8 years назад
История открытия и исследования Антарктиды
Нету коментариев

Южный полюс (1910-1913)

Рассказы Шеклтона о пути к Южному полюсу, о возможно­сти его достижения из моря Росса еще больше подогрели на­циональное соревнование за первенство в открытии Южного полюса. Появляются десятки проектов, реальных и фантастиче­ских. С проектом пересечения Антарктиды через Южный полюс выступил шотландец Брукс. Готовили свои экспедиции к Южно­му полюсу в Японии Ширазе и в Германии Фильхнер. Многие американские исследователи выступали за организацию своей экспедиции. Но американские бизнесмены в то время не видели практического смысла в этих экспедициях и денег не дали.
Англия не хотела уступать первенства в исследовании антар­ктического континента вообще и в достижении Южного полюса в особенности.
И спортивный приз — Южный полюс оставался еще не ра­зыгранным.

Вторая экспедиция Р. Скотта
Роберт Скотт после первой экспедиции приступил к подго­товке новой антарктической экспедиции. В ее программу входило широкое обследование обширных пространств Антарктиды, гео­логические и геофизические исследования районов к востоку от моря Росса — Земли Короля Эдуарда VII и других мест.
Возвращение Шеклтона и вся обстановка того времени за­ставили Скотта и его покровителей сделать гвоздем программы предстоящей экспедиции достижение Южного полюса. Скотт понимал, что он может рассчитывать на признание своих заслуг на фоне триумфа и славы Шеклтона только в том случае, если водрузит флаг Великобритании на Южном полюсе. Он знал, что поражения быть не должно.
1 июня 1910 года экспедиция Роберта Скотта на судне «Тер-ра-Нова» отправилась в путь. На судно были погружены 33 со­баки, 17 лошадей и трое мотосаней.
После длительного и опасного плавания среди льдов и айс­бергов моря Росса «Терра-Нова» 5 января 1911 года подошла к острову Росса. Здесь, на мысе Эванс, у подножия вулкана Эребус, было выгружено имущество и построена база первой полюсной партии. Выгрузка производилась на морской припай, окаймляющий берег. Так как морской лед разрушался на глазах, участникам экспедиции во время выгрузки пришлось неоднократ­но принимать холодные морские ванны. Провалились сквозь лед и утонули одни моторные сани.
15 января 1911 года выгрузка была в основном закончена и на мысе Эванс построен просторный и удобный дом. Однажды Скотт отправился по морскому льду к мысу Хижины, вблизи которого зимовал почти десять лет назад «Дискавери». Тогда на мысу был построен аварийный дом. Этот дом служил для Шеклтона промежуточным пунктом на его пути от зимовки на мысе Ройдс к ледяному барьеру.
Скотт был весьма огорчен, увидев, что дом заполнен снегом. Скотту было известно, что группа Шеклтона выломала окно, но, как оказалось, уходя, они окно не заделали. Скотт записал по этому поводу:
«Для нас было большим огорчением найти старый дом в та­ком заброшенном состоянии. А мне так хотелось найти все ста­рые постройки и ориентиры невредимыми. Ужасно грустно про­вести ночь под открытым небом и знать, что все сделанное для удобства уничтожено. Я лег в самом удрученном настроении. Казалось бы, самое элементарное выражение культурности чело­века должно состоять в том, чтобы люди, посетившие такие места, оставляли после себя все на помощь и отраду будущим путешественникам. Сознание, что такой простой долг забыт на­шими непосредственными предшественниками, страшно угнетала меня».
«Teppa-Нова» стояла у кромки льда, часто меняя стоянку из-за того, что льдины, к которым она швартовалась, обламы­вались. Судно ожидало, когда взломается лед в южной части пролива, с тем чтобы перевезти грузы ближе к барьеру для сан­ного путешествия на юг.
От базы экспедиции на мысе Эванс до ледникового барьера было около 40 километров. Сухопутный переход к барьеру по крутым склонам и ледниковым языкам острова Росса был связан с большими трудностями и опасностями. Лед вдоль берега взламывался медленно, а так как кораблю экспедиции еще в этом сезоне предстояло доставить второй отряд, под началь­ством Кэмпбелла, далеко на восток для исследования Земли Эдуарда VII, Скотт решил переправить лошадей и собак с гру­зом к мысу Хижины по прибрежной полосе морского льда.
