Южный полюс (1910-1913)
Рассказы Шеклтона о пути к Южному полюсу, о возможности его достижения из моря Росса еще больше подогрели национальное соревнование за первенство в открытии Южного полюса. Появляются десятки проектов, реальных и фантастических. С проектом пересечения Антарктиды через Южный полюс выступил шотландец Брукс. Готовили свои экспедиции к Южному полюсу в Японии Ширазе и в Германии Фильхнер. Многие американские исследователи выступали за организацию своей экспедиции. Но американские бизнесмены в то время не видели практического смысла в этих экспедициях и денег не дали.
Англия не хотела уступать первенства в исследовании антарктического континента вообще и в достижении Южного полюса в особенности.
И спортивный приз — Южный полюс оставался еще не разыгранным.
Вторая экспедиция Р. Скотта
Роберт Скотт после первой экспедиции приступил к подготовке новой антарктической экспедиции. В ее программу входило широкое обследование обширных пространств Антарктиды, геологические и геофизические исследования районов к востоку от моря Росса — Земли Короля Эдуарда VII и других мест.
Возвращение Шеклтона и вся обстановка того времени заставили Скотта и его покровителей сделать гвоздем программы предстоящей экспедиции достижение Южного полюса. Скотт понимал, что он может рассчитывать на признание своих заслуг на фоне триумфа и славы Шеклтона только в том случае, если водрузит флаг Великобритании на Южном полюсе. Он знал, что поражения быть не должно.
1 июня 1910 года экспедиция Роберта Скотта на судне «Тер-ра-Нова» отправилась в путь. На судно были погружены 33 собаки, 17 лошадей и трое мотосаней.
После длительного и опасного плавания среди льдов и айсбергов моря Росса «Терра-Нова» 5 января 1911 года подошла к острову Росса. Здесь, на мысе Эванс, у подножия вулкана Эребус, было выгружено имущество и построена база первой полюсной партии. Выгрузка производилась на морской припай, окаймляющий берег. Так как морской лед разрушался на глазах, участникам экспедиции во время выгрузки пришлось неоднократно принимать холодные морские ванны. Провалились сквозь лед и утонули одни моторные сани.
15 января 1911 года выгрузка была в основном закончена и на мысе Эванс построен просторный и удобный дом. Однажды Скотт отправился по морскому льду к мысу Хижины, вблизи которого зимовал почти десять лет назад «Дискавери». Тогда на мысу был построен аварийный дом. Этот дом служил для Шеклтона промежуточным пунктом на его пути от зимовки на мысе Ройдс к ледяному барьеру.
Скотт был весьма огорчен, увидев, что дом заполнен снегом. Скотту было известно, что группа Шеклтона выломала окно, но, как оказалось, уходя, они окно не заделали. Скотт записал по этому поводу:
«Для нас было большим огорчением найти старый дом в таком заброшенном состоянии. А мне так хотелось найти все старые постройки и ориентиры невредимыми. Ужасно грустно провести ночь под открытым небом и знать, что все сделанное для удобства уничтожено. Я лег в самом удрученном настроении. Казалось бы, самое элементарное выражение культурности человека должно состоять в том, чтобы люди, посетившие такие места, оставляли после себя все на помощь и отраду будущим путешественникам. Сознание, что такой простой долг забыт нашими непосредственными предшественниками, страшно угнетала меня».
«Teppa-Нова» стояла у кромки льда, часто меняя стоянку из-за того, что льдины, к которым она швартовалась, обламывались. Судно ожидало, когда взломается лед в южной части пролива, с тем чтобы перевезти грузы ближе к барьеру для санного путешествия на юг.
От базы экспедиции на мысе Эванс до ледникового барьера было около 40 километров. Сухопутный переход к барьеру по крутым склонам и ледниковым языкам острова Росса был связан с большими трудностями и опасностями. Лед вдоль берега взламывался медленно, а так как кораблю экспедиции еще в этом сезоне предстояло доставить второй отряд, под начальством Кэмпбелла, далеко на восток для исследования Земли Эдуарда VII, Скотт решил переправить лошадей и собак с грузом к мысу Хижины по прибрежной полосе морского льда.
26 января 1911 года отряд Скотта, простившись с экипажем корабля и отрядом Кэмпбелла, двинулся по тонкому, разрушенному припаю к ледяному барьеру.
На шельфовом леднике, в четырех километрах от края барьера, был основан главный склад. Отсюда Скотт отправился на юг по шельфовому леднику с целью создания вспомогательных вкладов для будущего весеннего похода к полюсу. Лошади непрестанно вязли в рыхлом снегу, а собаки везли слишком мало груза. Здесь даже летом часты пурги, и приходилось пережидать плохую погоду, сидя в палатках. Лошади, находясь на холодном ветру, сильно мерзли.
Последний склад был оставлен на 79° 29′ южной широты. Этот склад назвали «Депо одной тонны», так как здесь была оставлена тонна продовольствия и снаряжения. 17 февраля отряд повернул обратно. Наступила оттепель, и снежные мосты над невидимыми трещинами ослабли. Однажды провалилась в трещину собачья упряжка. Собак, повисших над бездной на веревке и упряжных ремнях, с трудом удалось спасти.
От холода и перенапряжения на обратном пути пали три лошади.
22 февраля 1911 года отряд Скотта вернулся к мысу Хижины. Сюда за время похода отряда к югу прибыли из основной базы экспедиции два человека — Аткинсон и Крин. Они очистили дом от снега, оборудовали его для жилья. Но самым важным событием этого дня для Скотта было получение почты, доставленной Аткинсоном с «Терра-Нова».
Высадив основной отряд во главе со Скоттом на остров Росса, «Терра-Нова» направилась на восток, вдоль барьера Росса, с намерением высадить на Земле Эдуарда VII второй отряд экспедиции во главе с Кэмпбеллом. На этот раз судно встретило непроходимые морские льды значительно раньше, чем «Дискавери» в 1902 году, и, дойдя до 158° западной долготы, повернуло обратно.
Кэмпбелл и сотрудники его отряда решили заняться изучением Земли Виктории в районе мыса Адэр, к западу и югу от него.
На обратном пути «Терра-Нова» зашла в Китовую бухту, и здесь 4 февраля 1911 года англичане встретили норвежскую экспедицию Амундсена. В глубине бухты у низкого края барьера стоял уже разгруженный корабль «Фрам», а на шельфовом леднике бухты построена база норвежской экспедиции.
Это известие поразило Роберта Скотта. Он записал в дневнике:
«Все, что случилось в этот день, бледнеет перед удивительным содержанием почты, врученной мне Аткинсоном. В своем письме Кэмпбелл сообщил обо всем, что он сделал, и о том, как нашел Амундсена, поселившегося в Китовой бухте. Это сообщение вызвало одну только мысль в моем уме, а именно: всего разумнее и корректнее будет и далее поступать так, как намечено мною, — будто и не было вовсе этого сообщения; идти своим путем и трудиться по мере сил, не выказывая ни страха, ни смущения.
Не подлежит сомнению, что план Амундсена является серьезной угрозой нашему. Амундсен находится на 60 миль ближе к полюсу, чем мы. Никогда я не думал, чтоб он мог благополучно доставить на барьер столько собак. Его план идти на собаках великолепен. Главное, он может выступить в путь в начале года, с лошадьми же это невозможно».
Так Скотт в самом начале путешествия понял свои ошибки и преимущества норвежца.
