Руські академічні експедиції

Паллас на Оке и в Поволжье
27-летний петербургский академик натуралист Петр Си­мон Паллас, родом из Берлина, был назначен начальником первой «Оренбургской физической экспедиции» («Физическими» официально назывались пять академических геогра­фических экспедиций 1768—1774 гг., работавших по общей программе. Они изучали различные районы, главным образом Европейской России (с Ура­лом), но по основным базам назывались: три экспедиции «Оренбургскими», две — «Астраханскими») Академии наук. Летом 1768 г. на пути в Оренбург он описал большую часть течения Клязьмы и обратил внимание на приподнятость обоих берегов реки под Владимиром, особенно к югу от него (Высокоречье). От Владимира Паллас прошел «через прекрасные леса» на юго-юго-восток к Касимову, затем вдоль левого берега Оки до Мурома. Он был первым ученым, изу­чившим Окско-Клязьминское междуречье.
На восток от Мурома, за 43° в. д., леса кончились, и по безлесной, «несколько холмистой» местности Паллас добрал­ся до Арзамаса. Он исследовал извилистые берега Пьяны (423 км, левый приток Суры), огибающей так называемое Межпьяние — длинную (около 125 км) цепь крупных хол­мов (до 245 м), покрытых смешанным лесом — северо-запад­ная окраина Приволжской возвышенности. Осенью Паллас, следуя через Пензу, пересек эту возвышенность в ее самой широкой части и так ее охарактеризовал: «Страна при реке Суре… угориста и лесом изобильна. Почти все увалы про­стираются хребтом и к западу имеют весьма крутые скаты, к востоку [же] все очень пологи. Между горными увалами…те­кут речки, впадающие в Суру». За 47° в. д. Паллас отметил «холмистую страну, по Волге простирающуюся»,— водораздел бассейна Суры и Волги. В октябре он обследовал Заволжье, по реке Черемшан примерно до 53° в. д. По мере продвижения на восток «страна становится… [все] гористее» — западная часть Бугульминско-Белебеевской возвышенности. Перебрав­шись в верховья Сока, Паллас проследил Сокские Яры (хол­мы по правому берегу Сока) и, обратив внимание на богатст­во местности нефтью (Теперь здесь выявлены крупные нефтяные месторождения), по левобережью Волги вернулся в Симбирск, где зимовал.
Весной 1769 г. Паллас обследовал Жигули и дал первую подробную топографическую характеристику Самарской Луки. На левом берегу Волги, близ устья Сока, он изучил Соколо­вы горы, а летом исследовал междуречье Самары и ее пра­вого притока Кинели (437 км): «Правая сторона [этих] рек го­риста, а левая представляет степь с плоскими увалами». Затем Паллас проследил реку Самару (575 км) почти до верховья, выполнив пересечение Общего Сырта. Истоки Самары отделе­ны от Урала «только простирающимися в ширину 18 верст степными горами».
В середине лета Паллас до­брался до Оренбурга. Он про­шел вдоль реки Яик сначала на восток до 59° в. д. и изучил «сухие горные увалы… [Губерлинские горы], дикие… совсем голые», а затем на за­пад — до Яицкого городка (те­перь Уральск). Отсюда Паллас проехал на юг до устья Яика и отметил, что на этом пути «…земля и травы заметно пе­ременяются. Голая степь чем дальше, тем ровнее… и на по­верхности не видно черно­зема». Он собрал по дороге подробные расспросные сведе­ния об одном из крупнейших Камыш-Самарских озер, «на нынешних ландкартах еще не означенном… Озеро очень велико и много имеет болот и заливов, но из него ни малейшего нет течения. С северной стороны впали в него две посредственные [узкие], сильно ле­сом заросшие речки — Большой и Малый Узень. По берегам озера растет камыш. Всю восточную сторону озера окружа­ют… барханы, мало разнящиеся от Рын-песков».
Паллас осмотрел озеро Индер (около 75 кв. км) и окру­жающие его высоты: «Этот горный хребет состоит из… на­рочито высоких, при Япцкой стороне утесистых, а после пома­лу возвышающихся каменных гор». Он отметил, что из них «везде бьет соленая вода». Поднявшись на Индерские «горы», он увидел «обширное озеро, подобное большому, покрытому снегом полю. Озеро имеет кругловатую фигуру и много малых заливов». К югу потянулась «сухая степь», а за 48-й паралле­лью—«низкая мокрая и соленая страна» до самого Гурьева.
Таким образом, Паллас первый исследовал часть Прикас­пийской низменности. На вельботе он описал и нанес на карту устье Яика. Поздней осенью он вернулся в Яицкий городок. Дожди и снегопады помешали ему продолжать работу, и он по тракту проехал в Уфу, где зимовал.

Н. Рычков в Заволжье и на Каме
Весной 1769 г. Паллас поручил своему спутнику, 22-х лет­нему Николаю Петровичу Рычкову (сыну П. И. Рычкова) об­следовать лесостепь и степи Заволжья и среднего течения Камы. Летом 1769 г. Рычков из Симбирска прошел на восток по «безлесным и необитаемым местам» до Шешмы (приток Камы). «По правой стороне ее течения находятся горы превысокие, а по левой места низкие, лугами и множеством озер изобилующие» (западная граница Бугульминско-Белебеевской возвышенности). От истоков Шешмы Рычков «поперек высо­ких… каменных гор» добрался до реки Зай, которая пролагала себе на север путь вдоль тех же лесистых гор, и правильно указал ее истоки. Поднявшись по Каме до устья реки Ик (535 км), Рычков проследил ее почти до истоков, берущих на­чало «из довольно высоких гор» (в самом приподнятом участке возвышенности). Река пробиралась среди камышей и стариц. «По правую сторону ее [среднего] течения находятся крутые, лесистые… каменные горы, а с левой подошли открытые сте­пи…»— широкая низменная долина между 54° и 55° северной широты.
Не доходя истоков Ика, Рычков свернул к западу через центральную часть возвышенности, ничем, «кроме великих ка­менных гор», не характерную, и описал верховья рек Сок и Кинель, отметив «высокие каменные горы» ее правого бере­га— Кинельские Яры (южный край Бугульминско-Беле­беевской возвышенности). Осмотрев истоки Дёмы (приток Бе­лой), Рычков пересек восточный участок Общего Сырта: «Превысокие каменные холмы видимы на поверхности отде­лившихся гор, а при подошве оных находятся глубокие и весь­ма приятные долины, где протекают многие источники и реки». Зиму 1769—1770 г. он провел в Оренбурге.
Летом 1770 г. Н. Рычков обследовал часть реки Белой, опи­сал ее приток Танып (360 км) и «нагорную сторону» Камы — Сарапульскую возвышенность (между 56° и 57° с. ш.). По Каме он спустился до ее устья, повернув на север, добрался до устья Чепцы (впадает слева в Вятку у 50° в. д.) и проследил почти всю Чепцу (длина 501 км), не дойдя пример­но 70 км до ее начала. Затем от средней Чепцы он прошел около 15 км на север к истокам Вятки и точно описал их: «Со­брав множество речек, течет Вятка близ Чепцы около 400 верст…».
В конце августа Рычков от истоков Вятки перебрался в верховья Камы, которая, как Вятка и Чепца, берет начало на Верхне-Камской возвышенности: «Истоки Камы… выходят из пологого увала. Воды… с приятным шумом текут сперва на запад до самой подошвы увала, потом поворачива­ют к полуночи… в лесистую долину. [Собрав]… неописанное множество болотных и ключевых вод», Кама вскоре становит­ся глубокой и судоходной. Общую длину Камы (2030 км) Рычков лишь немного преувеличил. Он описал еще две реки ее системы — Обву (327 км) и большую часть Колвы, в низовьях которой осмотрел ряд вершин кряжа, позже получив­шего название Полюдова.
Зимовал Рычков в Челябинске. Весной 1771 г. его срочно вызвали в Орск, а летом он с военным караваном прошел по степи до Ишима. Он обследовал степи по реке Орь и к восто­ку от Мугоджар. В походе он заболел и вернулся в Оренбург. В августе 1771 г., «чтобы не потерять напрасно время», он про­ехал к устью Дёмы и описал ее нижнее течение.
Результаты его исследований (с картой) опубликованы в 1770—1772 гг. На карту он верно нанес много рек, стекающих с Бугульминско-Белебеевской возвышенности, большую часть которой обследовал. Пусть Рычков очень кратко и бегло опи­сал район верховьев Камы и Вятки, все же он был первым научным исследователем Верхне-Камской возвышенности.