26 января 1911 года отряд Скотта, простившись с экипажем корабля и отрядом Кэмпбелла, двинулся по тонкому, разрушен­ному припаю к ледяному барьеру.
На шельфовом леднике, в четырех километрах от края барье­ра, был основан главный склад. Отсюда Скотт отправился на юг по шельфовому леднику с целью создания вспомогательных вкладов для будущего весеннего похода к полюсу. Лошади не­престанно вязли в рыхлом снегу, а собаки везли слишком мало груза. Здесь даже летом часты пурги, и приходилось пережидать плохую погоду, сидя в палатках. Лошади, находясь на холодном ветру, сильно мерзли.
Последний склад был оставлен на 79° 29′ южной широты. Этот склад назвали «Депо одной тонны», так как здесь была оставлена тонна продовольствия и снаряжения. 17 февраля отряд повернул обратно. Наступила оттепель, и снежные мосты над невидимыми трещинами ослабли. Однажды провалилась в трещину собачья упряжка. Собак, повисших над бездной на ве­ревке и упряжных ремнях, с трудом удалось спасти.
От холода и перенапряжения на обратном пути пали три ло­шади.
22 февраля 1911 года отряд Скотта вернулся к мысу Хижи­ны. Сюда за время похода отряда к югу прибыли из основной базы экспедиции два человека — Аткинсон и Крин. Они очи­стили дом от снега, оборудовали его для жилья. Но самым важ­ным событием этого дня для Скотта было получение почты, до­ставленной Аткинсоном с «Терра-Нова».
Высадив основной отряд во главе со Скоттом на остров Рос­са, «Терра-Нова» направилась на восток, вдоль барьера Росса, с намерением высадить на Земле Эдуарда VII второй отряд экспедиции во главе с Кэмпбеллом. На этот раз судно встре­тило непроходимые морские льды значительно раньше, чем «Дискавери» в 1902 году, и, дойдя до 158° западной долготы, повернуло обратно.
Кэмпбелл и сотрудники его отряда решили заняться изуче­нием Земли Виктории в районе мыса Адэр, к западу и югу от него.
На обратном пути «Терра-Нова» зашла в Китовую бухту, и здесь 4 февраля 1911 года англичане встретили норвежскую экс­педицию Амундсена. В глубине бухты у низкого края барьера стоял уже разгруженный корабль «Фрам», а на шельфовом лед­нике бухты построена база норвежской экспедиции.
Это известие поразило Роберта Скотта. Он записал в днев­нике:
«Все, что случилось в этот день, бледнеет перед удивитель­ным содержанием почты, врученной мне Аткинсоном. В своем письме Кэмпбелл сообщил обо всем, что он сделал, и о том, как нашел Амундсена, поселившегося в Китовой бухте. Это сооб­щение вызвало одну только мысль в моем уме, а именно: всего разумнее и корректнее будет и далее поступать так, как наме­чено мною, — будто и не было вовсе этого сообщения; идти своим путем и трудиться по мере сил, не выказывая ни страха, ни смущения.
Не подлежит сомнению, что план Амундсена является серь­езной угрозой нашему. Амундсен находится на 60 миль ближе к полюсу, чем мы. Никогда я не думал, чтоб он мог благополуч­но доставить на барьер столько собак. Его план идти на соба­ках великолепен. Главное, он может выступить в путь в начале года, с лошадьми же это невозможно».
Так Скотт в самом начале путешествия понял свои ошибки и преимущества норвежца.
Скотт и раньше знал о намерениях Амундсена. Еще ранней осенью 1910 года Амундсен послал с острова Мадейры Скотту письмо, в котором извещал, что он намеревается вступить в со­стязание за открытие Южного полюса. Скотт получил это изве­щение, по-видимому, в Новой Зеландии еще до выхода «Терра-Нова» в антарктический рейс.