Скотт и раньше знал о намерениях Амундсена. Еще ранней осенью 1910 года Амундсен послал с острова Мадейры Скотту письмо, в котором извещал, что он намеревается вступить в состязание за открытие Южного полюса. Скотт получил это извещение, по-видимому, в Новой Зеландии еще до выхода «Терра-Нова» в антарктический рейс.
После получения известия от Кэмпбелла Скотт понял, что норвежец уже выиграл первый этап состязания. Он не только успешно снарядил экспедицию, но и без особого труда оборудовал исходную базу на удобном месте и на 60 миль ближе к заветной точке — Южному полюсу. Скотт же создал свою базу вдали от барьера, путь до которого уже на первом этапе стоил участникам его экспедиции огромных трудов и потери трех лошадей. Позднее по разным причинам погибло еще шесть лошадей. Надежды на моторные сани также было мало: они часто ломались и вязли в снегу.
У Амундсена же было около сотни прекрасных ездовых собак.
Экспедиция Р. Амундсена к Южному полюсу
Норвежец Руал Амундсен после плавания на «Бельжике» организовал свою экспедицию в Арктику. На небольшом судне «Йоа» за три года (1903—1906) его экспедиция совершила первое плавание Северо-западным морским путем вокруг берегов Северной Америки из Атлантического океана в Тихий. Выполнить эту задачу никому до того не удавалось, несмотря на огромные усилия и человеческие жертвы. Это достижение поставило Амундсена в первые ряды исследователей полярных стран.
«Следующей моей задачей, которую я задумал разрешить, — писал в своих воспоминаниях Амундсен, — было открытие Северного полюса. Мне очень хотелось самому проделать попытку, предпринятую несколько лет тому назад доктором Нансеном, а именно — продрейфовать с полярными течениями через Северный полюс поперек Северного Ледовитого океана».
Он купил знаменитый корабль Нансена «Фрам» и стал готовиться к семилетней экспедиции.
В 1893 году Нансен на «Фраме» продрейфовал вместе со льдом значительно южнее полюса. Амундсен же собирался войти во льды в северной части Чукотского моря в надежде, что корабль вместе со льдом продрейфует севернее и пройдет через Северный полюс.
В самый разгар подготовки экспедиции весь мир облетело известие, что в апреле 1909 года Северный полюс покорен американцем Р. Пири. Это заставило Амундсена резко изменить планы и идти на завоевание Южного полюса. Тем более что денег для задуманного семилетнего путешествия и дрейфа через Арктический бассейн не хватало.
«…я с легким сердцем решил отложить года на два выполнение своего первоначального плана, — писал впоследствии Амундсен, — чтобы за это время постараться раздобыть недостающие средства. Предпоследняя задача полярного исследователя, пользующаяся популярностью широких масс, — открытие северного полюса, — была решена. Если бы мне теперь посчастливилось пробудить интерес к задуманному мною предприятию, то оставалось бы сделать только одно, постараться разрешить последнюю великую задачу — открыть Южный полюс!»
Решение Амундсена было твердым, но разработку нового плана он держал в тайне даже от своих будущих спутников к полюсу. Об изменении цели экспедиции Амундсен сказал только своему брату и капитану «Фрама» Нильсену.
Корабль из Норвегии пошел на юг. Это никого не удивило, так как по первому плану в Северный Ледовитый океан предполагалось пройти через Берингов пролив; а чтобы пройти к Берингову проливу, нужно было спуститься на юг по Атлантическому океану, обогнуть мыс Горн и пересечь Тихий океан.
Но уже на острове Мадейра он сообщил участникам экспедиции разработанный во всех деталях план похода к Южному полюсу. Амундсен поручил своему брату оповестить мир об изменении плана экспедиции после отплытия «Фрама» с Мадейры.
Сенсация была потрясающей. Многие кредиторы потребовали вернуть экспедицию, мотивируя тем, что деньги были пожертвованы для других целей. Во избежание возможных неприятностей Амундсен направил корабль прямо в Антарктику, минуя все порты.
14 января 1911 года «Фрам» был уже в Китовой бухте у барьера шельфового ледника Росса.
Почему Амундсен выбрал Китовую бухту?
Ведь описания Росса, Борхгревинка, Скотта, Шеклтона говорили о том, что здесь плавает гигантский ледник и от него часто отламываются огромные куски льда. Поэтому даже Шекл-тон в январе 1908 года не рискнул основать здесь свою базу.
Тщательно изучив все описания барьера, Амундсен пришел к заключению, что Китовая бухта со времен Росса, т. е. в течение 70 лет, хотя и претерпела некоторые изменения, но все же в общих чертах сохранилась. Амундсен полагал, что бухта является устойчивой вследствие того, что ледник в этом месте покоится на неподвижном основании — отмели или острове. Последующие наблюдения за этим районом показали, что теория Амундсена была неверной. Китовая бухта примерно лет через 30 все же исчезла. Амундсену же было достаточно одного года, чтобы выполнить свой смелый план и выйти победителем в состязании со Скоттом. Амундсен справедливо отметил, что если бы Шеклтон в январе 1908 года создал здесь свою базу, то он еще тогда мог бы «снять с очереди вопрос о Южном полюсе».
Зимовка норвежской партии на шельфовом леднике Росса
Не дожидаясь полной разгрузки «Фрама», первая партия во главе с Амундсеном 10 февраля 1911 года отправилась для организации складов на пути к Южному полюсу. Партия состояла из четырех человек на трех санях с грузом по 250 килограммов. В каждые сани было впряжено по шесть собак. Путь по шельфовому леднику оказался сравнительно легким, погода благоприятной, и 14 февраля путешественники прибыли на 80° южной широты. Здесь они оборудовали первый продовольственный склад и сразу же налегке отправились в обратный путь, надеясь еще застать «Фрам». 175 километров они прошли за два дня, но «Фрам» уже благополучно покинул Китовую бухту. На шельфовом леднике во Фрамхейме (так была названа база экспедиции) осталось девять человек. 22 февраля отправился к югу следующий караван. Он состоял из восьми человек, семи саней и сорока двух собак.
24 февраля караван миновал первый продовольственный склад и 2 марта достиг 81° южной широты. Несмотря на то что по календарю было еще антарктическое лето, здесь царил холод. и термометр показывал 45° мороза. На 81-й параллели был построен второй продовольственный пункт. Отсюда три человека на пустых санях повернули обратно во Фрамхейм, а остальные пошли дальше на юг. За 81-й параллелью начали встречаться ледниковые трещины. Однажды в одну из трещин провалились три собаки, но они повисли на сбруе и были спасены.
7 марта 1911 года караван достиг 82° южной широты, где был построен третий продовольственный склад.
По обе стороны от каждого склада, перпендикулярно к линии пути, расставлялось по десяти вех с расстоянием между ними в 900 метров. Каждая веха имела свой номер, по которому можно было определить, с какой стороны и на каком расстоянии находится склад.
8 конце марта последняя партия по устройству складов вернулась на базу. Остававшиеся там участники экспедиции заготовили для 115 собак 60 тонн тюленьего мяса. Этим кормом пользовались только на базе, а также завезли его на первый склад; на остальные склады доставили более калорийное и легкое питание — собачий пеммикан.
21 апреля в последний раз показалось солнце. Наступила полярная ночь. Жизнь во Фрамхейме наладилась. Основной работой была подготовка к путешествию на Южный полюс. В отличие от экспедиции Скотта здесь все было подчинено только этой цели. Метеорологические наблюдения велись всего лишь три раза в день. Ночные наблюдения не проводились совсем. Амундсен в своих отчетах подчеркивал: «Главной зимней работой была подготовка к путешествию на юг. Надо было дойти до полюса, все остальное было второстепенным».