Паллас на Урале
В феврале 1770 г. Паллас направил своего спутника Ники­ту Петровича Соколова (Впоследствии академик — химик и минералог) на нижний Яик и к Каспийскому морю, сам же летом двинулся на восток до Сима, притока Белой, описал карстовый характер его верховья и обследовал ряд пещер. У Катава, притока Юрюзани, перед ним на юге, за небольшими отрогами открылись «…высокие горы… [Зигальга и другие], лежащие между источниками Сима, Катава и Юрю­зани».
Переправившись через Юрюзань, Паллас, следуя близ 55° с. ш. до Челябинска, выполнил первое пересечение Южного Урала через верховья рек Ай и Миасс, перевалив хребты Уреньга и Уралтау. «Эти высокие непрерывные горы повсюду лесом покрыты и… так мокры, что во время дождевой погоды и на самом верху по топям и воде бродить надобно. И потому …горы эти не только много источников и ручьев рождают, но и многие свои подземных вод сокровища на лежащую к вос­току равнину изливают. Чему явным свидетельством служат как при подошве [гор], так и далее (к востоку и северу] рассеян­ные великие и малые озера».
Это пересечение позволило Палласу впервые выявить в строении Уральских гор меридиональную зональность (те­перь выделяют шесть таких зон). Опираясь на свои материа­лы, он разработал схему общего строения Уральских гор, ко­торая позднее легла в основу его теории образования горных хребтов Земли.
Паллас описал систему озер у «излучины [верхнего] Миасса», где в 1920 г. организован Ильменский заповедник (321 кв. км). Из Челябинска он прошел в Екатеринбург по восточному склону невысокого здесь Урала, мимо многочис­ленных озер, также им подробно описанных, и вдоль верхней Чусовой. В начале этого пути «…места становятся гористее… каменистее и все лесом покрыты…», за 56-й параллелью леса поредели. Паллас отметил, что Чусовая вытекает «из отрога главного Уральского хребта», а ее правый, восточный берег здесь «не столь приметен, как те высокие горы, кои начина­ются от Чусовой к западу»,— первое указание на Уфалейский хребет.
К северу от Екатеринбурга, в истоках Туры, Паллас опи­сал знаменитое железорудное месторождение — гору Благо­дать (352 м), «усеянную соснами». С нее открылся хороший кругозор: «На западе виден… Уральский пояс, в том месте болотистый, невысокий и широкий, на северо-западе высокая [883 м] гора Качканар». Отсюда к северу Паллас двигался на лошадях, примерно по 60-му меридиану через верхние участки рек Ляля, Лобва и Каква (все — системы Иртыша) вдоль вос­точного склона Урала, до 60° с. ш.
От верховьев Ляли на западе Паллас видел меридиональ­ный «высокий хребет» — Северный Урал с покрытыми снегом вершинами, хотя был уже конец июля. «Урал и все почти здешние места излишне болотисты и ключами изобильны». Он обнаружил, что у 60° с. ш. верховья двух горных рек системы Иртыша и Камы очень сближаются (около 5 км). «Из этой северной пустыни» он вернулся прежним путем в Челябинск и двинулся на юг вдоль восточного склона Урала; местность становилась «ровнее и ниже» и изобиловала стоячими озерца­ми и солонцами. Он отметил много озер между 55° и 54° с. ш. Там от Уральских гор прямо на юг (вдоль 60-го меридиана) простиралась «цепь высоких, лесами покрытых холмов, ко­торые под именем Окто-Карагай… [и] Джабык-Карагай раз­деляют ручьи, впадающие в Яик, от льющихся в Тобол».
В начале осени Паллас прекратил работу из-за болезни глаз: «сияние света причиняло нестерпимую боль». За лето 1770 г. он проследил восточный склон Уральских гор на протяжении почти 700 км. Зимовал он в Челябинске, куда в октябре прибыли Н. Рычков и Н. Соколов.
Соколов весной 1770 г. спустился по Яику примерно до 48° с. ш. и, двигаясь по «гористой, иловатой и богатой солью степи», добрался до рукава Яика с солоноватой водой, кото­рый довел его до соленого озера Жалтыр. Проехав по песча­ной и безводной степи на юго-запад до 50° в. д., Соколов по­вернул на северо-восток, берегом моря добрался до Гурьева и в 100 км к востоку описал ряд соленых озер (Теперь эти озера превратились в солончаки («соры»)); он был пер­вым исследователем восточной части Прикаспийской низменности. В Челябинск Соколов доставил 14 новых видов позво­ночных и большую энтомологическую коллекцию. В середине октября, пользуясь теплой погодой, он описал между 53° и 55° с. ш. «многочисленные соленые, горькие и другие достопа­мятные озера, коими вся степь между Миассом, Уем (Уй (462 км) —левый приток Тобола (система Иртыша)) и То­болом усеяна».

Зуев на Полярном Урале
Зимой в Челябинске Паллас разработал для своего спут­ника, 17-летнего студента Василия Федоровича Зуева большой маршрут к берегам Карского моря для изучения северной ча­сти Урала. (Сам же Паллас весной отправился в Сибирь.) Зуев летом 1771 г. от Обдорска на оленях двинулся на север и вскоре достиг северо-восточных предгорий Урала. «Рассеян­ные… лиственничные деревца и остролистные ольхи и тальни­ки оказывались там и сям по холмам кустами; по удолам вид­ны были то озера, то стекающие с гор… воды…» (Цитаты из работы Палласа; записи Зуева не сохранились) По этим «от Урала к северу отошедшим горам» дорога была неровная и трудная.
От вершины Байдарацкой губы Зуев повернул на северо-запад. Он ехал «по пространной мокрой степи …озера в себе заключающей», и не раз, отделяясь от отряда, осматривал не­большие бухты. Местность стала «посуше и поровнее… однако высочайшего хребта конец еще не совсем в виду был. Это были высокие, каменные, голые, острые гор маковицы [макушки], кои за 20 верст от морского берега будто раздробились и уни­чтожились». Зуев проследил восточный склон Полярного Урала на 170 км до Константинова Камня и обогнул его с севера.
Еще несколько дней Зуев продвигался до устья Кары вдоль все понижавшихся гор, «в коих Уральский хребет пропадает и меж коими болотистые удолы лежали»: он открыл юго-вос­точный край хребта Пай-Хой. Холодное лето подходило к концу, и Зуев повернул обратно (В январе 1772 г. Зуев нагнал Палласа у Красноярска). Всего он проехал на оле­нях более 600 км «через северную болотистую страну, тундрой называемую… до Карского морского залива, доставил первые известия о состоянии и естественных продуктах сей север­ной страны и северной части Уральского горного хребта». Он составил словари хантыйского, мансийского и ненецкого языков и написал одно из первых подробных сочинений о ненцах.

