Крізь темряву століть
Російська
На жаль, цей запис доступний тільки на
Російська.
К сожалению, эта запись доступна только на
Російська.
Среди вопросов, на которые пришлось отвечать гидрологам при изучении рек и озер Центральной Азии, был и вопрос о времени их происхождения. Оказалось, что центральноазиатские реки по своему возрасту весьма почтенны: отдельные пра-, пра-, прапредшественники протекали почти в тех же местах, что и современные реки, миллионы лет назад, а в целом гидрографическая сеть приобрела очертания, близкие к современным, около миллиона лет назад, на границе третичного и четвертичного периодов развития земли. А это немало даже в геологическом масштабе времени, если сравнить, например, этот срок с возрастом Волги, который определяется в 30—50 тысяч лет. И естественно было ожидать, что при столь почтенном возрасте в прошлой жизни центральноазиатских рек было немало интересных событий.
Наши экспедиции подтвердили это предположение. В частности, выяснилось, что нынешние монгольские реки Дзабхан, Булган-Гол, Хара и др. в далеком прошлом изменили направление своего течения.
…Ранней осенью 1951 г. наша машина вышла из города Кобдо и начала подъем по северному склону Монгольского Алтая. Предстояло перевалить на его южный склон, дренируемый реками Уенчи, Бодончи и Булган-Гол, и посетить Заалтайскую и Джунгарскую Гоби. В те годы они были почти совсем не исследованы, мы располагали лишь отрывочными сведениями путешественников да по аналогии с соседними более изученными территориями пытались составить общее впечатление. Поэтому нет ничего удивительного, что за каждым поворотом реки, за каждым бугром или складкой местности мы узнавали либо нечто давно знакомое, либо, вопреки ожиданиям, нечто неожиданное. И такие неожиданности поддерживали тлеющую где-то в глубине души мечту о внезапной встрече с редким, а поэтому загадочным пустынным гобийским медведем или не менее знаменитым диким верблюдом. Встреча с ними почему-то ожидалась с самых первых дней, хотя хорошо было известно, что к местам обитания этих животных — каменистым южным склонам Монгольского Алтая и пустыням крайнего востока Заалтайской Гоби если мы и доберемся, то только в самые последние дни маршрута.
Так в напряженном и, как видите, малообоснованном ожидании прошли первые дни, а затем потянулись будни, когда жизнь проходит по строгому, раз установленному режиму. Едва рассвело — подъем и до самого вечера сбор геологических и почвенных образцов, измерение долин, русел рек и скоростей течения воды, отбор проб воды для химических анализов — одним словом, та повседневная работа, которая повторяется изо дня в день весь маршрут.
Стояла теплая ранняя осень с погожими днями — самая благоприятная в Монголии пора исследований: изнуряющая летняя жара позади, а морозы, которые нет-нет да и нагрянут ночью, еще не страшны.
Пока находились на равнине и в предгорьях, работа шла быстро. А вот в горах, где появились обширные цирки, мощные конечные и боковые морены, движение вперед замедлилось и ночевать приходилось высоко. Ночи звездные, холодные, и, поеживаясь в спальном мешке, вспоминаешь о тепле равнин.
Наконец, достигли последнего перевала, на котором возвышалось «Обо». Обо — это и священный памятник, и дорожный знак, и граница старых феодальных владений. Сложен Обо из камней, из него торчат короткие шесты, увешанные разноцветными кусочками материи, черепами диких и домашних животных и многими другими вещами и предметами, которые монголы отдавали Обо — богу перевала. Получал он и медные и серебряные монеты. Их на Обо собралась немалая коллекция, добавив к которой несколько наших монет, мы начали спуск. Он был крутой и быстро перешел в сухое ущелье, настолько узкое, что борта машины то и дело цеплялись за почти отвесные скалы. Чем ниже, тем разнообразнее становилась окраска скал — сначала серые, потом зеленые, черные, фиолетовые, красные и иных цветов сланцы, причудливо смятые в складки, создавали дивную по красоте картину. Основных цветов было немного, и в то же время глаза отмечали великое множество оттенков, вызванных то отполированностью скал, то их ячеистым строением, то пустынным загаром.
Пока я размышлял, как можно передать редкую красоту ущелья (в те годы цветная фотография делала первые шаги, и цветной пленки у нас не было), оно кончилось, скалы раздвинулись и потянулась однообразная дорога: серая в лучах солнца и темная, когда ее закрывало облако.