Всю зиму тщательно отбиралось продовольствие, переделывались сани. При этом преследовалась одна цель — уменьшить вес бесполезного груза, как, например, ящиков и саней. Учитывался каждый грамм. Еще зимой, до восхода солнца, все было упаковано, увязано и пригнано, начиная от сбруи собак и кончая одеждой людей.
23 августа солнце снова осветило снежную страну, а в сентябре на лед бухты стали выползать тюлени. Свежему мясу обрадовались и люди, и собаки. 28 сентября прилетели качурки — вестники весны. Но погода была еще неустойчивой.
Поход норвежцев к Южному полюсу
Наконец, 19 октября 1911 года отправились в путь пять человек: Амундсен, Хансен, Вистинг, Хассель и Бьоланд. С ними было 52 собаки и четверо саней. На стоянках пользовались одной просторной палаткой.
Уже на второй день путешественники попали в зону трещин, прикрытых снежными мостами. В одну из них провалились сани. Собаки были уже на другой стороне трещин. Но сани тянули их за собой. Бьоланд, управлявший этими санями, в последний момент схватился за веревку и удержал сани от падения. Но его сил не хватало, чтобы удержать тяжелый груз, сани постепенно опускались. К счастью, подоспела помощь. Сани с грузом и со-баки были спасены.
За первые четыре дня путешественники прошли 160 километров и прибыли на первый продовольственный склад.
26 октября отряд двинулся дальше. Чтобы правильно ориентироваться на обратном пути, путешественники строили снежные башни — гурии — высотой в два метра. В каждом таком гурии они оставляли записку с указанием географического положения. Всего на пути к полюсу было построено 150 гуриев из снежных кирпичей. Вначале гурии ставили через 13—15 километров, а затем — через каждые 9 километров.
29 октября Амундсен и его спутники достигли второго склада, а 4 ноября — третьего, последнего, на 82° южной широты.
Далее путь был неизведанным. Подобно опытным спортсменам, путешественники до 82° совершали переходы точно по 28 километров в день, а с 82° установили дневной переход в 37 километров. На каждом следующем градусе широты создавался склад продовольствия. Как указывает Амундсен, собаки с каждым днем становились трудоспособнее и легко преодолевали дневной переход со скоростью семь с половиной километров в час. Люди также чувствовали себя великолепно. Они держались за веревки, привязанные к саням, и легко скользили на лыжах.
По мере продвижения на юг перед взорами путешественников открывалась горная страна. Отдельные вершины поднимались до 4—5 тысяч метров. Самую высокую гору с крутыми бесснежными склонами они назвали именем своего знаменитого соотечественника — Фритьофа Нансена. Другие горные вершины и величественные ледники, текущие между ними, также получили норвежские названия.
16 ноября 1911 года Амундсен и его товарищи дошли до края шельфового ледника Росса. Широта была 85° 07′ и долгота 165° западная. Дальше начинался подъем по леднику между горами.
У начала подъема был сооружен главный склад продовольствия с запасом на 30 дней. Для обеспечения дальнейшего пути на четырех санях было оставлено продовольствия на 60 дней, т. е. на срок, в который Амундсен планировал дойти до Южного полюса и вернуться сюда обратно.
Начался подъем по крутым заснеженным склонам. Ярко светило солнце, и было жарко. Сани приходилось поднимать двойной упряжкой. На стоянках, пока собаки отдыхали, норвежцы на лыжах разведывали предстоящий путь. В лабиринте неизвестных гор и ледников приходилось неоднократно изменять курс, а однажды после трудного подъема путники вынуждены были снова спускаться вниз. Наконец они оказались на обширном леднике, названном именем Акселя Гейберга. Ледник имел бугристую поверхность и множество трещин. 20 ноября ледник кончился, и путешественникам казалось, что они вышли на высокогорное плато. Высота была свыше 3 тысяч метров.
Здесь в соответствии с планом были убиты 24 собаки. Амундсен писал об этом:
«24 наших достойных товарища и верных помощника были обречены на смерть! Это было жестоко, но так должно было быть. Мы все единодушно решили не смущаться ничем для достижения своей цели. Каждый должен был сам убить своих собак в заранее установленных пределах». Мясо этих 24 жертв должно было служить пищей для собак и людей.
Амундсен предполагал здесь отдохнуть два дня, но из-за плохой погоды пришлось задержаться на пять дней. Разыгралась пурга. Но больше ждать путешественники не хотели и в жестокую пургу отправились дальше — на трех санях, по шесть собак в каждой упряжке. На месте бойни оставили штабель из 16 собачьих туш с водруженными на нем санями.
Ветер оказался попутным. В снежной мгле пурги путешественники почувствовали, что они мчатся по крутому спуску. Из-за пурги не было видно, куда он ведет. Поэтому, промчавшись 19 километров, они решили разбить палатку.
Через несколько часов, когда немного утих ветер и на короткое время посветлело, путешественники обнаружили, что они оказались на хребте с крутым спуском к югу и с более пологим к юго-востоку. Пурга не утихла и на другой день. Амундсен и его товарищи, не дожидаясь улучшения погоды, спустились к юго-востоку, а затем снова поднялись на небольшой хребет и так в пурге и тумане двигались в южном направлении.
27 ноября они подошли к двум высоким горам, простиравшимся по правую сторону от пути и названным горами Халланд-Гансена. На следующий день в разрывах темных низких облаков появилось солнце. Взорам путешественников открылась в юго-восточном направлении громадная горная цепь. Перед горами простирался могучий старый ледник с сильно разрушенной поверхностью. Видимость улучшилась лишь на короткий период, а затем наползли низкие серые облака, и путешественники оказались снова в тумане. Они дошли до западного края ледника и остановились на отдых. Здесь на 86° 21′ южной широты были оставлены продукты на шесть дней и различные предметы снаряжения.
Погода не улучшалась, и путешественники карабкались на ледник в тумане, различая путь только под ногами. А путь был опасен. Всюду встречались трещины, покрытые тонкой коркой снега.
«Это было странное путешествие, — писал впоследствии Амундсен. — Мы проходили по совершенно неизведанным местам, новым горам, ледникам и хребтам, но ничего не видели». Амундсена беспокоила мысль о том, как найти путь к складам на обратном пути. Путешественники продолжали строить из снежных кирпичей гурии. Ледник, по которому поднимались, получил выразительное название — Чертов Глетчер.
На 86° 47′ южной широты путники оставили все свои меховые одежды, взяв с собой лишь капюшоны от оленьих шуб. Дальше они поднимались по зеркально гладкой ледяной поверхности, пересекая трещины, местами забитые снегом. Но вот снова хребет и спуск в широкую ледяную долину. Дно долины было без видимых трещин. Но в одном месте собаки провалились сквозь тонкую корку льда. На глубине 75—100 сантиметров вид-нелся второй слой льда, казавшийся плотным. Однако вскоре Бьоланд провалился сквозь него и спасся только благодаря тому, что ухватился за веревочный строп на санях.
Когда караван двигался по этой странной поверхности, раздавался какой-то жуткий гул. Норвежцы назвали это место Чертовым танцевальным залом.
К счастью, это удивительное образование занимало небольшой участок, и вскоре, поднявшись по второму склону долины, путешественники вышли на плато. Дальше, точно застывшие волны моря, простирались снежные заструги. По этой неровной поверхности они двигались почти вслепую, так как все время шел густой снег и туман застилал горизонт. Идти было трудно, а подниматься после падения еще трудней, так как на высоте воздух был разреженным и кислорода для дыхания не хватало. Расстояние отсчитывалось по счетчику велосипедного колеса — одометру, привязанному сзади одних саней, а направление выдерживалось по компасу.