Вторая экспедиция Палласа по Уралу и Поволжью
Вернувшись из Сибири в Челябинск, Паллас в марте 1773 г. прошел на северо-запад «через весьма суженный Урал, со­стоящий из …мало возвышенных гор, поросших редким лесом», до реки Уфы (у 56° с. ш.). Следуя на запад через верхнюю Ирень (приток Сылвы), он вышел к реке Танып, примерно у 56° в. д., и на западе перед ним открылась «прекрасная… мно­гие версты в ширину простирающаяся равнина (Пониженное пространство в междуречье Белой и Камы); напротив, [пройденная] страна гориста, поросла весьма густым хвойным… лесом». Итак, Паллас второй раз пересек Урал на одном из самых низких и широких участков. Камы он достиг у 54° в. д.
Весной Паллас проехал через центральную часть Сарапульской возвышенности («через нарочитые возвышения»), переправился через Каму, двинулся на юг, примерно вдоль 53-го меридиана, по Бугульминско-Белебеевской возвышенно­сти и пересек Общий Сырт. Паллас дал ему первую правиль­ную характеристику: «…отделяется от главной полосы хребта, простирается в юго-западную сторону и несправедливо [разрядка наша] называется продолжением настоящего Урала… По отделению от себя многих побочных отрогов… между Яиком и Самарой [он постепенно] сужается и, протягиваясь узкой полосой холмов в степь, теряется между Яиком и Волгой».
За 52° с. ш. «степь вдруг переменилась в сухую, голую и исполненную… солончаками» — до самого Яика. По его пра­вому берегу Паллас добрался до 50° и проехал на юго-запад к низовью Кушума (вершину этого правого рукава Яика он исследовал близ 51° с. ш.). Он установил, что Кушум (более 250 км) питается не только снеговой водой и «потаенными ключами», но и весенними полыми водами Яика «и тогда не только изобилует водой, но еще она весьма годна для питья. Напротив… летом высыхает он участками, а в оставшихся лу­жах содержит вонючую и гнилую воду». «В низовье Кушум проходит через ряд мелких озер и «напоследок оканчивается пространным… озером [Бирказаньколь, у 49° с. ш.], которое никакого сообщения не имеет с Камыш-Самарским озером [и] отделено от него высокой сухой степью». Это было первое и точное описание Кушума. «Вся степь вдоль по Кушуму суха, безлюдна, солена и для… хлебопашества… и скотоводства по­стоянных жителей неспособна».
Паллас описал низовья Большого и Малого Узеня (у 49° с. ш.): «В этой стране почти в середине между обеими реками лежит наибольшее из… Узенских [Камыш-Самарских] соленых озер… [без] видимого истока», а западнее его другое; поблизости «по степи рассеяны сухие солончаки». Паллас обнаружил здесь «следы древних водоводов» (арыков).
Дальнейший путь шел на юго-запад через Рын-пески, которые начинаются «почти под 49° с. ш. между Большим Узенем и… Эльтонским соляным озером… и, не прерываясь, про­стираются по середине между Волгой и Уралом до северного берега Каспийского моря. Рын-пески состоят из больших, зе­ленью покрытых песчаных глыб, возвышающихся над сухой… глинистой степью. [На юге]… песчаные поля простираются, не прерываясь, и имеют прекраснейшие луга, расположенные между [барханами]… и изобилующие тростником и кустарни­ком» (Рын-пески до Палласа посетили и очень кратко характеризовали: в 1769 г. И. И. Лепехин и в 1770 г. И. П. Фальк (о них см. ниже)). Он обратил внимание на обилие ключей в этой мест­ности. Через соляную «гору» Чапчачи (14 м над уровнем океана) в середине июня он добрался до Ахтубы.
От Нижней Волги Паллас прошел на запад через Сарпинскую низменность и описал «реку Сарпу»: «Как и… другие степные речки, [ее] составляют многие глубокие и ве­ликие, покрытые тростником… озера, между которыми нахо­дятся небольшие соединительные протоки». Это первое непол­ное описание длинной (около 160 км) цепи горько-соленых Сарпинских озер, которые лишь в половодье соединяются протоками.
Осенью 1773 г. Паллас исследовал озера Эльтон и Баскун­чак, а также горы Большое и Малое Богдо. Его описания этих «чудес природы» весьма точны, полнее, чем других академи­ков. Зимовал он в Царицыне. Между прочим, он указал, что соединение каналом Дона с Волгой под этим городом удобнее, чем у Камышина.

Н. П. Соколов в Калмыцкой степи
Пространство между Нижней Волгой и Доном, Калмыцкую степь, исследовал в 1772 г., правда близ моря, С. Гмелин (см. «иже), но его материалы еще не были опубликованы. И Пал­лас из Красноярска направил через эту степь на Маныч и Куму Никиту Соколова. Тот из Царицына весной 1773 г. двинулся прямо на юг. К востоку от его пути до Маныча рассти­лалась голая низменная степь, сухая, с большими участками солонцов — цепь пересыхающих летом Сарпинских озер; к заладу же протягивалась возвышенность. Соколов назвал ее Сарпинской — то были Ергени (Впервые название «Ергени» употребил Гильденштедт (1772 г.)) —и постоянно держался ее подножия. С нее в степь спускались лощины и балки, иногда с проточной водой, кое-где поросшие лесом. Соколов перечис­лил ряд речек, стекающих с Ергеней.
От колодца к колодцу продвигался он на юг и проследил всю возвышенность от Сарпинских озер до Маныча. «Близле­жащий [самый южный] край …[Ергеней] лежит при начале, долины Маныча наподобие круглой, нарочито отлогой и на вершине плоской горы… [Затем] возвышенная страна совсем понижается, низменная и ровная степь мало-помалу склоняет­ся к пространной долине [Маныча]». Воды в реке летом не было, и Соколов ошибочно решил, что в половодье она течет на запад, в Дон. Исследуя речную долину, он установил, что она простирается на восток-юго-восток, являясь продолжением уже известной географам долины фактически другого (Запад­ного) Маныча.
Соколов прошел к западу до низовья реки Калаус (Калаус — правый приток Восточного Маныча, но Соколов счи­тал его левым притоком (Западного) Маныча). На юге он увидел «лесом поросшие горы, которые великим голым хребтом с восточной стороны между Манычем и Кумою в степь простираются»,— совершенно четкое указание на Ставрополь­скую возвышенность. Затем Соколов двинулся на юг. К сред­ней Куме местность постепенно поднималась — верное указа­ние на восточный край той же возвышенности.
Наблюдения сотрудников Палласа и его самого привели его к выводу, что Ергени и Общий Сырт составляли «древние берега пространного Каспийского моря», соединявшегося по­средством Манычской долины с Азовским и Черным морями. Сравнительно правильное изображение территории, прилегаю­щей к северо-западному берегу Каспия, впервые появляется на картах Палласа. С ничтожными изменениями и дополнения­ми они переиздавались до работ Кумо-Манычской экспедиции 1860—1861 гг.
Паллас обрабатывал свои материалы во время путешест­вия, и результаты публиковались по мере поступления их з Петербург еще до возвращения автора (в августе 1774 г.).
Экспедиция Палласа собрала громадный геолого-географический, этнографический, ботанический и особенно зоологи­ческий материал. Он открыл и описал множество видов живот­ных, принадлежащих к различным классам, был одним из основоположников зоогеографии. Он заложил основы геологи­ческих знаний о Восточной Европе, но, «как ни велика его ученая слава, она все еще не может сравниться с его заслуга­ми для науки» (Н. Северцов).

