего сподвижника, Август породнился с ним — выдал за него замуж, когда он овдовел, свою овдовевшую дочь Юлию-старшую.
Агриппа прославился и как собиратель громадного географического материала. Более чем двадцать лет поступали к нему донесения военных разведчиков, отчеты дорожных строителей и землемеров, а также, по-видимому, итинерарии (путеводители) и периплы (описания береговых плаваний). Этот материал Агриппа обрабатывал для создаваемой им первой карты империи и сопредельных с ней стран. После его смерти (12 г. до н. э.) эту работу продолжала его сестра, а довел до конца Август в последние годы своей жизни, как сам император указывал, «по решению и запискам Марка Агриппы».
Карта Агриппы не сохранилась, как и его записки (30— 12 гг. до н. э.), где даны исчисленные пути через империю — результат римских военных походов. Но по-видимому, именно эта карта сильно повлияла на позднейшие изображения Европы (До нас дошла вычерченная на пергаменте в средние века неполная копия своеобразной карты, составленной по римскому итинерарию около 23Э г. В начале XVI в. аугсбургский патриций Конрад Пейтингер приобрел эту копию; отсюда ее название «Пейтингерова таблица». Карта состояла из 12 равных частей (первая часть — чертеж западной окраины империи, в том числе Британии и Испании — утеряна). Это большой пергаментный свиток длиной более б 1/2 м, а шириной около 30 см, на который нанесены береговые линии, реки, горы, названия стран, народов и городов. Единого масштаба нет ни для отдельных отрезков, ни внутри отрезков.
Морские расстояния между противолежащими берегами составителя не интересовали (для кормчих изготовлялись периплы), поэтому моря, заливы и проливы показаны на таблице, как правило, в виде «рукавов» примерно одинаковой ширины). Агриппа развернул границы античной географии, включив в нее часть Западной Европы, ранее неизвестной.
Цель карты Агриппы, по словам Плиния,— наглядный показ места на Земле, которое занимала империя, для прославления Августа. Карта, как она представляется извлечениями из записок Агриппы у Страбона и особенно Плиния, давала контурное изображение империи Августа. Кроме очертаний берегов на нее были нанесены реки от верховьев до устья и города — в результате обмера расстояний между ними (В итинерариях давались названия станций и расстояния между ними, точно измеренные в римских провинциях по милиариям (каменным дорожным столбам)) или же, если таких материалов у Агриппы не было, способом оценки расспросных данных. Для того времени это был «географический источник первого ранга» (Г.Ниссен).
Однако, как на всех вообще древних картах, у Агриппы не было никакой, в сущности говоря, орографии, никакой подлинной картографической характеристики рельефа: даже такие горные цепи, как Апеннины и Альпы, которые римляне многократно пересекали во всех направлениях и обходили вдоль обоих склонов, изображались символическими линиями.
Страбон
Сочинения древнейших географов-страноведов, к которым (очень условно) можно отнести и авторов периплов, дошли до нас в позднейших извлечениях и пересказах, нередко тенденциозно искаженных, как, например, путешествие Пифея у Страбона. Именно этот малоазийский грек прославился как первый специалист-страновед, автор законченной около 7 г. до н. э. монументальной «Географии» в семнадцати книгах, из коих восемь отведены описанию материковых стран и островов Европы.
Только в двух описанных им странах Европы — в Греции (у Коринфского перешейка) и в Италии — Страбон сам побывал, хотя очень гордился размахом своих странствий: «Я сам совершил путешествия к западу от Армении вплоть до областей Тиррении, лежащих против Сардинии, и на юг — от Ев-ксинского Понта до границ Эфиопии. Среди других географов, пожалуй, не найдется никого, кто бы объехал намного больше земель из упомянутых пространств, чем я… Тем не менее большую часть сведений, как они, так и я, получаем по слухам…» (И, 5, §11).
Дж. Томсон отмечает, что «географию Британии Страбон чрезвычайно искажает, поскольку …отвергает все, что говорил Пифей… Ирландию он помещает где-то неопределенно к северу от Британии …а Британию отодвигает далеко к югу… так что ее южная сторона получается самой длинной и… параллельной якобы прямому побережью Галлии (Томсон ссылается на следующие слова Страбона: «Ведь этот остров [Британия] на всем своем протяжении лежит параллельно всей Кельтике [Галлии], напротив нее…» (II, 5, § 28)). (Напротив, карта Агриппы показывает Бретонский выступ…)» Галлия слабо описана Страбоном: книгой Цезаря «…он пользуется небрежно и не всегда из первых рук».