6 декабря Амундсен по точке кипения воды определил, что они находятся на высоте 3700 метров над уровнем моря. В последующие дни высота не изменялась. Поверхность стала совершенно ровной.
7 декабря 1911 года была пройдена широта 88° 23′, до которой в 1909 году дошел Шеклтон.
Установилась великолепная солнечная погода. Поверхность снега была абсолютно ровной, что свидетельствовало о слабых ветрах в этом краю.
14 декабря 1911 года норвежцы для отдыха остановились на 89° 45′ южной широты. На другой день, 15 декабря, они прошли на санях еще 27 километров и остановились, по их описанию, на Южном полюсе.
16 декабря по полуночной высоте солнца определили, что флаг был поднят на 89° 56′ южной широты, почти в 5 километрах от полюса.
Тогда Амундсен и его спутники исследовали окрестности полюса в радиусе около 10 километров. На полюсе была поставлена маленькая палатка. Над палаткой на верхушке шеста был прикреплен норвежский флаг, а под ним вымпел с надписью «Фрам». В палатке Амундсен оставил мешочек с письмом норвежскому королю, в котором был изложен краткий отчет о путешествии. Было оставлено также краткое послание англичанину Р. Скотту.
17 декабря Амундсен и его товарищи отправились в обратный путь. Через 39 дней норвежцы благополучно вернулись во Фрамхейм. Все путешествие Амундсена к Южному полюсу и обратно заняло 99 дней.
Когда Амундсен и его четыре спутника совершали исторический поход к полюсу, Преструд, Стубберуд и Иохансен предприняли путешествие к Земле Короля Эдуарда VII. Там они собрали ценные геологические коллекции и окончательно уста-
новили, что шельфовый ледник Росса с восточной стороны ограничен горной страной.
7 марта 1911 года из города Хобарта на острове Тасмания Амундсен известил мир о своей победе и благополучном завершении экспедиции.
Зимовка английской партии на острове Росса
Как же сложилась судьба английской экспедиции Роберта Скотта? Мы остановились на том, как Скотт воспринял известие о норвежской экспедиции Руала Амундсена.
Он сразу понял, что преимущества на стороне норвежцев, но решил выполнить задуманное до конца. В отличие от Амундсена, который сравнительно легко создал склады на 80, 81 и 82° южной широты, Скотту пришлось ограничиться созданием последнего склада всего лишь на 79° 29′ южной широты. По возвращении к мысу Хижины Скотту и его товарищам предстояло пройти по морскому льду до мыса Эванса на острове Росса — основной базы экспедиции.
Во время этого перехода сильно разрушенный морской припай взломало до самого ледяного барьера, и путешественники, оказавшись на отдельных льдинах, едва избежали гибели. Одна лошадь утонула, двух других пришлось пристрелить: их невозможно было поднять с плавающей льдины на высокий барьер. Все люди южной партии, претерпев огромные трудности и рискуя жизнью, вынуждены были с двумя упряжками собак и двумя уцелевшими лошадьми вернуться в хижину, выстроенную вблизи ледяного барьера на высоком мысе еще во время зимовки «Дискавери» в 1902 году. Эта хижина была построена на случай, если будет раздавлен корабль. Но тогда хижина не пригодилась, а теперь она сослужила хорошую службу. Скотт и его спутники поселились в этой хижине до установления припая в проливе Мак-Мёрдо.
8 середине апреля 1911 года на мыс Эванса перебралась пешая партия со Скоттом во главе, а через месяц сюда были переправлены с мыса Хижины две оставшиеся лошади и собаки.
Зимовка на мысе Эванса прошла благополучно. Регулярно велись научные исследования по широкой программе. Даже в разгар полярной ночи неугомонные исследователи предпринимали научные экскурсии в различные части острова Росса. Наиболее трудным и интересным был маршрут в обход острова Росса с юга по ледяному барьеру на мыс Крозе, к месту зимней колонии королевских пингвинов. Неоднократно совершались походы на Хатпойнт. Удалось даже соединить телефоном хижину «Дискавери» с главным домом на мысе Эванса.
Как всегда на полярных зимовках, все с нетерпением ждали солнца. Оно появилось в конце августа, вселив в зимовщиков энергию и радужные надежды. Более интенсивно развернулась подготовка к предстоящему походу на полюс.
В своих детальных планах похода Скотт по-прежнему основным средством транспорта считал лошадей. Благодаря тщательному зимнему уходу оставшиеся десять лошадей выглядели очень хорошо.
«Но их всего десять, — записывает Скотт в свой дневник, — лишней ни одной, поэтому у нас вечно будет страх, как бы с той или другой не случилось чего-нибудь прежде, чем она выполнит свою долю работы».
Все продовольствие и снаряжение постепенно переправили на лошадях и собаках по морскому припаю на мыс Хижины. Во время этой операции Скотт убедился, что собаки работают хорошо и с ними мало забот. Лошади же были капризны и требовали много внимания. Моторные сани, являвшиеся прообразом современных тракторов-снегоходов, с трудом дошли с гружеными санями на прицепе до мыса Хижины.
Начало похода англичан на Южный полюс
К концу октября все участники основного похода и вспомогательных партий собрались в доме на мысе Хижины. Первой на юг отправилась группа на моторных санях. Сани благополучно поднялись по откосу барьера на шельфовый ледник и по гладкому, утрамбованному ветром снегу покатили на юг.
2 ноября 1911 года с мыса Хижины выступили в поход все остальные.
Через два дня группа Скотта наткнулась на вышедшие из строя первые моторные сани, а еще через два дня — на вторые. Это был первый практический опыт применения механического транспорта в полярной экспедиции. И в общем этот опыт оказался удачным. Скотт совершенно правильно заметил, что хотя машины не были приспособлены к такому климату, но этот недостаток, вероятно, исправимый.
«Одно доказано, — записал он в дневнике, — система передвижения вполне удовлетворительна». Люди, обслуживавшие машины, образовали вспомогательную партию и потащили сани с грузом дальше.
15 ноября 1911 года отряд прибыл в лагерь «Одной тонны». «Моторная команда» упорно продвигалась впереди всего отряда, складывая для обозначения пути снежные гурии.
Лошади сильно уставали, увязали в глубоком снегу. 24 ноября пришлось застрелить первую лошадь. Она совсем обессилела и лишь тормозила движение. В этот же день отправили в обратный путь двух человек из вспомогательной группы.
Погода за все время пути по шельфовому леднику была исключительно неблагоприятной. Часто валил мокрый снег, а на стоянках ветер наметал вокруг лагеря огромные сугробы. Но люди, лошади и собаки все же продвигались вперед. Лето выдалось ужасное. У Шеклтона на этом пути преобладала отличная солнечная погода.
5 декабря на 83° 24′ южной широты разразилась жестокая снежная буря, задержавшая путешественников на четыре дня. Все время приходилось откапывать то лошадей, то палатки. Снег был мокрый, палатки промокли насквозь, так же как одежда и обувь. А главное, время шло неумолимо. Этот лагерь путешественники назвали «Бездной уныния».
Дальнейший путь был особенно тяжелым. 9 декабря вечером застрелили всех лошадей, так как для них кончился корм. Лагерь получил название «Бойни».
Собаки, несмотря на плохую погоду, по-прежнему бежали хорошо, но их было слишком мало.
На следующий день начался подъем на ледник Бирдмора по рыхлому, глубокому снегу.
Создав склад на нижней части ледника, Скотт отправил 11 декабря обратно две собачьи упряжки с каюрами Мирзом и Дмитрием Горевым.