Гильденштедт
23-летний доктор медицины рижанин Иоганн Антон Гиль­денштедт (Гюльденштедт), впоследствии академик, руководил одним из двух отрядов Астраханской экспедиции. Осенью 1768 г., следуя из Петербурга на юго-восток через Валдай­скую возвышенность, он дал точное описание истоков Волги, Западной Двины и Днепра.
Весной 1769 г. Гильденштедт из Москвы проехал в Воро­неж. Он подчеркнул резкое изменение ландшафта: «Необозри­мая степь или равнина, покрытая черной жирной почвой мощ­ностью обыкновенно от 2 до 4 футов… тянется далеко за Во­ронеж». Очертив большую дугу (около 400 км) по Окско-Донской равнине — «пространной степи, кишащей сусликами и хомяками», — Гильденштедт в октябре вышел к Хопру близ 51° с. ш. и подробно описал берега среднего и нижнего-участков. Между 51° и 50° с. ш. он выявил «довольно обрыви­стые меловые горы» — поднимающуюся на правом берегу Хопра Калачскую возвышенность (до 245 м), сильно-расчлененную балками и оврагами; ее восточный более высо­кий край он проследил на всем протяжении, на 150 км.
Зимой 1770 г. из Астрахани Гильденштедт по береговой полосе Прикаспийской низменности и Ногайской степи проехал на Терек, в русскую крепость Кизляр. Отсюда он совершил несколько экспедиций по Кавказу (1770—1773 гг.) (Он стал первым научным исследователем Ставропольской возвышенности, которую пересек в разных направлениях. Его спут­ник Степан Вонявин составил карту Терека (1772 г.)) и выяс­нил, что северные предгорья Кавказа переходят «… частью при реках Кубани и Терека, частью за ними к северу, в большую, сухую… соляную безлесную степь, называемую около [Запад­ного] Маныча Кубанской, а около Кумы Куманской степью и простирающуюся между нижним Доном и нижней Волгой» (то есть часть Причерноморской и Прикаспийской низменностей). Между прочим, Гильденштедт тогда описал Куму (длина ее русла — около 600 км) и верхний участок Западного Маныча там, где в него впадает слева Егорлык: «Около берегов вода горько-соленая… но на середине реки ее можно пить. Ширина Маныча здесь сто шагов. Берега покрыты коркой и солелюби­выми растениями». Таким образом, он был первым исследова­телем Кумо-Манычской впадины — юго-западного участка условной границы Европы и Азии.
В конце лета 1773 г. Гильденштедт перешел к низовьям Дона и описал его дельту. Узнав, что русские войска заняли Крым (в 1771 г.), он отправился туда берегом Азовского моря и на пути последовательно описал косы северного берега, в том числе Кривую, Белосарайскую и Бердянскую, Миусский ли­ман, низовья Кальмиуса и других рек, до Бердянского залива.
Не попав в Крым, Гильденштедт повернул на северо-запад. Начался небольшой подъем, стали попадаться выходы кри­сталлических пород. Несколько далее, как он выяснил, доволь­но близко сходились истоки азовских рек Берды и Молочной и Конской (системы Днепра). «Между истоками этих рек на­ходится очень высокий холм — Могила-Токмак» (Чуть восточнее ее находится высшая точка Приазовской возвышен­ности— Могила-Бельмак (324 м)) . Так он от­метил наличие водораздела близ северного берега Азовского моря — западная часть Приазовской возвышенности. Более 10 км двигался он «через местность с многочисленными буграми…» и по Конской осенью достиг Днепра ниже порогов.
Гильденштедт прошел вдоль левого берега реки до устья Самары через полосу кристаллических пород, прорываемых. в этом районе Днепром. «Полоса эта [75 км шириной] пред­ставляет собой плоское гороподобное поднятие, протягиваю­щееся с запада на восток между Днепром и [Северским] Дон­цом». Он выявил, описал и довольно точно определил размеры «высокой степи», которая через 60 лет была названа Южно-Русской кристаллической полосой (юго-восточный край гро­мадного Украинского кристаллического щита).
Зимовал Гильденштедт в Кременчуге. Летом 1774 г. он вы­полнил 800-километровый маршрут, главным образом для бо­танических исследований на правобережье Днепра, в его из­лучине — от верхнего Ингульца на востоке до Синюхи (приток Южного Буга) на западе. Он отметил и там широкое распро­странение кристаллических пород и таким образом продолжил открытие кристаллической полосы, которая, по его данным, протянулась на 550 км от приазовских степей до Синюхи. (В XIX в. было установлено, что на север она продолжается до границы Полесья.)
Осенью 1774 г. Гильденштедт выполнял другой 800-кило­метровый маршрут — теперь уже на восток, близ 49° с. ш.,—-до Донца и его притока Айдар, причем описал северный край Донецкого кряжа (у 39° в. д.). Поднявшись по Донцу до 49° 40′ с. ш., он через Приднепровскую низменность достиг Киева.
Гильденштедт первый описал почвы, растительность и жи­вотный мир степей Юго-Восточной Европы, причем открыл не­сколько новых видов позвоночных и правильно объяснил про­исхождение чернозема. В Петербурге он начал обработку ог­ромного материала, собранного им во время семилетнего путешествия, одновременно занимаясь врачебной практикой. В 1781 г. он заразился тифом, оказывая медицинскую по­мощь, и умер.