После получения известия от Кэмпбелла Скотт понял, что норвежец уже выиграл первый этап состязания. Он не только успешно снарядил экспедицию, но и без особого труда оборудо­вал исходную базу на удобном месте и на 60 миль ближе к за­ветной точке — Южному полюсу. Скотт же создал свою базу вдали от барьера, путь до которого уже на первом этапе стоил участникам его экспедиции огромных трудов и потери трех ло­шадей. Позднее по разным причинам погибло еще шесть лоша­дей. Надежды на моторные сани также было мало: они часто ломались и вязли в снегу.
У Амундсена же было около сотни прекрасных ездовых собак.

Экспедиция Р. Амундсена к Южному полюсу
Норвежец Руал Амундсен после плавания на «Бельжике» организовал свою экспедицию в Арктику. На небольшом судне «Йоа» за три года (1903—1906) его экспедиция совершила пер­вое плавание Северо-западным морским путем вокруг берегов Северной Америки из Атлантического океана в Тихий. Выпол­нить эту задачу никому до того не удавалось, несмотря на огром­ные усилия и человеческие жертвы. Это достижение поставило Амундсена в первые ряды исследователей полярных стран.
«Следующей моей задачей, которую я задумал разрешить, — писал в своих воспоминаниях Амундсен, — было открытие Се­верного полюса. Мне очень хотелось самому проделать попытку, предпринятую несколько лет тому назад доктором Нансеном, а именно — продрейфовать с полярными течениями через Север­ный полюс поперек Северного Ледовитого океана».
Он купил знаменитый корабль Нансена «Фрам» и стал гото­виться к семилетней экспедиции.
В 1893 году Нансен на «Фраме» продрейфовал вместе со льдом значительно южнее полюса. Амундсен же собирался вой­ти во льды в северной части Чукотского моря в надежде, что корабль вместе со льдом продрейфует севернее и пройдет через Северный полюс.
В самый разгар подготовки экспедиции весь мир облетело известие, что в апреле 1909 года Северный полюс покорен аме­риканцем Р. Пири. Это заставило Амундсена резко изменить планы и идти на завоевание Южного полюса. Тем более что де­нег для задуманного семилетнего путешествия и дрейфа через Арктический бассейн не хватало.
«…я с легким сердцем решил отложить года на два выполне­ние своего первоначального плана, — писал впоследствии Амун­дсен, — чтобы за это время постараться раздобыть недостаю­щие средства. Предпоследняя задача полярного исследователя, пользующаяся популярностью широких масс, — открытие север­ного полюса, — была решена. Если бы мне теперь посчастливи­лось пробудить интерес к задуманному мною предприятию, то оставалось бы сделать только одно, постараться разрешить по­следнюю великую задачу — открыть Южный полюс!»
Решение Амундсена было твердым, но разработку нового плана он держал в тайне даже от своих будущих спутников к по­люсу. Об изменении цели экспедиции Амундсен сказал только своему брату и капитану «Фрама» Нильсену.
Корабль из Норвегии пошел на юг. Это никого не удивило, так как по первому плану в Северный Ледовитый океан предпо­лагалось пройти через Берингов пролив; а чтобы пройти к Бе­рингову проливу, нужно было спуститься на юг по Атланти­ческому океану, обогнуть мыс Горн и пересечь Тихий океан.
Но уже на острове Мадейра он сообщил участникам экспе­диции разработанный во всех деталях план похода к Юж­ному полюсу. Амундсен поручил своему брату оповестить мир об изменении плана экспедиции после отплытия «Фрама» с Ма­дейры.
Сенсация была потрясающей. Многие кредиторы потребо­вали вернуть экспедицию, мотивируя тем, что деньги были по­жертвованы для других целей. Во избежание возможных непри­ятностей Амундсен направил корабль прямо в Антарктику, ми­нуя все порты.
14 января 1911 года «Фрам» был уже в Китовой бухте у барьера шельфового ледника Росса.
Почему Амундсен выбрал Китовую бухту?
Ведь описания Росса, Борхгревинка, Скотта, Шеклтона го­ворили о том, что здесь плавает гигантский ледник и от него часто отламываются огромные куски льда. Поэтому даже Шекл-тон в январе 1908 года не рискнул основать здесь свою базу.