Люди из главной и вспомогательной партии, увязая в глубоком снегу по колено, поднимали по леднику Бирдмора трое саней. Те, кто шли на лыжах, преодолевали этот снег легче. Но они были не у всех. Скотт заметил по этому поводу:
«Одно средство — лыжи, а мои упрямые соотечественники питают против них такое предубеждение, что не запаслись ими».
21 декабря Скотт, оставив на вершине ледника в приметном месте продовольствие на обратный путь, отправил назад еще четырех человек: Аткинсона, Райта, Черри-Гаррарда и Кэохэйна. Дальше с двумя санями пошли восемь человек.
4 января 1912 года, когда до полюса оставалось 150 миль, Скотт отправил в лагерь еще трех человек: лейтенанта Эванса, Крина и Лэшли.
Вначале предполагалось, что к полюсу пойдут четверо, но так как тащить сани было тяжело, то в последний момент Скотт взял из последней вспомогательной партии еще одного, самого выносливого — Боуэрса.
Первые две вспомогательные группы дошли до базы благополучно. Предпоследняя группа по дороге к берегу совершила даже боковую экскурсию для геологических исследований к подножию Облачной горы. Последняя же вспомогательная группа, вернувшаяся с подступов к полюсу, пережила большие трудности. Дело в том, что заболел лейтенант Эванс. У него были все признаки цинги. Он еле тащился по глубокому рыхлому снегу с распухшими ногами, а потом упал и не мог больше двигаться. Крин и Лэшли везли его на санях. Когда до берега оставалось 56 километров, Лэшли остался с Эвансом в палатке, а Крин пошел пешком вперед, за помощью. Через десять часов он в полном изнеможении добрел до мыса Хижины и, к счастью, здесь застал Аткинсона и Дмитрия Горева с двумя упряжками собак. В пургу они вышли на помощь и доставили Эванса сначала на Хатпойнт, а затем на корабль «Терра-Нова», который стоял у кромки припая в проливе Мак-Мёрдо. Эванс был спасен.
Исследовательские работы других партий английской экспедиции
В феврале 1911 года «Терра-Нова» после захода в пролив Мак-Мёрдо для сообщения Скотту о встрече с норвежской экспедицией Амундсена направилась к мысу Адэр, где высадила Кэмпбелла с пятью товарищами на базе Борхгревинка. На зиму корабль отправился в Австралию.
В декабре 1911 года «Терра-Нова» зашла за партией Кэмпбелла. Эта партия, отремонтировав и приспособив домик Борхгревинка, благополучно провела в нем зиму. Но английские ученые были недовольны результатами зимовки. Они не смогли, как предполагали, проникнуть в глубь Земли Виктории, так как путь на юг преграждала неприступная цепь гор Адмиралтейства, и ограничились лишь детальным геологическим изучением окрестностей зимовки.
Кэмпбелл и его товарищи решили высадиться в другом месте — близ горы Мельбурн, и пока «Терра-Нова» совершала рейс к зимовке Скотта, выполнили географические и геологические исследования в этой части Земли Виктории.
В конце января 1912 года «Терра-Нова» прибыла к проливу Мак-Мёрдо, но подойти близко к базе на мысе Эванса она не смогла и крейсировала вблизи кромки припая. Связь с базой поддерживалась по льду. Если о ходе продвижения Скотта к полюсу на судно поступали сведения от возвращавшихся вспомогательных групп, то о западной партии, руководимой геологом Гриффит-Тейлором, ничего не было известно. Эта партия вышла для продолжения начатых еще летом 1911 года исследований в Западных горах Земли Виктории вскоре после ухода Скотта к полюсу.
В феврале 1912 года «Терра-Нова» отправилась на поиски партии Гриффит-Тейлора к западному берегу пролива Мак-Мёрдо, обнаружила ее и взяла на борт.
Эта партия преодолела большие трудности, но добилась весьма важных и интересных научных результатов. Она составила карту и произвела геологическое и гляциологическое обследование участка восточного берега Земли Виктории от горы Дискавери до Гранитной Гавани. В Гранитной Гавани (76° 50′ южной широты) были обнаружены пласты каменного угля с многочисленными отпечатками папоротниковых растений третичного периода.
Вернувшись к мысу Эванса, «Терра-Нова» выгрузила дополнительные грузы для участников экспедиции, остававшихся на вторую зимовку.
Кончался февраль 1912 года, в море началось образование молодого льда, и «Терра-Нова» собиралась уходить на север: ведь ей еще нужно было снять партию Кэмпбелла. Наконец, на корабль доставили больного Т. Эванса, с которым Скотт прислал приказание кораблю уходить в Австралию, не дожидаясь его возвращения с Южного полюса.
«Терра-Нова», забрав письма, геологические коллекции и некоторых участников экспедиции, направилась за северным отрядом Кэмпбелла. Но восточные берега Земли Виктории в районе горы Мельбурн были блокированы остатками старого льда, уже спаянного молодым льдом. Трижды корабль пытался пробиться к берегу через пояс этих льдов, но безрезультатно. «Терра-Нова» вынуждена была отправиться в Австралию.
В марте 1912 года весь мир облетело обнадеживающее известие, посланное из Австралии, что второй после Амундсена претендент на завоевание Южного полюса Роберт Скотт в январе 1912 года был на подступах к полюсу.
Партия Кэмпбелла тщетно ждала подхода корабля до поздней антарктической осени. И когда уже стало ясно, что корабль за ними не придет, начали готовиться к зиме. Из камней и парусиновых палаток они построили хижину. Продовольствия было мало, а охотиться на тюленей мешали жестокие пурги.
В течение шести месяцев было убито всего лишь 16 тюленей и 80 пингвинов. К концу зимы Кэмпбелл стал опасаться голода. Пришлось ввести строгий режим в расходовании остатков продовольствия. С наступлением весны, после удачной охоты на тюленей и пингвинов, путешественники пошли по морскому льду на юг, к мысу Эванса. Поход был трудным. Октябрь в этих широтах обычно еще сопровождается жестокими пургами. Путешественникам приходилось перебираться через языки ледников, спускавшихся с гор, и преодолевать трещины. К счастью, совершенно неожиданно на мысе Робертса они наткнулись на склад продовольствия, одежды и снаряжения, оставленный партией Гриффит-Тейлора. Все это было весьма кстати, ибо обувь и одежда у них сильно изорвались.
Наконец добрались до Хатпойнта, а затем и до основной базы на мысе Эванса. Здесь никого не было. В записке сообщалось о том, что все ушли на поиски группы Скотта. Это было антарктической весной, в конце 1912 года.
Прошлой осенью, в конце февраля 1912 года, после спасения Т. Эванса, к югу для оказания помощи Скотту и его группе отправились на собаках Черри-Гаррард и Дмитрий Горев. Погода была очень неблагоприятной, и все же они прошли до склада «Одной тонны» и ждали здесь группу Скотта до 12 марта 1912 года. А затем с большими трудностями вернулись на базу ни с чем. Дальнейшие попытки были бы просто безумием, так как уже наступила суровая зима. Аткинсону, главному на зимней базе, и его товарищам стало ясно, что полюсная партия погибла.
Гибель группы Скотта
С наступлением весны, 30 октября 1912 года, на поиски группы Скотта отправились два отряда. Один отряд возглавлял Райт, а второй — врач Аткинсон.
12 ноября отряд Райта увидел палатку, почти занесенную снегом. В палатке были найдены трупы Скотта, Уилсона и Боуэрса.