Фальк на юго-востоке
Шведский натуралист, ученик Линнея, Иоганн Петер Фальк руководил вторым отрядом Оренбургской экспедиции. Осенью 1769 г. он проехал через Окско-Донскую равнину и проследил Медведицу (левый приток Дона) от ее верховьев до устья (Длина донской Медведицы в зависимости от того, что считать ее верховьем, определяется в 692 или 745 км.), причем пересек центральную часть Приволжской возвышенно­сти: «То на одной, то на другой стороне [Медведицы] гористые берега; ниже Идолги [ее верхний приток] левый берег пред­ставляет непрерывный ряд холмов, по большей части безлесных». Левобережье Дона между Хопром и Иловлей он охаракте­ризовал как «сухую открытую плоскость, местами холмистую… с мелкими ручьями и озерцами»; холмы правого берега Дона в районе излучины на западе исчезают «в необозримой, ровной, сухой, открытой и безлесной степи… Местами вид­ны мелкие, по большей части соленые, озера и пруды… Мало степных ручьев».
От устья Иловли (крайнего пункта донской излучины) Фальк проехал в Астрахань. В 1770 г. он пересек Прикаспий­скую низменность в северо-восточном направлении. Всю об­следованную часть низменности от Волги до Яика, кроме Рын-песков, Фальк характеризовал как «ровную» (или «плоскую»), открытую степь, которая имеет «вид бывшего морского дна». По правому берегу Яика он поднялся почти до 54° с. ш. и опи­сал оба берега реки, в частности, очень скупо, Губерлинские горы (правда, почти вдвое укоротив их), как лесистые, «с большими открытыми плоскостями». Он также перечислил много притоков Яика.
В 1772 г. Фальк из Сибири прибыл в Екатеринбург и так описал восточный склон Урала: «…[здесь] есть много проточ­ных озерков; иные озера принимают ручьи и не имеют стоков; другие, по низкому их положению, собирают воду и имеют сто­ки, но большая часть озер никаких вод в себя ни принимает, ни спускает и потому принадлежит к болотам». Фальк пересек Средний Урал по тракту с востока на запад, отметив, что он «…гораздо ниже» Южного Урала и «горы составляют высокие, частью болотистые плоскости, сами же не круты, окружены большими плоскостями». По правому берегу Камы Фальк опи­сал холмы, считая их отрогами «передовых гор Урала» (в дей­ствительности это восточные участки Верхне-Камской возвы­шенности) .
Весной и летом 1773 г. Фальк описал Волгу от Казани до Астрахани (более 1500 км), в том числе Самарскую Луку. К западу от Астрахани он обследовал многочисленные озера между 47° и 48° в. д.: «Астраханские соленые озера занимают вместе и отдельно с пресными… обширную страну с песчаны­ми и глинистыми холмами». Он прошел до Терека по Черным Землям и Ногайской степи, то есть пересек юго-западную часть Прикаспийской низменности, которая имеет «…вид вы­сохшего моря и есть безлесная, волнистая, песчаная, частью глинистая и соленая равнина», и описал низовья реки Кумы: «…Весной впадает она в Каспийское море, а летом в ста вер­стах от него теряется в песчаных холмах». Той же дорогой, через Астрахань, Фальк вернулся в Казань.
В 1774 г. (49 лет от роду), страдая нервной болезнью, Фальк застрелился. После его самоубийства осталась груда бумаг, которую сохранил и позднее привел в порядок И. Г. Георги (см. ниже). В подготовленный Георги к печати отчет Фалька — «Материалы для топографического знания Российской империи» — включены его дневники и описания посещенных им районов.

С. Гмелин на Валдае и в Прикаспии
Начальником одного из двух отрядов Астраханской экспе­диции был врач, натуралист Самуэль Готлиб Гмелин. На пути к Каспию летом 1768 г. Гмелин исследовал Валдайскую воз­вышенность и довольно точно указал ее размеры. «Валдай­ские горы… в длину простираются… более [чем] на 400 верст, а в ширину занимают около 80 верст» (Валдайская возвышенность протягивается от 59°15′ с. ш. к юго-западу на 450 км, ширина ее в среднем—около 100 км.). Северным оконча­нием их, по Гмелину, являются высоты у города Боровичи (на реке Мета), участком западной границы — река Пола (267 км). В этом месте Валдай четким уступом (300 м) под­нимается над низменностью, орошаемой Полой и другими притоками Ильменя.
В Воронеже Гмелин заболел и остался там зимовать. Ле­том 1769 г. он проследил Дон до устья, изучив «всего Дона достопамятности». Однако описание его берегов очень скупо, в частности излучины Дона, между 50° и 47°30′ с. ш.: «В этой пространной степи находятся многоразличные болотины и озера, топкими местами называемые, кои или всегда стоят, или образуются, когда Дон с другими в него впадающими ре­ками выступит из берегов своих».
Затем Гмелин прошел левым берегом Дона до Царицына и Волгой до Астрахани. На пути к востоку от Ахтубы он опи­сал соленое озеро Баскунчак (105 кв. км) и поднимаю­щуюся близ его южного берега одинокую «гору» Большое Богдо (149 м над уровнем океана). Гмелин обратил внимание на то, что «правый берег Волги, так [же] как… у Дона, Воро­нежа, Хопра, Медведицы и прочих, высок и горист, а левый низок», но не сделал обобщающего вывода из этого верного наблюдения (Лишь в 1857 г. К. М. Бэр объяснил это явление («закон Бэра»)).
Совершив в 1770 г. путешествие в Иран, Гмелин вернулся в Астрахань в начале 1771 г. Весну и лето он изучал низовья Волги до Царицына, осенью и зимой через Сарпинскую низ­менность и Черные Земли достиг Кумы, побывал на Тереке и тем же путем вернулся в Царицын. Главная «добыча» его в этом маршруте — ботаническая коллекция.
С июня 1772 г. по февраль 1774 г. Гмелин вторично путе­шествовал по Ирану, а на обратном пути был захвачен одним из горских князьков и умер в плену в июле 1774 г. Материалы его экспедиций были спасены. В частности, Гмелин первый описал вымершего к концу XVIII в. тарпана («дикая лошадь Гмелина»).

Лепехин в Поволжье и на Урале
Один из отрядов Оренбургской экспедиции в 1768 г. воз­главлял Иван Иванович Лепехин, сын солдата. На Волге Лепехин очень бегло описал северную часть Приволж­ской возвышенности близ 55° с. ш. Вместе с П. Рыч-ковым он осмотрел верховья левых притоков Волги — Боль­шого Черемшана и Сока, проследил весь Сок (375 км) и дал краткую характеристику Сокольих гор (до 282 м), подни­мающихся на правом берегу нижнего Сока, правильно считая их продолжением Сокских Яров (до 317 м), которые про­тягиваются выше почти по всему его правобережью.
Весной 1769 г. Лепехин прошел из Симбирска по нагорно­му берегу Волги на юг и обследовал Белые горы (часть Приволжской возвышенности). От Самарской Луки он доехал до Ахтубы и двинулся к устью Яика через Рын-пески: «Гла­зам нашим представлялась… никем необитаемая пустыня… Самая большая отменность [особенность] этой степи состоит в изобилии соли…» Ее Лепехин находил не только в много­численных мелких озерах и почве — роса «столь же была солона». За песками пошла другая степь, «весьма ровная, однако безводная». Через Яицкий городок Лепехин проехал в Оренбург, где из-за болезни задержался на полтора месяца. Лишь в октябре он прошел на север до 54° с. ш. и зимовал в. городке на реке Белой.
Весной 1770 г. Лепехин поднялся по Белой и в районе Ишимбая исследовал нефтяной источник — «первенец» ураль­ской нефти; он изучил также ряд пещер по Белой. В «колене» Белой на обоих берегах «…разновидные гор утесы… представ­ляли местами как бы древних городов развалины…». Лепехин кратко описал короткие хребты Южного Урала близ 54° с. ш., в том числе Ямантау: «…верх горы составляют болота и боль­шие лужи». Отсюда берут начало «немалые уральские реки»,, в том числе Юрюзань, Инзер. Далее, к северо-востоку, он изу­чил «славную в Башкирии Иремель» (1582 м), на которую под­нялся. «Хребет… представляет обширную и ровную площадь: [с запада]… омывается он водами… Юрюзани, на востоке соеди­няется с хребтом Аваляк, [верх его] также болотист и покрыт лесом». Здесь берут начало Белая и Ай.
Затем Лепехин описал истоки Яика (гора Круглая, 1020 м) и рек Уй и Миасс. Вдоль восточного склона Уралтау и цепи зауральских озер он прошел на север до Екатеринбурга, по­вернул на запад до Кунгура, а потом (близ 58° в. д.) на юг и добрался до Юрюзани (у 55° с. ш.). В этом районе он опи­сал много рудников; как всег­да, очень скупо охарактеризо­вал ряд хребтов, в том числе Зигальга и Уреньга, отметив, что многие уральские вершины сильно заболочены. Через Зла­тоуст он вернулся в Екатерин­бург. За лето он трижды пере­секал Урал.
Зимовал Лепехин в Тюме­ни. Весной 1771 г. он направил в Архангельск своего спутника студента Николая Яковлевича Озерецковского для изучения «птиц, рыб и прочих Белого моря продуктов», сам же к ле­ту доехал до реки Туры и пере­шел на Лялю (система Тавды). «От реки Ляли… вздымались холмы и гребни, хребты… по­крывались густыми борами». Он описал несколько вершин, в том числе Конжаковский Камень (1569 м) (Теперь считается началом Северного Урала), и верно подметил, что севернее 59-й параллели Урал вновь сильно повышается и тянется в виде непрерывной цепи. Перейдя к левому притоку Камы Яйве, он достиг Соликамска и, таким образом, в четвер­тый раз пересек Урал.
Оттуда Лепехин проехал на запад до верхней Вятки и устья ее притока Летки (у 50° в. д.), по долине Летки поднял­ся к верховью, пересек Северные Увалы и через волок достиг верховьев Лузы (нижний приток Юга): «…Немалые [здесь] …были возвышения. Холмы …глубокими разделены до­линами, в которых весенние воды глубокие поделали овраги… Места на этом волоку были топкие». На лошадях по тракту Лепехин добрался до устья Сысолы и по Вычегде и Северной Двине спустился до Архангельска, где зимовал.