Тщательно изучив все описания барьера, Амундсен пришел к заключению, что Китовая бухта со времен Росса, т. е. в течение 70 лет, хотя и претерпела некоторые изменения, но все же в общих чертах сохранилась. Амундсен полагал, что бухта являет­ся устойчивой вследствие того, что ледник в этом месте покоит­ся на неподвижном основании — отмели или острове. Последую­щие наблюдения за этим районом показали, что теория Амунд­сена была неверной. Китовая бухта примерно лет через 30 все же исчезла. Амундсену же было достаточно одного года, чтобы выполнить свой смелый план и выйти победителем в состяза­нии со Скоттом. Амундсен справедливо отметил, что если бы Шеклтон в январе 1908 года создал здесь свою базу, то он еще тогда мог бы «снять с очереди вопрос о Южном полюсе».

Зимовка норвежской партии на шельфовом леднике Росса
Не дожидаясь полной разгрузки «Фрама», первая партия во главе с Амундсеном 10 февраля 1911 года отправилась для орга­низации складов на пути к Южному полюсу. Партия состояла из четырех человек на трех санях с грузом по 250 килограммов. В каждые сани было впряжено по шесть собак. Путь по шельфовому леднику оказался сравнительно легким, погода благо­приятной, и 14 февраля путешественники прибыли на 80° южной широты. Здесь они оборудовали первый продовольственный склад и сразу же налегке отправились в обратный путь, надеясь еще застать «Фрам». 175 километров они прошли за два дня, но «Фрам» уже благополучно покинул Китовую бухту. На шель­фовом леднике во Фрамхейме (так была названа база экспеди­ции) осталось девять человек. 22 февраля отправился к югу сле­дующий караван. Он состоял из восьми человек, семи саней и сорока двух собак.
24 февраля караван миновал первый продовольственный склад и 2 марта достиг 81° южной широты. Несмотря на то что по календарю было еще антарктическое лето, здесь царил холод. и термометр показывал 45° мороза. На 81-й параллели был по­строен второй продовольственный пункт. Отсюда три человека на пустых санях повернули обратно во Фрамхейм, а остальные пошли дальше на юг. За 81-й параллелью начали встречаться ледниковые трещины. Однажды в одну из трещин провалились три собаки, но они повисли на сбруе и были спасены.
7 марта 1911 года караван достиг 82° южной широты, где был построен третий продовольственный склад.
По обе стороны от каждого склада, перпендикулярно к ли­нии пути, расставлялось по десяти вех с расстоянием меж­ду ними в 900 метров. Каждая веха имела свой номер, по кото­рому можно было определить, с какой стороны и на каком рас­стоянии находится склад.
8 конце марта последняя партия по устройству складов вер­нулась на базу. Остававшиеся там участники экспедиции заго­товили для 115 собак 60 тонн тюленьего мяса. Этим кормом пользовались только на базе, а также завезли его на первый склад; на остальные склады доставили более калорийное и лег­кое питание — собачий пеммикан.
21 апреля в последний раз показалось солнце. Наступила полярная ночь. Жизнь во Фрамхейме наладилась. Основной ра­ботой была подготовка к путешествию на Южный полюс. В от­личие от экспедиции Скотта здесь все было подчинено только этой цели. Метеорологические наблюдения велись всего лишь три раза в день. Ночные наблюдения не проводились совсем. Амундсен в своих отчетах подчеркивал: «Главной зимней рабо­той была подготовка к путешествию на юг. Надо было дойти до полюса, все остальное было второстепенным».
Всю зиму тщательно отбиралось продовольствие, переделы­вались сани. При этом преследовалась одна цель — уменьшить вес бесполезного груза, как, например, ящиков и саней. Учиты­вался каждый грамм. Еще зимой, до восхода солнца, все было упаковано, увязано и пригнано, начиная от сбруи собак и кончая одеждой людей.