К трагическому месту вскоре подошел и отряд Аткинсона. Аткинсон так описывает этот момент:
«Спустя восемь месяцев мы нашли палатку. Она была частично занесена снегом и походила на гурий. Перед нею стояли лыжные палки, а впереди них бамбуковый шест, который, вероятно, служил мачтой на санях. Палатка была на линии гуриев, поставленных нами в прошлом году, и отстояла в четверти мили от остатков одного из них, представлявшего собою небольшое возвышение под снегом.
В палатке были тела капитана Скотта, доктора Уилсона и лейтенанта Боуэрса. Уилсон и Боуэрс были найдены в положении спящих, причем их спальные мешки были закрыты над головами, как будто они сами это сделали естественным образом.
Скотт умер позднее. Он отбросил отвороты своего спального мешка и раскрыл куртку. Маленькая сумка, в которой находились три записные книжки, лежала у него под плечами, а одна рука была откинута поперек тела Уилсона. Палатку они укрепили хорошо, и она устояла под напором всех снежных бурь этой исключительно суровой зимы.
Все мы, участники экспедиции, опознали трупы. Из дневника капитана Скотта я узнал о причинах несчастья».
Благодаря подробному дневнику, который вел Скотт до последних минут своей жизни, стало известно о заключительном акте этой трагедии.
Отправив 4 января 1912 года назад последнюю вспомогательную группу во главе с лейтенантом Т. Эвансом, Скотт, Уилсон, Отс, Э. Эванс и Боуэрс отправились дальше на юг, к полюсу. Скотту было 43 года, Уилсону 39, Э. Эвансу 37 и Боуэрсу 28 лет. Все они были здоровы и бодрым шагом тащили сани с продовольствием и снаряжением по высокогорному плато. С большой теплотой отзывается Скотт в дневнике о своих спутниках.
«Я не нахвалюсь своими товарищами. Каждый исполняет свой долг по отношению к другим. Уилсон, прежде всего как врач, постоянно настороже, чтобы облегчить и исцелять небольшие недомогания и боли, неизбежные при нашей работе; затем как повар, искусный, заботливый, вечно придумывает что-нибудь, что может скрасить лагерную жизнь, и, наконец, крепкий, как сталь, в работе. Он не слабеет от начала до конца каждого перехода.
Э. Эванс — работник-богатырь, одаренный поистине замечательной головой…
Маленький Боуэрс — чудо природы. Он всегда в хорошем настроении… Сверх заведования припасами он ведет обстоятельнейший и добросовестнейший метеорологический журнал… Он еще взял на себя обязанности фотографа и ведение астрономических наблюдений. Ничем он не тяготится, никакой работой». Все ближе и ближе заветная точка — Южный полюс. До него остаются уже не сотни, а всего лишь 30 километров.
16 января 1912 года «после завтрака собрались в дальнейший путь в самом радостном настроении от сознания, что завтра будет достигнута цель», — записал Скотт в своем дневнике.
Но вскоре они наткнулись на следы экспедиции Амундсена. И Скотт с горечью пишет:
«Когда подошли ближе, точка эта оказалась черным флагом, привязанным к полозу от саней. Тут же поблизости были видны остатки лагеря, следы саней и лыж, идущие в обоих направлениях, ясные отпечатки собачьих лап, причем многих собак. Вся история как на ладони: норвежцы нас опередили. Они первыми достигли полюса. Ужасное разочарование!..»
18 января 1912 года они дошли до палатки, установленной пятеркой норвежцев месяц назад.
По определениям группы Скотта, палатка Амундсена находилась в полутора милях от полюса. Но Скотт понимал, конечно, что это не имеет принципиального значения. Англичане прошли немного дальше и водрузили английский флаг. Совсем рядом от этого места они увидели полоз от саней с куском паруса, несомненно воткнутый норвежцами, так как к полозу была прикреплена записка с указанием, что палатка находится в двух милях от полюса.
«Нет никакого сомнения, — отметил Скотт, — что наши предшественники основательно удостоверились в том, что цель действительно ими достигнута и что программа их вся выполнена».
В этот же день, 18 января 1912 года, они пошли обратно. Скотт записал в дневнике:
«Итак, мы повернулись спиной к цели своих честолюбивых вожделений. Перед нами 800 миль неустанного пешего хождения с грузом. Прощайте, золотые грезы!»
На обратном пути путешественники сильно недоедали и мерзли. Первым начал сдавать Эванс, он легко подвергался обмораживанию и быстро терял силы. Упаковывая сани, он сорвал два ногтя на пальце и обморозил руки и нос. Раны после этого не заживали и гноились. Ветер на плоскогорье был попутным, и путешественники установили на санях парус.
Однажды Уилсон растянул сухожилие на ноге, и сани теперь вынуждены были тащить только трое, а Уилсон ковылял рядом. При крутом спуске по глетчеру Скотт упал и сильно ушиб плечо.
Несмотря на все невзгоды и усталость, они иногда отклонялись от прямого пути и собирали образцы горных пород. В одном месте в глыбе песчаника были обнаружены пласты угля. А Уилсон нашел в кусках угля даже ясные отпечатки растений.
По мере спуска с гор повышалась температура, но здесь начали дуть северные встречные ветры и часто шел снег, мешавший отыскивать старые следы.
Все короче и короче становились переходы, а запасов продовольствия на складах было сделано очень мало — без учета задержек в пути. Поэтому Скотту часто приходилось сокращать и без того мизерные порции еды.
Совсем выбился из сил Э. Эванс. Он едва плелся и задерживал остальных. 17 февраля он отстал и долго не подходил к лагерю. Когда товарищи вернулись к нему, Эванс стоял на коленях, вид его был ужасен. Его пришлось везти на санях до палатки. В палатке он впал в глубокий обморок и вскоре скончался.
Путешественники спустились к подножию ледника, где нашли склад с большим количеством конины, и наелись вволю. Но силы уже были подорваны, и дальше они продвигались с большим трудом. Обнаружилась еще одна беда. На складах оказалось очень мало керосина, хранившегося в специальных банках. Вероятно, он испарился через испортившиеся от мороза пробки.
Теперь Скотта стал преследовать страх, что не хватит топлива для приготовления пищи и просушки одежды на стоянке. А время шло к зиме, и температура воздуха даже внизу, на шельфовом леднике, уже падала ночью до минус 40°. На поверхности снега образовывался слой крупных, жестких ледяных кристаллов, по которым сани не скользили. У Отса были отморожены пальцы на ногах, и он с трудом тащился за остальными.
Все мрачнее и мрачнее записи в дневнике Скотта. Было ясно, что Отс уже обречен на смерть.
11 марта 1912 года врач Уилсон роздал каждому по тридцать таблеток опиума, а Отсу — трубочку с морфием. Все же Отс продолжал идти вперед, преодолевая ужасную боль.
Температура воздуха понизилась до минус 42 . Низкие температуры усугублялись сильными ветрами.
14 марта Отс за завтраком заявил, что он больше идти не может, и попросил оставить его в спальном мешке. Но товарищи уговорили его пройти еще несколько миль. Он прошел, хотя был в полном изнеможении. На следующее утро была пурга. Он сказал друзьям: «Пойду пройдусь, может быть, не скоро вернусь». Скотт записал в дневнике: «Теперь мы знали, что бедный Отс идет на смерть, и отговаривали его, но в то же время сознавали, что он поступает как благородный человек…». И, сознавая обреченность остальных. Скотт замечает: «Мы все надеемся так же встретить конец, а до конца, несомненно, недалеко».