К Булган-Голу подъехали вечером. Как часто бывает, узорчатая кромка зеленой уремы, сопровождающей реку, возникла неожиданно. К ней спустились в районе, где река вырывается из глубокого ущелья стремительным и чистым потоком. В широкой долине река непрерывно ветвится и петляет, как бы ища выхода из окруживших ее гор, затем круто поворачивает на запад. В районе южного участка реки на уровне верхних террас горы прорезаны сухим ущельем, составляющим прямое продолжение верхнего ущелья, из которого вырывается Булган-Гол в широкую часть долины. Это сухое ущелье дает основание полагать, что в геологическом прошлом Булган-Гол, как и его восточные соседи Уенчи и Бодончи, нес свои воды почти строго на юг в урочище Барун-Хурай. Об этом же говорит и цепочка небольших, пересыхающих озер, вытянувшихся с севера на юг. В том же геологическом прошлом на месте нынешнего солончака, занимающего наиболее пониженную часть урочища Барун-Хурай, явно было большое озеро: отчетливо видны его границы, очерченные озерными отложениями.
Район предполагаемого изменения течения реки Булган-Гол…
Взятые вместе, все эти факты неизбежно заставляют думать, что Булган-Гол когда-то очень давно изменил направление течения.
На следующий день поднялись рано. Было прохладно и мглисто, на траве лежала роса. Солнце еще не выкатилось из-за гор, и река слабо дымилась. Я пошел вниз по течению— вслед за задумчиво катившейся в мечтательной лени мутной водой, в которой купали свои ветви склонившиеся к реке ивы. Стояла тишина, нарушаемая лишь шелестевшей под ногами опавшей листвой. И вдруг — что это?.. К реке торопился темно-коричневый, крупный зверек. Вот он добрался до воды, на миг задержался, затем раздался всплеск, и животное исчезло. Так впервые мне довелось увидеть бобра не в зоопарке или в кино, а на воле. И хотя в реке не было плотины, а классические бобровые хатки не возвышались над водой, существование довольно многочисленной колонии бобров стало очевидным. Об этом свидетельствовали не только сами животные, которых мы видели несколько раз, но и разнообразные следы их деятельности: поваленные деревья и пни с характерными конусообразными окончаниями, протоптанные, обрывающиеся у реки тропинки и норы в берегах высохших проток.
Бобры в долине Булган-Гола были диковинкой, что нетрудно понять, если учесть природную обстановку в районе крутой излучины реки. Вне ее долины прилегающая местность представляет собой типичную сухую степь, переходящую в пустыню. А вот в долине орошающей ее реки, судя по всему, чудесно чувствовал себя обитатель равнинных лесных рек. Когда и как попали в долину Булган-Гола бобры и почему они сохранились только здесь, в сотнях километров южнее современной границы распространения бобров?
Это, бесспорно, еще одна существенная загадка края, таящая в себе ответы на многие вопросы, связанные с нынешним обликом и климатом Центральной Азии, с ее прошлой историей. Она и до сих пор еще остается тайной.
Позже, в 1962 г., в Москву приезжали монгольские ученые-гидрологи. От них я узнал, что бобровая колония взята под наблюдение и охрану. Несколько бобров было отловлено и перевезено через Монгольский Алтай и Котловину Больших озер, где их выпустили на волю в нижнем течении реки Кобдо, Она во многом напоминает Булган-Гол, что дает уверенность в успешном исходе акклиматизации бобров в новом для них районе.
Булган-Гол — не единственная река, изменившая направление стока. Изменились гидрографические связи и другой реки — Дзабхан.
Дзабхан берет начало на главном Хангайском хребте и, подобно остальным южнохангайским рекам — Байдаригу, Туин-Голу, Тацаин-Голу, вначале устремляется на юг в гобийскую Долину озер, но затем неожиданно делает на Южно-Хангайском плато большое колено и уходит на запад в одну из крупнейших в Монголии котловин — Котловину Больших озер, вмещающую озера Убсу-Нур, Хара-Ус-Нур, Хара-Нур, Дургэ-Нур, Айраг-Нур и Хиргис-Нур. Исключая Убсу-Нур, все остальные озера составляют гидрографически единое целое.
Изучая эту реку, Э. М. Мурзаев высказал предположение, что она изменила свое течение сравнительно поздно, а раньше Дзабхан направлялся на юг. Э. М. Мурзаев нашел в районе крутой излучины реки древнюю, ныне мертвую долину. Она покрыта небольшими озерками и солончаками и протянулась на юго-восток в направлении к озеру Бон-Цаган, питаемому водами правого рукава реки Байдариг.
В последние годы древней долиной Дзабхана заинтересовались водохозяйственники и гидротехники. Они поставили задачу направить часть стока по старому пути, чтобы обводнить и оросить пастбища в ныне сухой долине и на прилегающей местности. И после окончания гидротехнического строительства, как в далеком геологическом прошлом, оживет долина реки-беглянки.
Если новая жизнь древней долины Дзабхана — дело в значительной степени будущего, то в долину другой монгольской реки — Хара такая жизнь уже пришла. Здесь, в котловине Мандал, заканчивается сооружение нового промышленного центра — Дархана. На строительстве работает много людей, но немногие из них знают, что Хара не всегда была такой, какой они ее видят сегодня.