23 августа солнце снова осветило снежную страну, а в сен­тябре на лед бухты стали выползать тюлени. Свежему мясу обрадовались и люди, и собаки. 28 сентября прилетели качур­ки — вестники весны. Но погода была еще неустойчивой.

Поход норвежцев к Южному полюсу
Наконец, 19 октября 1911 года отправились в путь пять че­ловек: Амундсен, Хансен, Вистинг, Хассель и Бьоланд. С ними было 52 собаки и четверо саней. На стоянках пользовались одной просторной палаткой.
Уже на второй день путешественники попали в зону трещин, прикрытых снежными мостами. В одну из них провалились са­ни. Собаки были уже на другой стороне трещин. Но сани тянули их за собой. Бьоланд, управлявший этими санями, в последний момент схватился за веревку и удержал сани от падения. Но его сил не хватало, чтобы удержать тяжелый груз, сани постепенно опускались. К счастью, подоспела помощь. Сани с грузом и со-баки были спасены.
За первые четыре дня путешественники прошли 160 километ­ров и прибыли на первый продовольственный склад.
26 октября отряд двинулся дальше. Чтобы правильно ориен­тироваться на обратном пути, путешественники строили снежные башни — гурии — высотой в два метра. В каждом таком гурии они оставляли записку с указанием географического положения. Всего на пути к полюсу было построено 150 гуриев из снежных кирпичей. Вначале гурии ставили через 13—15 километров, а за­тем — через каждые 9 километров.
29 октября Амундсен и его спутники достигли второго склада, а 4 ноября — третьего, последнего, на 82° южной ши­роты.
Далее путь был неизведанным. Подобно опытным спортсме­нам, путешественники до 82° совершали переходы точно по 28 километров в день, а с 82° установили дневной переход в 37 километров. На каждом следующем градусе широты созда­вался склад продовольствия. Как указывает Амундсен, собаки с каждым днем становились трудоспособнее и легко преодоле­вали дневной переход со скоростью семь с половиной километров в час. Люди также чувствовали себя великолепно. Они держа­лись за веревки, привязанные к саням, и легко скользили на лыжах.
По мере продвижения на юг перед взорами путешественни­ков открывалась горная страна. Отдельные вершины поднима­лись до 4—5 тысяч метров. Самую высокую гору с крутыми бес­снежными склонами они назвали именем своего знаменитого со­отечественника — Фритьофа Нансена. Другие горные вершины и величественные ледники, текущие между ними, также получи­ли норвежские названия.
16 ноября 1911 года Амундсен и его товарищи дошли до края шельфового ледника Росса. Широта была 85° 07′ и долгота 165° западная. Дальше начинался подъем по леднику между го­рами.
У начала подъема был сооружен главный склад продоволь­ствия с запасом на 30 дней. Для обеспечения дальнейшего пути на четырех санях было оставлено продовольствия на 60 дней, т. е. на срок, в который Амундсен планировал дойти до Южного полюса и вернуться сюда обратно.
Начался подъем по крутым заснеженным склонам. Ярко све­тило солнце, и было жарко. Сани приходилось поднимать двой­ной упряжкой. На стоянках, пока собаки отдыхали, норвежцы на лыжах разведывали предстоящий путь. В лабиринте неизве­стных гор и ледников приходилось неоднократно изменять курс, а однажды после трудного подъема путники вынуждены были снова спускаться вниз. Наконец они оказались на обширном леднике, названном именем Акселя Гейберга. Ледник имел буг­ристую поверхность и множество трещин. 20 ноября ледник кончился, и путешественникам казалось, что они вышли на вы­сокогорное плато. Высота была свыше 3 тысяч метров.
Здесь в соответствии с планом были убиты 24 собаки. Амундсен писал об этом:
«24 наших достойных товарища и верных помощника были обречены на смерть! Это было жестоко, но так должно было быть. Мы все единодушно решили не смущаться ничем для до­стижения своей цели. Каждый должен был сам убить своих со­бак в заранее установленных пределах». Мясо этих 24 жертв должно было служить пищей для собак и людей.