И все же они еще пять дней настойчиво пробивались на север, волоча сани с мизерными запасами продовольствия и геологической коллекцией весом в 35 фунтов.
21 марта 1912 года они разбили свой последний лагерь в 20 километрах от склада «Одной тонны». Керосин кончился. Уилсон и Боуэрс собирались идти на склад за топливом. Скотт двигаться не мог — у него была отморожена нога. Но разразилась жестокая пурга, свирепствовавшая много дней. 29 марта 1912 года Скотт записал в дневнике: «С 21-го числа свирепствовал непрерывный шторм. 20-го у нас было топлива на две чашки чая на каждого и на два дня сухой пищи. Каждый день мы были готовы идти — до склада всего 11 миль, но нет возможности выйти из палатки, так несет и крутит снег. Не думаю, чтобы мы теперь могли еще на что-либо надеяться. Выдержим ли до конца. Мы, понятно, все слабеем, и конец не может быть далек.
Жаль, но не думаю, чтобы я был в состоянии еще писать». Последняя страница дневника кончалась припиской: «Ради бога, не оставьте наших близких». Так кончилась жизнь этих мужественных людей.
Кроме дневника у тела Скотта были найдены письма жене, знакомым и родственникам. В этих письмах он с большой теплотой отзывался о своих погибших друзьях, превознося их доброту и мужество.
Аткинсон и его товарищи воздвигли над телами погибших огромный снежный гурий, а на вершине соорудили грубый крест, сделанный из лыж. По обеим сторонам гурия поставили двое саней. На бамбуковом шесте, установленном рядом с гурием, укрепили металлический цилиндр, в который была вложена следующая записка:
«12 ноября 1912 года, широта 79° 40 минут южная. Этот крест и гурий воздвигнуты над телами капитана Скотта, кавалера ордена Виктории, офицера королевского флота; доктора Э. А. Уилсона, баккалавра медицины Кембриджского университета, и лейтенанта Г. Р. Боуэрса, офицера королевского нудий-ского флота — как слабый знак увековечения их успешной и доблестной попытки достигнуть полюса. Они это совершили 17 января 1912 года после того, как норвежская экспедиция выполнила то же самое. Жестокая непогода и недостаток топлива были причиной их смерти. Также в память их двух доблестных товарищей капитана Иннискиллингского драгунского полка Л. Э. Дж. Отса, который пошел на смерть в пургу, приблизительно в восемнадцати милях к югу от этой точки, чтобы спасти своих товарищей; также матроса Эдгара Эванса, умершего у подножия ледника Бирдмора».
Спасательный отряд прошел дальше на юг и пытался найти тело Отса. Найден был только его спальный мешок. Вблизи места, где погиб Отс, был сооружен еще один снежный гурий.
Отряд Аткинсона вернулся в полном составе на мыс Эванса, где застал партию Кэмпбелла. Теперь все собрались на базе и стали ждать прихода корабля.
Последним, заключительным аккордом английской экспедиции было восхождение на вершину вулкана Эребус в конце декабря 1912 года. Это восхождение совершили шесть человек под руководством геолога Пристли. Научные результаты, собранные экспедицией за два года, были огромны.
18 января 1913 года пришло судно «Терра-Нова». Большая партия участников экспедиции на прощание выехала к мысу Хижины. Здесь на вершине Наблюдательного холма был водружен крест, на нем начертали имена погибших и знаменательную строку из поэмы «Уллис» английского поэта XIX века Теннисона:
БОРОТЬСЯ И ИСКАТЬ, НАЙТИ И НЕ СДАВАТЬСЯ
«Терра-Нова» благополучно доставила всех оставшихся в живых членов экспедиции на родину.
Предсмертный призыв Скотта о помощи близким нашел отклик среди его соотечественников. Была объявлена подписка в фонд памяти погибших. За счет этого фонда были материально обеспечены родственники погибших и изданы научные труды с результатами работ экспедиции. Осталась еще значительная сумма денег, которые, по предложению геолога экспедиции Франка Дебенема, решено было использовать для создания специального полярного института. Такой институт создан в 1920 году в Кембридже, и ему присвоили имя Скотта.
Так закончилось беспримерное в истории полярных исследований состязание за достижение Южного полюса.
На долю Амундсена достались розы славы, но много было и шипов. Англичане не могли простить, что не их соотечественники первыми водрузили флаг на Южном полюсе, и без оснований обвиняли Амундсена в нечестной спортивной борьбе.
Нет оснований и необходимости противопоставлять друг другу имена Скотта и Амундсена. Они были великими людьми своего времени и оба погибли благородно, отдав свои жизни во имя покорения суровых земель нашей планеты.
Первая японская экспедиция в Антарктиду
В достижении Южного полюса у Амундсена и Скотта были соперники из еще одной страны — Японии.
В то время когда «Фрам» поджидал в Китовой бухте возвращения группы Амундсена с Южного полюса, в этой же бухте 1б января 1912 года появилось японское судно «Кайнан Мару». То была японская экспедиция, руководимая лейтенантом Ширазе. Экспедиция вышла из Японии осенью 1910 года с задачей покорения Южного полюса. Тогда японцы еще не знали о планах Амундсена. Но им хорошо были известны намерения Скотта, и поэтому они торопились.
В те времена японцы не имели опыта в полярных исследованиях. Судно было недостаточно сильным, чтобы преодолеть пояс плавучих льдов. Только в марте 1911 года оно дошло до острова Кульмана в западной части моря Росса и из-за начавшегося ледообразования и плохой погоды вынуждено было повернуть на север. «Кайнан Мару» пришел в порт Сидней в Австралии, где был поставлен на ремонт.
Но на следующий год японская экспедиция на том же судне снова пошла в Антарктику. Плавание через море Росса было удачнее прошлогоднего, и, как уже указывалось выше, «Кайнан Мару» появился в Китовой бухте.
Группа японцев высадилась на ледяной берег бухты севернее зимовочной базы Амундсена и установила здесь палатку.
25 января 1912 года Амундсен со своими товарищами вернулся во Фрамхейм. В это время «Фрам» и «Кайнан Мару» вследствие взлома припая в бухте отдрейфовали в море.
Вистинг и Преструд еще до возвращения Амундсена посетили японцев, однако встречены они были хотя вежливо, но холодно. Начальник японской экспедиции даже не принял норвежцев.
27 января 1912 года «Кайнан Мару» из-за сильного шторма ушел в открытое море, и норвежцы больше его не видели.
«Оставшиеся в палатке у края барьера севернее Фрамхейма участники японской экспедиции до конца оставались весьма сдержанными, — писал впоследствии в своем отчете Амундсен. — В тот день, когда мы покидали это место, один из наших имел интервью с двумя чужеземными гостями… Японцы завели разговор, пересыпая его восторженными выражениями вроде: «чудесный день» и «какая масса льда». Товарищ наш, заявив, что он совершенно согласен с этими бесспорными фактами, попытался разузнать о вещах гораздо более интересных. Оба чужестранца рассказали, что в данный момент они являются единственными обитателями палатки, стоявшей на краю барьера.
Двое их товарищей отправились в поход в глубь барьера для производства метеорологических наблюдений и вернутся через неделю. «Кайнан Мару» ушел в новое плавание к Земле Эдуарда VII. Насколько им было известно, предполагалось, что судно за ними вернется к десятому февраля»…
Два японских исследователя, отправившихся в поход из Китовой бухты, прошли по шельфовому леднику Росса на юг 185 километров до 80° 05′ южной широты и благополучно вернулись обратно. «Кайнан Мару» дошел до Земли Эдуарда VII, где на берег высадилась еще одна группа. Эта группа совершила восхождение на одну из вершин горной цепи Александры.