Описывая Пиренейский полуостров, Страбон привлекал тогда уже несколько устаревшие данные Полибия и двух авторов, побывавших на рубеже Л—I вв. до н. э. в Испании, чьи труды утрачены, — Артемидора Эфесского и разностороннего ученого Посидония Родосского.
На Апеннинском полуострове Страбон знал по личным наблюдениям только путь из Рима в Бриндизи, гавани Кампании и берега Этрурии до мыса Популония (43° с. ш., 10° 30′ в. д.) («Под мысом находится наблюдательный пункт за ходом тунцов. Смотря вниз из города, можно издали, хотя и с трудом, различить Сардон и ближе Кирн [Сардинию и Корсику]… Гораздо лучше Кирна виден остров Эфалия [Эльба]… Я сам видел их, когда мне пришлось подниматься к Популонии…» (Страбон, V, 2, § 6). Сомнительно, чтобы он видел Сардинию, чей ближайший (и притом невысокий) пункт находится в 200 км от мыса). Однако «…Италию он описывает блестяще, используя лучшие греческие источники — Полибия, Посидония, ранних хронистов… для берегов — Артемидора, привлекает и латинскую литературу. …Слабее, чем Италию, но гораздо лучше, чем Элладу, он описывает… Альпы, главным образом по По-либию» (Г. Ниссен).
Страбон не знает почти ничего о Северной Европе и очень мало и смутно — о Центральной. О рельефе Западной Германии он имеет самое общее и не очень верное представление: «…Страна эта поднята по направлению к югу и образует горную цепь, которая соединяется с Альпами и тянется на восток, составляя как бы часть Альп… Однако горные вершины в этой стране не достигают такой высоты» (VII, 1, § 3).
По Страбону, Эльба течет на север к океану «приблизительно параллельно» Рейну, пересекая не меньшую территорию; между ними «в том же направлении» текут Эмс и Везер. Однако, хотя Страбон и писал по свежим следам римских походов в Германию на рубеже нашей эры, он относит к таким параллельным рекам также Луппе — правый, широтный приток Рейна — и считает самостоятельной рекой Заале — левый приток Эльбы («Альбия»).
О восточной части Центральной Европы и северных странах Страбон ровно ничего не знает: «…Северные германцы населяют океанское побережье. Известны, однако, только те племена, что живут от устьев Рена до Альбия. Области же за Альбием близ океана нам совершенно неведомы. Действительно, я не знаю никого, кто бы совершил это прибрежное плавание в восточные области вплоть до устья Каспийского моря (Страбон считал Каспий заливом Северного океана); и римляне еще не проникали в земли за рекой Альбием; равным образом и сухим путем никто не проходил туда» (VII, 2, § 4).
Почти общее мнение историко-географов: Страбон слабо описал Европу, кроме Италии. Но все без исключения признают: только благодаря его «Географии» до нашего времени дошла большая часть того, что узнали о Европе к началу на шей эры греки и римляне. «Если бы не было этой работы, осветить историю развития географии было бы невозможно»,— заключает даже такой в общем сердитый критик Страбона, как англичанин Дж. Томсон. А немецкий историко-географ К. Кречмер пишет о Страбоне: «…Все же благодаря этому эклектику и слепому последователю Гомера, которого он считал великим географом, до нас дошли мнения многих географов, в том числе и тех, кого он поносил».
Помпоний Мела
Младшим современником Страбона был уроженец крайнего юга Испании Помпоний Мела, писавший по-латыни; он был первым латинским географом, чья небольшая «Хорография» (Это сочинение известно также под названием «De situ orbis» (русский перевод — «О положении Земли»)), законченная в 40-х годах н. э., полностью дошла до нас. Большая часть «Хорографии» отведена Европе. Описывает Мела главным образом южные и западные берега материка и острова (часто дважды). У него мало нового географического материала, за двумя, правда очень ценными, исключениями: Мела гораздо лучше, чем Страбон, знает атлантическое побережье материка и, доверяя Пифею, менее искажает его известия о Северо-Западе.