Амундсен предполагал здесь отдохнуть два дня, но из-за плохой погоды пришлось задержаться на пять дней. Разыгра­лась пурга. Но больше ждать путешественники не хотели и в жестокую пургу отправились дальше — на трех санях, по шесть собак в каждой упряжке. На месте бойни оставили штабель из 16 собачьих туш с водруженными на нем санями.
Ветер оказался попутным. В снежной мгле пурги путешест­венники почувствовали, что они мчатся по крутому спуску. Из-за пурги не было видно, куда он ведет. Поэтому, промчавшись 19 километров, они решили разбить палатку.
Через несколько часов, когда немного утих ветер и на корот­кое время посветлело, путешественники обнаружили, что они ока­зались на хребте с крутым спуском к югу и с более пологим к юго-востоку. Пурга не утихла и на другой день. Амундсен и его товарищи, не дожидаясь улучшения погоды, спустились к юго-востоку, а затем снова поднялись на небольшой хребет и так в пурге и тумане двигались в южном направлении.
27 ноября они подошли к двум высоким горам, простирав­шимся по правую сторону от пути и названным горами Халланд-Гансена. На следующий день в разрывах темных низких облаков появилось солнце. Взорам путешественников открылась в юго-восточном направлении громадная горная цепь. Перед горами простирался могучий старый ледник с сильно разрушенной по­верхностью. Видимость улучшилась лишь на короткий период, а затем наползли низкие серые облака, и путешественники ока­зались снова в тумане. Они дошли до западного края ледника и остановились на отдых. Здесь на 86° 21′ южной широты были оставлены продукты на шесть дней и различные предметы сна­ряжения.
Погода не улучшалась, и путешественники карабкались на ледник в тумане, различая путь только под ногами. А путь был опасен. Всюду встречались трещины, покрытые тонкой коркой снега.
«Это было странное путешествие, — писал впоследствии Амундсен. — Мы проходили по совершенно неизведанным ме­стам, новым горам, ледникам и хребтам, но ничего не видели». Амундсена беспокоила мысль о том, как найти путь к складам на обратном пути. Путешественники продолжали строить из снежных кирпичей гурии. Ледник, по которому поднимались, получил выразительное название — Чертов Глетчер.
На 86° 47′ южной широты путники оставили все свои мехо­вые одежды, взяв с собой лишь капюшоны от оленьих шуб. Дальше они поднимались по зеркально гладкой ледяной поверх­ности, пересекая трещины, местами забитые снегом. Но вот сно­ва хребет и спуск в широкую ледяную долину. Дно долины было без видимых трещин. Но в одном месте собаки провалились сквозь тонкую корку льда. На глубине 75—100 сантиметров вид-нелся второй слой льда, казавшийся плотным. Однако вскоре Бьоланд провалился сквозь него и спасся только благодаря то­му, что ухватился за веревочный строп на санях.
Когда караван двигался по этой странной поверхности, раз­давался какой-то жуткий гул. Норвежцы назвали это место Чер­товым танцевальным залом.
К счастью, это удивительное образование занимало неболь­шой участок, и вскоре, поднявшись по второму склону долины, путешественники вышли на плато. Дальше, точно застывшие вол­ны моря, простирались снежные заструги. По этой неровной по­верхности они двигались почти вслепую, так как все время шел густой снег и туман застилал горизонт. Идти было трудно, а подниматься после падения еще трудней, так как на высоте воз­дух был разреженным и кислорода для дыхания не хватало. Рас­стояние отсчитывалось по счетчику велосипедного колеса — одо­метру, привязанному сзади одних саней, а направление выдержи­валось по компасу.
6 декабря Амундсен по точке кипения воды определил, что они находятся на высоте 3700 метров над уровнем моря. В по­следующие дни высота не изменялась. Поверхность стала совер­шенно ровной.
7 декабря 1911 года была пройдена широта 88° 23′, до ко­торой в 1909 году дошел Шеклтон.
Установилась великолепная солнечная погода. Поверхность снега была абсолютно ровной, что свидетельствовало о слабых ветрах в этом краю.
14 декабря 1911 года норвежцы для отдыха остановились на 89° 45′ южной широты. На другой день, 15 декабря, они прошли на санях еще 27 километров и остановились, по их описанию, на Южном полюсе.