10 февраля 1912 года японский корабль возвратился в Китовую бухту, забрал береговую партию и в тот же год со всем составом экспедиции благополучно возвратился в Японию.
Русские в экспедициях Амундсена и Скотта
В составе команды «Фрама» норвежской экспедиции Руала Амундсена был русский моряк-помор — Александр Степанович Кучин. В 1910 году «Известия Архангельского общества изучения Русского Севера» поместили об этом небольшое сообщение. В нем говорилось:
«Весь экипаж «Фрама» состоит из норвежцев. Исключение сделано только для одного русского — помора А. С. Кучина… По окончании с отличием Архангельского мореходного училища он посвятил себя изучению океанографии при Бергенской биологической станции, где своим трудолюбием, любознательностью и пытливым умом обратил на себя внимание норвежских ученых».
Деятельность этого отважного помора недостаточно оценили его современники, и о нем очень скупо и редко упоминалось в литературе, посвященной покорению полярных стран.
Лишь в 1949 году советский журналист, участник Второй советской антарктической экспедиции, Г. А. Брегман разыскал некоторые документы об А. С. Кучине, встретился с его родственниками и друзьями. В газете «Водный транспорт» в августе 1959 года Г. Брегман рассказал об участии русского полярника в экспедиции Амундсена и привел о нем биографические сведения.
Александр Степанович Кучин родился 28 сентября 1888 года в селе Кушерека, на берегу Онежского залива Белого моря в семье потомственного моряка. Окончив сельскую школу, а затем трехклассное училище в городе Онеге, он юнгой плавал на кораблях в Норвегию, побывал с поморами-промышленниками на Шпицбергене и Новой Земле. Юный помор, с детства полюбивший море, поступил в 1904 году в Архангельское торгово-мо-реходное училище, готовившее штурманов дальнего плавания. А. С. Кучин окончил училище с золотой медалью и в 1909 году с дипломом штурмана дальнего плавания попадает в Норвегию.
Он плавает на норвежском судне «Гудмонсен» к острову Ян-Майен и на Шпицберген.
На промысловых судах русский моряк стал изучать океан не только с точки зрения навигации, но и как жизненную среду для рыб и промысловых животных, как богатый источник, дающий пищу людям. Этот интерес привел Кучина на биологическую станцию в Бергене к известному норвежскому ученому-океанографу Бьерну Хелланд-Хансену. Он стал ассистентом норвежского океанографа. Здесь же Кучин познакомился с знаменитым норвежским полярным ученым-исследователем Фритьофом Нансеном.
Новые друзья рекомендовали молодого русского моряка и ученого в экспедицию Амундсена в качестве штурмана и руководителя океанографических работ на «Фраме».
Амундсен с группой товарищей остался зимовать в Фрам-хейме вблизи барьера Китовой бухты, «Фрам» 15 февраля 1911 года ушел на север. В то время когда зимовочная группа готовилась к штурму полюса, «Фрам» бороздил воды Южной Атлантики. Здесь между Южной Америкой и Африкой под руководством А. С. Кучина велись океанографические исследования. Двадцатидвухлетний ученый с увлечением занимался любимым делом. В письме матери и сестрам из Буэнос-Айреса он писал 5 июня 1911 года:
«…Завтра снова уходим в море — на этот раз не надолго, на 2—3 месяца. Теперь будет научная работа — моя любимая. Может быть, ради этой-то части экспедиции я и поехал».
В Южной Атлантике было выполнено 60 глубоководных океанографических станций, взята 891 проба воды с разных глубин для последующего химического анализа и собрано 190 проб планктона.
В начале октября 1911 года «Фрам» из Буэнос-Айреса отправился за зимовочной группой в Китовую бухту. В этом рейсе А. С. Кучин не участвовал: он должен был вернуться в Россию. Из Буэнос-Айреса русский исследователь доставил в Норвегию Хелланд-Хансену собранные во время плавания на «Фраме» научные материалы. Океанографические исследования А. С. Кучина получили высокую оценку норвежских ученых.
Вернувшись на родину, А. С. Кучин в начале 1912 года познакомился в Архангельске с В. А. Русановым, который готовил новую арктическую экспедицию. Идея В. А. Русанова о проходе Северным морским путем увлекла молодого капитана и океанографа. Он добивается участия в экспедиции на «Геркулесе» и становится ближайшим помощником Русанова.
В 1912 году «Геркулес» вышел на Шпицберген, а оттуда направился на восток. Решение Русанова и его товарищей пройти Северным морским путем было неожиданным. Об этом Русанов сообщил запиской через промышленников, встретившихся в пути. Больше об экспедиции достоверных сведений не поступало. «Геркулес» изчез. Лишь в 1934 году на одном из островов Карского моря в районе шхер Минина был найден столб, на котором вырезано название судна «Геркулес», а у берега острова был обнаружен остов разбитой шлюпки. Где и при каких обстоятельствах погибли отважные исследователи, пока установить не удалось.
В составе английской экспедиции Роберта Скотта участвовали двое русских — Дмитрий Горев и Антон Омельченко. О них в полярной литературе почти совсем нет никаких сведений.
Дмитрий Горев (в дневнике Скотта он фигурирует под фамилией Геров) был каюром. Купив по поручению Скотта в Сибири собак, Горев проделал с ними путь через Владивосток, Сидней до Новой Зеландии и здесь в порту Крейсчерч был взят на борт экспедиционного судна «Терра-Нова».
Антон Омельченко был в экспедиции Скотта конюхом. Вероятно, он жил на Дальнем Востоке в районе Харбина, откуда сопровождал маньчжурских лошадей также до Новой Зеландии, а затем на борту «Терра-Нова» — до Антарктиды.
Н. Я. Болотников, редактор советского издания дневника Скотта, вышедшего в свет в 1955 году под названием «Последняя экспедиция Р. Скотта», в предисловии к этой книге пишет: «Сколь ни скромна была роль наших соотечественников в этой экспедиции, Скотт часто и с похвалой упоминает об Антоне Омельченко и Дмитрии Герове. По его отзывам можно полагать, что Омельченко и Геров были трудолюбивыми, общительными, никогда не унывавшими членами коллектива. Своей старательностью, постоянной готовностью помочь в трудном деле Омельченко и Геров быстро заслужили всеобщую признательность… Оба русских принимали участие и в работе вспомогательных партий, сопровождавших Скотта по пути к полюсу. Омельченко проводил полюсную партию до середины Великого барьера Росса. Геров расстался со Скоттом на 84° ю. ш. на глетчере Бирдмора».
Поздней антарктической осенью 1912 года Дмитрий Горев вместе с Черри-Гаррардом участвовал в труднейшем походе для оказания помощи полюсной группе, а в конце декабря 1912 года он в составе партии Пристли поднялся на вершину вулкана Эре-бус. В знак заслуг Дмитрия Горева Пристли назвал один из пиков горы Эребус пиком Дмитрия.
Таким образом, через 81 год после открытия Антарктиды Беллинсгаузеном и Лазаревым Кучин, Горев, Омельченко были первыми русскими, вступившими на берега Антарктиды.
Советские полярники, производившие в период Международного геофизического года съемку берегов Антарктиды, увековечили имена этих скромных русских людей на географической карте.
Именем Кучина назван ледник на Земле Уилкса (66° 57′ южной широты и 117° 25′ восточной долготы); одна из бухт на Берегу Отса, где плавал корабль Р. Скотта, названа именем Омельченко, а небольшой остров вблизи Берега Правды в море Дейвиса — островом Горева.