Мела дает особые названия двум частям единого Мирового океана, омывающим Европу: на севере ее границей является «Британский», на западе — Атлантический океан. А его громадный залив — «Наше море» (Средиземное) со всеми его «проливами и расширениями» — до «большого болота… Меотиды» («У входа в Меотиду берег Азии своим контуром напоминает клин» (I. 2) — первое четкое указание на Таманский полуостров) и река Танаис являются южной и восточной границами Европы.
Не выяснено, откуда Мела получил материал об атлантическом побережье Испании и Галлии от Гибралтара до Ла-Манша. Вряд ли он сам плавал на север; вероятнее, что он собрал сведения у мореходов из Кадиса, откуда римляне посылали вспомогательные суда к берегам Бискайского залива еще в 30-х годах II в. до н. э. (при покорении Галисии). Так или иначе, но Мела первый указал крайний западный выступ Пиренейского полуострова и всего материка, который заканчивается «Большим мысом» (мыс Рока, 38°47′ с ш 9°31′ з. д.).
«За рекой Анас [Гвадиана] начинается Лузитания. Сначала атлантическое побережье Лузитании резко выдается в море. Затем оно… отходит назад еще дальше, чем побережье Бетики. Выступающая часть побережья делится на три мыса [выступа], образующих два залива. Мыс, ближайший к реке Анас, называется Клинообразным… следующий мыс называется Святым («Клинообразный» — южный выступ Португалии у Кадисского залива, заканчивающийся мысом Санта-Мария (36°55’с. ш., 7°45’з. д.). «Святой» (Сагриш) — юго-западный выступ, кончающийся мысом Сан-Висенти (37° с. ш., 8°56′ з. д.)). За ним идет так называемый Большой мыс… На берегу [его] находится город Олисипо [Лиссабон] и устье реки Таг… За этими мысами начинается вогнутая часть побережья. Здесь… протекают реки Мунда [Мондегу] и Дурий… Далее участок берега образует прямую линию. Затем берег слегка изгибается, несколько выступая вперед, а после этого он снова отходит назад и тянется по прямой…» (III, 1).
Мела в точной последовательности, за одним исключением («Лимия, которую называют рекой Забвения», в перечне Мелы помещена раньше, чем Миньо), перечисляет 11 рек, впадающих в океан севернее Дуэро. Южное побережье Бискайского залива, где тогда жили астуры, кантабры и баски, Мела описывает гораздо хуже. Так, через Кантабрию, по его словам, «протекает несколько рек, но выговорить названия этих… рек на нашем языке невозможно». Все-таки далее, у вершины Бискайского залива, Мела называет пять рек, но устье четвертой — Атурий (Адур) он неправильно полагает не к северо-востоку, а к западу «от мыса, образуемого Пиренейским хребтом».
Ранее Мела, правильно описав три реки Нарбонской Галлии (в том числе Од), стекающие с северо-восточного склона хребта, к югу от которого «два [?] выступа Пиренеев образуют залив» (Реус), дает хребту такую характеристику: «Пиренейские горы тянутся отсюда сначала в сторону Британского океана. Затем они поворачивают в глубь Испании [Иберийские горы?] …а основной их хребет проходит непрерывной цепью через всю страну и достигает ее западного берега» (Пиренеи и Кантабрийские горы; II, 6).
Океанское побережье Галлии Мела описывает так: «Сначала здесь нет мысов, которые выдаются в море, но затем линия берега делает плавный поворот на запад и тянется в этом направлении на расстояние, почти равное длине северного берега Испании… Далее линия побережья поворачивает на север (Несколько ниже Мела указывает, что эта часть побережья начинается от устья Гаронны, стекающей с Пиренейских гор. «Вообще это мелкая и на большом протяжении почти несудоходная река, только в период зимних дождей и таяния снега она становится полноводной. Впрочем, у самого устья она довольно глубока… По мере приближения к океану река становится все шире и шире и наконец делается похожей на широкий пролив [Жиронда]…» (III, 2)) и тянется длинной прямой вплоть до берегов Рейна…» (III, 2). Следовательно, Мела совершенно не знал берегов Ла-Манша. О Британии он сам осторожно заявил: «Что за страна Британия… об этом скоро мы получим более определенные и подробные сведения. Остров этот… открыт теперь…» (III, 6). Речь идет о походе в Британию императора Клавдия в 43 г. н. э. Но Мела уже знал об Оркнейских островах: «Тридцать островов, находящихся на небольшом расстоянии друг от друга, носят общее название Оркады».