16 декабря по полуночной высоте солнца определили, что флаг был поднят на 89° 56′ южной широты, почти в 5 километ­рах от полюса.
Тогда Амундсен и его спутники исследовали окрестности полюса в радиусе около 10 километров. На полюсе была постав­лена маленькая палатка. Над палаткой на верхушке шеста был прикреплен норвежский флаг, а под ним вымпел с надписью «Фрам». В палатке Амундсен оставил мешочек с пись­мом норвежскому королю, в котором был изложен краткий отчет о путешествии. Было оставлено также краткое послание англи­чанину Р. Скотту.
17 декабря Амундсен и его товарищи отправились в обрат­ный путь. Через 39 дней норвежцы благополучно вернулись во Фрамхейм. Все путешествие Амундсена к Южному полюсу и обратно заняло 99 дней.
Когда Амундсен и его четыре спутника совершали историче­ский поход к полюсу, Преструд, Стубберуд и Иохансен пред­приняли путешествие к Земле Короля Эдуарда VII. Там они собрали ценные геологические коллекции и окончательно уста-
новили, что шельфовый ледник Росса с восточной стороны огра­ничен горной страной.
7 марта 1911 года из города Хобарта на острове Тасмания Амундсен известил мир о своей победе и благополучном завер­шении экспедиции.

Зимовка английской партии на острове Росса
Как же сложилась судьба английской экспедиции Роберта Скотта? Мы остановились на том, как Скотт воспринял известие о норвежской экспедиции Руала Амундсена.
Он сразу понял, что преимущества на стороне норвежцев, но решил выполнить задуманное до конца. В отличие от Амундсе­на, который сравнительно легко создал склады на 80, 81 и 82° южной широты, Скотту пришлось ограничиться созданием по­следнего склада всего лишь на 79° 29′ южной широты. По воз­вращении к мысу Хижины Скотту и его товарищам предстояло пройти по морскому льду до мыса Эванса на острове Росса — основной базы экспедиции.
Во время этого перехода сильно разрушенный морской при­пай взломало до самого ледяного барьера, и путешественники, оказавшись на отдельных льдинах, едва избежали гибели. Одна лошадь утонула, двух других пришлось пристрелить: их невоз­можно было поднять с плавающей льдины на высокий барьер. Все люди южной партии, претерпев огромные трудности и рис­куя жизнью, вынуждены были с двумя упряжками собак и двумя уцелевшими лошадьми вернуться в хижину, выстроенную вбли­зи ледяного барьера на высоком мысе еще во время зимовки «Дискавери» в 1902 году. Эта хижина была построена на случай, если будет раздавлен корабль. Но тогда хижина не пригодилась, а теперь она сослужила хорошую службу. Скотт и его спутники поселились в этой хижине до установления припая в проливе Мак-Мёрдо.
8 середине апреля 1911 года на мыс Эванса перебралась пе­шая партия со Скоттом во главе, а через месяц сюда были пере­правлены с мыса Хижины две оставшиеся лошади и собаки.
Зимовка на мысе Эванса прошла благополучно. Регулярно велись научные исследования по широкой программе. Даже в разгар полярной ночи неугомонные исследователи предприни­мали научные экскурсии в различные части острова Росса. Наи­более трудным и интересным был маршрут в обход острова Рос­са с юга по ледяному барьеру на мыс Крозе, к месту зимней ко­лонии королевских пингвинов. Неоднократно совершались похо­ды на Хатпойнт. Удалось даже соединить телефоном хижину «Дискавери» с главным домом на мысе Эванса.
Как всегда на полярных зимовках, все с нетерпением ждали солнца. Оно появилось в конце августа, вселив в зимовщиков энергию и радужные надежды. Более интенсивно развернулась подготовка к предстоящему походу на полюс.
В своих детальных планах похода Скотт по-прежнему основ­ным средством транспорта считал лошадей. Благодаря тщатель­ному зимнему уходу оставшиеся десять лошадей выглядели очень хорошо.
«Но их всего десять, — записывает Скотт в свой дневник, — лишней ни одной, поэтому у нас вечно будет страх, как бы с той или другой не случилось чего-нибудь прежде, чем она выполнит свою долю работы».