Озерецковский и Лепехин на Севере
Между тем Озерецковский летом 1771 г. обследовал Мур­манский берег от устья реки Поной до Кольского залива. «Берега Лапландии… возвышены и во многих местах пред­ставляют огромные каменные утесы («пахты»). Горы, подхо­дящие к берегу, безлесны, изрезаны множеством искривленных долин». От залива Озерецковский двинулся прямо на юг, вдоль реки Колы (86 км), через четыре озера, в том числе Имандру, достиг вершины Кандалакшской губы и таким об­разом пересек Кольский полуостров у его основания.
Летом 1772 г. Лепехин на баркасе осмотрел Мудьюгский остров у Зимнего берега Белого моря: «Пространство между… островом и матерым берегом называется Сухим морем. Сам остров… плоск, песчан и окружен мелью». Затем он обошел Летний берег, описал три Соловецких острова, основное вни­мание уделив рельефу главного острова, и вдоль Карельского берега добрался до вершины Кандалакшской губы. Лепехин поднялся к озеру Имандра по реке Ниве (36 км), отметив по ее левому берегу «горы» (возвышенность до 785 м). Вернув­шись к морю, он вдоль Кандалакшского и Терского берегов перешел к устью Поноя, где сомкнул свою опись с работой Озерецковского. Так в результате их совместных усилий было обследовано все побережье Кольского полуострова.
Затем Лепехин пересек Горло Белого моря и у входа в Мезенскую губу описал остров Моржовец (110 кв. км). Дви­гаясь вдоль Абрамовского и Конушинского бере­гов, он обследовал Кулойскую губу, устье Мезени и достиг устья реки Несь (66°39′ с. ш.). От ее истоков он перешел на реку Вижас и спустился ее берегом до Чешской губы, совер­шив пересечение Канинской тундры, «перемерив топ­кую пустыню ногами». Здесь его выручили ненцы, и на оле­нях он проследил западный и северный берег Чешской губы до мыса Микулкина, восточной оконечности Канина. Озерец­ковский же обследовал южный и восточный берег Чешской губы и примыкающую к ней на северо-востоке Индигскую губу до таманского Святого Носа (67°54′ с. ш.). Морозы выну­дили Лепехина повернуть на юг. Он пересек Канин по Чёше и Чиже (Лепехин называет Канин островом, но делает это скорее всего по традиции: из его донесений ясно видно, что «от матерой земли» Канин от­делен не проливом, а реками. «Небольшие ручейки от вершин Чижи, сое­диняющиеся с Чешей, часто совсем высыхают и проезд [лодкой] по сему отделению [волоку] делают невозможным». И все-таки миф об «острове» Канин удержался до XX в.) и прибыл в Архангельск в октябре 1772 г. Лепехин был первым ученым исследователем Северо-Восточной Европы. К сожалению, о его путешествиях по Крайнему Северу до нас дошли только краткие рапорты.
Из экспедиции Лепехин привез большие зоологические и ботанические коллекции; он открыл несколько новых видов животных и растений. А всего в своих «Дневных записках» он упоминает около 600 видов растений и более 300 видов живот­ных, часть их описана очень подробно. Он собрал также большой фактический материал по этнографии народов Поволжья (марийцев, мордвы и татар) и Урала (башкир, коми и манси). В сборе коллекций и этнографического материала большую помощь ему оказал Озерецковский.