Плиний Старший и Тацит
Натуралист Гай Плиний Секунд вошел в историю римской культуры как Плиний Старший — в отличие от усыновленного им племянника, писателя Плиния Младшего, который, в частности, описал его гибель во время землетрясения Везувия (79 г. н. э.). Плиний Старший составил энциклопедический труд «Естественная история» в 37 книгах, из них четыре (III—VI) отведены описательной географии.
Занимая высокие командные должности в римской армии и на флоте, Плиний побывал во многих странах в пределах империи, в том числе в Прирейнской Германии (даже на севере ее), в Галлии и Испании, однако он редко включал личные наблюдения в свои географические книги. В его распоряжении кроме литературных источников был хороший географический материал, собранный участниками походов, совершенных при Августе и его ближайших преемниках, но этот «неразборчивый компилятор» неполно и неумело использует новые данные («Плиний знает, что география должна представлять нечто большее, чем «голые названия мест», но других сведений он дает мало, к тому же беспорядочно или неопределенно» (Томсон)). И все-таки ряд ценных первых известий о неведомых европейских странах дошел до нас именно благодаря ему.
Публий Корнелий Тацит, биограф Агриколы и блестящий римский историк I—II в. н. э., дал в своей небольшой работе «Германия» этнографический материал непревзойденной ценности. Его интересовали главным образом германские племена, однако он описывает также прибалтийских славян («венедов»), предков латышей и литовцев («эстиев»), финнов и лопарей («феннов»), то есть племена, которые жили тогда не только в Германии, но и к востоку от Одры и Вислы и на полуостровах Северной Европы. Сообщения Тацита о Европейском Севере не всегда верны — ведь о нем римляне собирали сведения от посредников,— но это не фантастический, а реальный мир.
На южном берегу «Свевского» (Балтийского) моря самой восточной группой германских племен были, по Тациту, готы, что подтверждают и другие античные авторы, помещавшие их в низовьях Вислы. «За ними живут, уже на море [то есть на островах] племена свионов [свеев]. У них кроме сухопутного войска есть сильный флот… На их судах два носа — спереди и сзади, так что свионы в любом положении могут высаживаться на берег. На судах нет парусов, а весла не прикрепляются к бортам… К северу от свионов лежит другое море, ленивое и почти неподвижное… Здесь — и этому можно поверить — конец света [то есть обитаемого мира]» («Германия», 44—45).
Тацит дает первую, правда очень скупую, характеристику северных германцев, свеев, и географического положения их страны, которую их потомки, шведы, и теперь называют Сверите. (Напомним, что Скандинавия еще много веков после Тацита считалась островом.) И далее он — также впервые — говорит о Восточной Прибалтике: «Свевское море на его правом берегу омывает страну эстиев… По обычаям и облику они похожи на свевов, но их язык ближе к британскому… (Теперь филологи выделяют «эстиев» в особую летто-литовскую (иначе — балтийскую) языковую группу) Лишь изредка эстии пользуются железным оружием, чаще — дубинами. О своих нивах и огородах они больше заботятся [чем германцы]… Но они бороздят и море… и только они на мелях и самом берегу собирают янтарь, который они называют «глесум». …Сами эстии янтаря не употребляют, они… без обработки доставляют его купцам и удивляются его цене…» («Германия», 45).
Тацит предупреждает, что не знает, к какой группе отнести «венедов и феннов». «Венеды много обычаев заимствовали у сарматов… Но пожалуй, правильнее причислить их к германцам: они строят прочные дома, носят щиты, крепконогие и легко бегают — всем этим отличаются от сарматов, которые всю жизнь проводят в повозках и на лошадях. Фенны поразительно дики и ужасно бедны. У них нет железного оружия, нет лошадей, нет дома. Пищей им служит зелень, одеждой — шкуры, ложем — земля. Все надежды они возлагают на стрелы, наконечники которых, за неимением железа, они делают и» кости. Охота кормит как мужчин, так и женщин, которые повсюду сопровождают мужчин… Для детей нет другого убежища… кроме шалаша из сплетенных ветвей… Не опасаясь ни людей, ни богов, фенны достигли самого трудного — жить без желаний» («Германия», 46).
Птолемей
Александрийский грек Клавдий Птолемей (II в. н. э.) интересовался в первую очередь астрономией и той наукой, которую в новое время называли математической географией. В своей «Географии» он пытался построить математически точную систему: наибольшая часть его труда отведена серии таблиц по странам, где реки и мысы, города и названия народов помещены на определенных градусах широты и долготы. Поверхность известного мира Птолемей разделил на 26 районов; его таблицы координат покрывали все районы и, очевидно, служили руководством для составления карт — 26 районных и одной сводной. Ни одна из таких карт не дошла до нас — ни в античных подлинниках, ни в средневековых копиях до эпохи Возрождения. Самые ранние из так называемых птолемеевых карт — это репродукции картографов второй половины XV в., составленные по его «Географии», первые издания которой тогда начали выходить в нескольких странах Западной Европы.
Специалисты указывают, что научная форма «Географии» Птолемея обманчива: даже по римским провинциям он мог дать верные координаты лишь немногих городов и физико-географических объектов. Все остальные показаны по далеко не научным материалам — итинерариям, рассказам странствующих купцов — или заимствованы у сирийца Марина Тирского (главным образом для восточных стран). Но как ни плоха в глазах современных специалистов «География» Птолемея, для II в. она все же была шагом вперед: отразила «римский мир» и развитие торговли и связи между империей и другими странами.
Что касается Европы, то Птолемей удовлетворительно обозначает речную сеть римской части материка и «горизонтальное членение» Южной Европы — крупные острова и три полуострова. Менее удачно показаны Птолемеем западные острова — Британия и Ирландия («Ирландию Птолемей называет Иоверниас… Первоначальная форма была, вероятно, Эверьо, откуда происходит ирландское Эриу [Эйре], греческое Иерна, латинское… Иберния». Д. Кенией, из сочинения которого взята эта цитата, указывает, что описание Ирландии у Птолемея самое полное и детальное в античной литературе и является древнейшим письменным источником для истории острова), а также атлантический берег Галлии. Он явно недооценивал величину выступа Бретани, а о полуострове Котантен совсем не знал. В результате «…общая конфигурация Галлии и отношение длины к ширине показаны наверно. Во многом его карта просто плоха» (Томсон).
Из северных стран Птолемей имеет некоторое представление о Ютландии, но ни малейшего — о Скандинавском полуострове. Правда, у него показан небольшой «остров Скандия», помещенный против устья Вистулы (Вислы), а между ним и Ютландией — группа совсем малых «Скандийских» островов — искаженное отражение путаных известий о Датских островах.
Римские купцы, торговавшие с народами Восточной Европы, приносили смутные сведения о реках, впадающих в «Ве-недский залив Сарматского океана» (Балтийское море) восточнее Вислы, и о великой реке Ра (Волга), текущей в Гирканское (Каспийское) море. Восточную Европу Птолемей, как и Мела, называет «Сарматией». Птолемей довольно хорошо знает Дон и удовлетворительно нижнюю Волгу, причем на одном участке Ра близко подходит к Танаису. По-видимому, Птолемей слышал и о Каме: при повороте Ра на юго-запад вторая Ра впадает слева в первую. Появление Волги на географической карте древнего мира и более отчетливые очертания Дона показывают, что во II в. н. э. обе реки стали значительными торговыми артериями. Во всяком случае их сближающиеся низовья были уже тогда участками важного торгового пути, который связывал прикаспийские страны с черноморскими.
Птолемей плохо знает рельеф «Сарматии». В некоторых его хребтах можно опознать части Карпат, но другие нельзя отождествлять с реальными горами, особенно «Гиперборейские горы», которые, по Птолемею, протягиваются с запада на восток недалеко от полярного круга. За нижней Ра на «возрожденных» картах Птолемея показываются две текущие с севера реки, которые при очень большом желании можно принять за Яик (Урал) и Эмбу, так как они впадают в Каспий несколько южнее 50-й параллели. Но за ними, близ устья Эмбы (?), в Каспий впадает Яксарт (Сырдарья). Сам Каспий изображен в виде громадного озера почти овальной формы, вытянутого в широтном направлении. Это, конечно, шаг вперед по сравнению со Страбоном, но по существу является лишь возвратом к Геродоту.
Ряд указанных Птолемеем названий местностей и народов Европы можно уверенно отождествить с реальными географическими объектами и историческими этническими группами, ряд других — с долей вероятности, а многие либо неузнаваемо искажены, либо просто придуманы осведомителями Птолемея.