Георги на Урале и Волге и его географическая сводка
В 1770 г. из Пруссии в Рос­сию был приглашен доктор ме­дицины Иван Иванович (Ио­ганн Готлиб) Георги, назна­ченный в помощь Фальку. Вес­ной 1771 г. Георги обследовал рудники и заводы Южного Урала, а с августа 1771 г. по май 1773 г. работал в Восточ­ной Сибири.
На Урал Георги вернулся, поднявшись от Тобола вверх по Исети, которую он проследил всю до истоков (638 км).. Летом 1773 г. он обследовал рудники и заводы Среднего Урала, с верховьев Чусовой спустился до устья (735 км), описывая ее берега, и прошел около 800 км на юг до Оренбурга по запад­ному склону Урала. В сентябре от Яицкого городка он выпол­нил маршрут через западную часть Общего Сырта — к вер­ховьям Узеней, повернул оттуда на север к Большому Иргизу, притоку Волги, и по ней спустился в Астрахань.
В феврале — марте 1774 г. Георги по берегу Волги под­нялся в Казань, где в последний раз встретился с Фальком. После его смерти Георги поднялся по Волге до Ярославля. Боковым маршрутом он проследил большую часть Унжи и описал Чухломское озеро (около 50 кв. км). В том же районе, в истоках реки Костромы, у 59° с. ш. Георги отметил неболь­шие возвышенности, с которых берут начало также правые верхние притоки Сухоны. Он высказал мнение, позднее под­твердившееся, что от Камы до истоков Костромы протяги­вается невысокий, частью холмистый увал.
С Сухоны Георги двинулся на юг, описал Галичское озе­ро (75 кв. км). «Местность [южнее] становится более откры­той, волнистой, частью холмистой». Он пересек эту Галич-ско-Чухломскую равнину (междуречье Унжи и Ко­стромы) и вернулся на Волгу. Описав озеро Неро (Ростов­ское, 52 кв. км) и Плещеево (Переславское, 50 кв. км), он вернулся в Петербург к осени 1774 г. Кроме двухтомного отчета Георги написал две крупные работы по физической геогра­фии и этнографии. Его «Физико-географическое и естественно-историческое описание Российского государства» явилось пер­вой сводкой достижений академических путешественников по изучению рельефа, гидрографии и геологического строения Восточной Европы и всей вообще России. Используя материа­лы своих современников, Георги выделил на территории Вос­точной Европы несколько новых орографических элементов. Впервые в географическую литературу он ввел термин увал: «…это земляные хребты или возвышения, местами холмистые, большей частью отлогие, весьма расширенные, открытые либо поросшие лесом, плосковершинные».
Один такой увал по расспросам и, может быть, по дан­ным, собранным Крестининым, Георги выделил «над исто­ками Печоры …к северо-западу и запад-северо-западу до Дви­ны»: с него, по Георги, берут начало Мезень, ее левый, круп­нейший приток Вашка (505 км) и Вычегда. Здесь смешались очень смутные представления о невысоком («увалистом») Тиманском кряже и изолированных возвышенностях, откуда начинаются Вашка и некоторые притоки Северной Двины.
Другой увал Георги по материалам Лепехина и своим про­вел от Камы у 53° в. д. через верховья притоков Вычегды, Вятки, Сухоны и иные реки до Шексны и Белоозера (то есть до 38°30′ в. д.). Это было первое обоснованное указание на огромную широтную гряду — Северные Увалы. Правда, теперь их западный конец принято считать у 43° в. д., то есть длина их «всего» 600 км, а не 800, как у Георги.
Он выделил, по данным Н. Рычкова, «возвышенность, с ко­торой Кама [и] Вятка… начало свое имеют», то есть Верхне-Камскую, по данным главным образом Палласа,— Об­щий Сырт, «высокий отлогий увал… простирающийся от соб­ственно Уральского хребта и реки Белой большей частью в южном направлении…», но неверно отнес к нему и Бугуль-минско-Белебеевскую возвышенность. От Каспия по материа­лам ряда академиков Георги провел в северо-западном направлении «песчаную полосу холмов» — Рын-пески, правда очень преувеличив их длину.
В центре Восточной Европы, по данным всех академиков, Георги поместил «высочайшее место плоской части России, заключающее в себе истоки великих рек — Волги, Днепра и Двины…». Продолжение этой возвышенности он показал к югу «по левому берегу Днепра, над южными реками, в Дон и Донец впадающими, над самым Доном… [и] Окой», но непра­вильно присоединил к ней также Донецкий кряж, Калачскую и Приволжскую возвышенности.
В нижнем Приднепровье Георги выделил (по Гильденштедту) «волнистые плоскости без высоких гор, поднятые не более чем на 30—40 саженей над уровнем рек» — от Днестра и Днепра по берегу Черного моря до Донца,— то есть объеди­нил в одно целое Подольскую и Приазовскую возвышенности.
Георги выделил также ряд «равнин и плоскостей», то есть низменностей. На северо-востоке, по Лепехину и Озерецковскому, простирается «по берегу Северного моря от Мезени до Печоры и до Уральского хребта» болотистая «плоскость». На юге Георги различал сухую, с солончаками Крымскую степь, лежащую «от нижней части Дона до Днепра», и степь между Днепром и Днестром; на юго-востоке (на Прикаспийской низменности) — несколько «степей и равнин» под разными названиями.
В своей сводке Георги уделил много места рекам и озе­рам, описав их по морским бассейнам, с краткой характери­стикой каждого моря. В итоге он дал первое физико-геогра­фическое описание Восточной Европы, опирающееся на научную основу, хотя и очень неполное, и далеко не всегда верное. И он довольно подробно осветил ход и результаты ряда важных русских исследовательских экспедиций XVIII в.
По возвращении Георги опубликовал «Описание всех в Российском государстве обитающих народов…» (1776— 1777 гг.), ценный историко-этнографический источник. Как от­мечают советские этнографы, его историко-лингвистическая классификация народов России в основном правильна.

Лаксман в Карелии
В 1762 г. в Россию переселился уроженец Финляндии, швед Кирилл (Эрик) Густавович Лаксман. Летом 1779 г. он изучал «разваливающиеся массы пород Валдая», а осенью впервые исследовал Онежское озеро. На западном и северо­западном берегах озера он отметил «горную гряду» — не­сколько разрозненных небольших поднятий, «красоту и разно­образие… тихую прелесть» этих гор. К востоку же «песчаная, почти гладкая равнина, покрытая… лесом, состоящим глав­ным образом из хвойных деревьев и заключающая множество болот и озер, распространяется до реки Онеги. Едва заметно текущие реки разливают коричневую воду свою между низ­менными топкими берегами; только у водопадов, возникаю­щих у незаметных уступов этой местности, видны голые… скалы».
Проследив реку Верхний Выг, Лаксман прошел на лодке, взламывая лед, через Выгозеро (1200 кв. км) и в середине ноября по нижнему Выгу достиг Онежской губы. В конце ноября, производя промеры глубин моря, Лаксман едва не погиб, провалившись под лед. «Весьма замечательно, что озеро [Онежское] в большинстве мест имеет большую глубину, нежели Белое море». Это заключение, конечно, относится именно к той части моря, где он работал, то есть к Онежской губе. Важный географический вывод из своих наблюдений Лаксман изложил в 1780 г. в одном письме: «…Я выяснил, что возвышенность в середине России, откуда вытекают Волга, Двина, Днепр, Дон и множество меньших рек… едва ли мож­но считать… прибавлением Скандинавского подковообразного хребта… Эта обширная возвышенность выше всего при исто­ках упомянутых рек и постепенно опускается во все стороны». Лаксман установил также, что на юго-западе она не связана с Карпатами.
До путешествия Лаксмана считалось, что Скандинавские горы связаны с Уральским хребтом, и сам он ранее также придерживался этого мнения. Но объехав юго-восточный край «Скандинавского хребта», а точнее, возвышенности Манселькя, Лаксман убедился, «что он уже совершенно теряется ме­жду озером Онегой и рекой того же имени».

Зуев на Среднерусской возвышенности и в Причерноморье
Для исследования юго-западной полосы Европейской Рос­сии летом 1781 г. был послан В. Ф. Зуев, теперь уже адъюнкт. Из Москвы он ехал в Харьков два месяца, причем пересек всю Среднерусскую возвышенность примерно по 36-му ме­ридиану и дал довольно точную ее характеристику: «Хол­мистые места …ничего с настоящими горами общего не име­ют, а только составляют ровные высокие поля, разделенные глубокими долинами, которые., делают спуски и подъемы не­сколько трудными [особенно у Орла]… Возвышенное место продолжается беспрерывно… до самого Харькова». А далее на юго-запад — к Днепру, куда повернул Зуев, пошли «места степные». Из Кременчуга осенью Зуев прошел вдоль правого берега Днепра вниз до Никополя, причем обследовал Дне­провские пороги. За Никополем «открытая степь… чем далее к западу тем становится выше» (Приднепровская возвышен­ность) . В районе Кривого Рога, который стоит у впадения Саксагани в Ингулец, Зуев первый обратил внимание на обна­жения железистых кварцитов («железистого шифера») по бе­регам обеих рек и, следовательно, был первооткрывателем Криворожского железорудного бассейна.
Летом 1782 г. Зуев, следуя из Херсона до устья Ингула, поднялся к его верховью и вернулся в Кременчуг. При этом он вновь, но значительно западнее пересек Приднепровскую воз­вышенность и верно наметил ее простирание: «…кряж …иду­щий под землею от [Южного] Буга… прямо через Ингул и Ин­гулец к Днепровским порогам… по всем рекам и балкам оказывается [выступает]… также порогами или каменными в бе­регах утесами… Впрочем, поверхность [«кряжа»]… представ­ляет чистую, везде открытую, сухую и ровную степь».
Закончив осмотр Правобережья нижнего Днепра в его излучине, Зуев вернулся в Петербург. Помимо чисто геогра­фических достижений он сделал ценные гидрогеологические наблюдения: обнаружил, что по мере продвижения на юг от Москвы увеличивается жесткость поверхностных и неглубо­ких подземных вод; такая зональность была установлена впервые. Он также указал, что на юге широко распростране­ны соленые воды.

Первые исследователи Крыма и Тамани
С 1774 г. Крым, отделенный от Турецкой империи, стал доступен для исследования. В 1782 г. В. Ф. Зуев пересек Степ­ной Крым от Перекопа до города Карасубазар (теперь Бело-горек) у северного подножия Крымских гор. С Горным Кры­мом Зуев ознакомился бегло, посетив только некоторые участки; основные сведения он обобщил со слов людей, «там бывалых». Но он первый обратил внимание на асимметрию передовой части Крымских гор (так называемая куэста): «Слои главных гор соответствуют… передовым и подымаются от севера к полудню, восставая углом от горизонта на 17 градусов». И он отметил, что большинство крымских рек берет начало на северных склонах гор, а массив Чатырдаг представляет собой водораздел: к востоку от него реки впа­дают в Сиваш, к западу — в Черное море.
В 1783 г. Крым был присоединен к России и вице-губерна­тором новой Таврической губернии назначен Карл Иванович Габлиц. Два года он подробно исследовал Крым и составил его первое научное описание. Габлиц правильно различал там три орографические области: «плоскую», горную и равнинно-холмистый Керченский полуостров с крутыми и высокими бе­регами. Он первый предложил трехчленное деление Крымских гор, теперь общепринятое: гряды Северная, или Внеш­няя (по Таблицу, «передовая»), Средняя, или Внутрен­няя, и Южная, или Главная. Южные склоны круче северных, между горами расположены открытые долины. Южный хребет в районе Чатырдага разобщен поперечной долиной на две части; в хребте он обнаружил следы вулкани­ческой деятельности. Габлиц исследовал крымкие реки, отме­тив их большие уклоны и наличие водопадов. Он описал и по­лезные ископаемые, в том числе керченские железные руды.
В 1783—1786 гг. военный моряк Берсенев описал западный и южный берега Крыма от мыса Тарханкут до Керченского пролива. В 1786 и 1787 гг. Габлиц опубликовал две работы о Крыме, приложив ко второй 4 карты юга Европейской Рос­сии. На них очертания полуострова близки современным: по-видимому, Габлиц использовал материалы Берсенева.
В 1793—1795 гг. Крым посетил Паллас. Он гораздо по­дробнее, чем Габлиц, описал Южную гряду и выделил са­мую высокую часть — от Балаклавы до Алушты. Высшей точкой хребта он считал Чатырдаг (1527 м) (Самая высокая гора Крыма — Роман-Кош (1545 м)). Затем Паллас переправился на Таманский полуостров и дал его первое подробное описание: «Тамань представляет разорванную местность, покрытую холмами и плоскостями… Различные ру­кава Кубани и множество заливов и низменностей, покрытых водой, делают из Тамани настоящий остров. Центральная часть острова… между Кубанским и Темрюкским лиманами, более возвышенна…» Паллас описал грязевые сопки Тамани и отметил в некоторых наличие нефти.

Озерецковский на Ладожском и Онежском озерах
Летом 1785 г. Озерецковский (с 1782 г. академик) про­вел рекогносцировочное научное исследование Ладожского и Онежского озер. «Ладожское озеро весьма часто… от ветров в ужасное приходит волнение, которое превосходит, кажется, колебание большого моря…» Берега большей частью «низкие, отмелые… [без] глубоких губ или заливов». У северных берегов «высокие и каменистые горы», много губ и островов. Озерец­ковский описал эти губы и, опираясь на свои, хоть и не точные, промеры, сделал верный вывод, что к северу от острова Ко-невиц (60° 50′ с. ш.) «…озеро становится [час] от часу глубже» (По последним данным, глубины озера: средняя — 55 м, наименьшая на юге — до 10 м, наибольшая на севере у Валаама — 225 м.).
По Свири Озерецковский поднялся к Онежскому озеру. «От вершины реки Свири до Петрозаводского залива [за­падный] берег… [почти] прямой…» Он объехал и описал все большие заливы у северного берега озера — Заонежский, Повенецкий и другие, а также ряд островов, в том числе самый крупный — Большой Климецкий. Кольцевой маршрут вокруг озера позволил Озерецковскому довольно точно опре­делить длину его береговой линии — почти 1000 верст. К севе­ру он посетил и описал водопад Кивач на реке Суне — «каменный утес, поперек реки лежащий», с тремя уступами. Водяная пыль, поднимающаяся от нижнего уступа, достигает вершин деревьев, «отчего в зимнее время стоят они обвешаны ледяными сосульками» (Летом 1814 г. Озерецковский посетил верховья Волги. На возвышен­ности (Ревеницкие горы, 300 м) он увидел колодец, куда собирается «вода из обширного болота, ельником поросшего»; вода казалась стоячей, но тихо пробиралась «ручейком в обширном буераке». Ручеек проходит два озерца и, «обогатись водой, втекает в озеро Стерж, где приметно уж его стремление, и вода его от озерной отличается». Вытекающий из Стержа ручей — уже Волга — принимает в себя Руну, а затем проходит через два малых озера. Первое, Вселуг, не замерзает даже в суровую зиму благодаря сильным ключам; близ второго озера, Пено, находится исток Западной Двины (озерцо Двинец). Это было первое точное описание истока Волги. Осенью он исследовал усеянный «большими и малыми островами» Селигер, лежащий «на самом возвышенном месте из всех [местных] озер»).
Академическими экспедициями 60—80-х годов XVIII в. впервые исследованы и описаны — часто скупо, но в боль­шинстве случаев правильно — крупнейшие элементы рельефа Восточной Европы: на северо-западе — Приильменская (Иль­мень-Волховская) низменность; на северо-востоке — Северные Увалы; в центре — Валдайская, Смоленско-Московская, Среднерусская и Приволжская возвышенности и Окско-Донская равнина; на юге — Приднепровская и Приазовская воз­вышенности, Причерноморская и Прикаспийская низменности, Крымские горы и Ергени; на востоке — Верхнекамская и Бугульминско-Белебеевская возвышенности, Общий Сырт, ряд хребтов Южного и Северного Урала. Академики проследили юго-восточную условную границу Европы, а за ее пределами выявили и описали Ставропольскую возвышенность.
Они дали верные научные характеристики крупнейшим рекам Восточной Европы — Волге, Каме с Вяткой и Оке, Дону с Хопром, Северским Донцом и Медведицей, Яику и многим другим, первые научные описания Ладожского, Онежского и многих меньших озер, в том числе таких «чудес природы», как Индер, Эльтон и Баскунчак.
Итак, итогом работ русских академических исследовате­лей последней трети XVIII в. было научное открытие большей части гигантской Восточно-Европейской (Русской) равнины и огромной европейско-азиатской пограничной полосы.

• ← Дослідники Східної Європи
• Дослідники Карпат та гір Німеччини →