Все продовольствие и снаряжение постепенно переправили на лошадях и собаках по морскому припаю на мыс Хижины. Во время этой операции Скотт убедился, что собаки работают хо­рошо и с ними мало забот. Лошади же были капризны и требо­вали много внимания. Моторные сани, являвшиеся прообразом современных тракторов-снегоходов, с трудом дошли с гружены­ми санями на прицепе до мыса Хижины.

Начало похода англичан на Южный полюс
К концу октября все участники основного похода и вспомо­гательных партий собрались в доме на мысе Хижины. Первой на юг отправилась группа на моторных санях. Сани благопо­лучно поднялись по откосу барьера на шельфовый ледник и по гладкому, утрамбованному ветром снегу покатили на юг.
2 ноября 1911 года с мыса Хижины выступили в поход все остальные.
Через два дня группа Скотта наткнулась на вышедшие из строя первые моторные сани, а еще через два дня — на вторые. Это был первый практический опыт применения механического транспорта в полярной экспедиции. И в общем этот опыт ока­зался удачным. Скотт совершенно правильно заметил, что хотя машины не были приспособлены к такому климату, но этот недо­статок, вероятно, исправимый.
«Одно доказано, — записал он в дневнике, — система пере­движения вполне удовлетворительна». Люди, обслуживавшие машины, образовали вспомогательную партию и потащили сани с грузом дальше.
15 ноября 1911 года отряд прибыл в лагерь «Одной тонны». «Моторная команда» упорно продвигалась впереди всего отряда, складывая для обозначения пути снежные гурии.
Лошади сильно уставали, увязали в глубоком снегу. 24 нояб­ря пришлось застрелить первую лошадь. Она совсем обессилела и лишь тормозила движение. В этот же день отправили в обрат­ный путь двух человек из вспомогательной группы.
Погода за все время пути по шельфовому леднику была исключительно неблагоприятной. Часто валил мокрый снег, а на стоянках ветер наметал вокруг лагеря огромные сугробы. Но люди, лошади и собаки все же продвигались вперед. Лето выда­лось ужасное. У Шеклтона на этом пути преобладала отличная солнечная погода.
5 декабря на 83° 24′ южной широты разразилась жестокая снежная буря, задержавшая путешественников на четыре дня. Все время приходилось откапывать то лошадей, то палатки. Снег был мокрый, палатки промокли насквозь, так же как одежда и обувь. А главное, время шло неумолимо. Этот лагерь путеше­ственники назвали «Бездной уныния».
Дальнейший путь был особенно тяжелым. 9 декабря вечером застрелили всех лошадей, так как для них кончился корм. Ла­герь получил название «Бойни».
Собаки, несмотря на плохую погоду, по-прежнему бежали хо­рошо, но их было слишком мало.
На следующий день начался подъем на ледник Бирдмора по рыхлому, глубокому снегу.
Создав склад на нижней части ледника, Скотт отправил 11 декабря обратно две собачьи упряжки с каюрами Мирзом и Дмитрием Горевым.
Люди из главной и вспомогательной партии, увязая в глубо­ком снегу по колено, поднимали по леднику Бирдмора трое са­ней. Те, кто шли на лыжах, преодолевали этот снег легче. Но они были не у всех. Скотт заметил по этому поводу:
«Одно средство — лыжи, а мои упрямые соотечественники питают против них такое предубеждение, что не запаслись ими».
21 декабря Скотт, оставив на вершине ледника в приметном месте продовольствие на обратный путь, отправил назад еще че­тырех человек: Аткинсона, Райта, Черри-Гаррарда и Кэохэйна. Дальше с двумя санями пошли восемь человек.
4 января 1912 года, когда до полюса оставалось 150 миль, Скотт отправил в лагерь еще трех человек: лейтенанта Эванса, Крина и Лэшли.
Вначале предполагалось, что к полюсу пойдут четверо, но так как тащить сани было тяжело, то в последний момент Скотт взял из последней вспомогательной партии еще одного, самого выносливого — Боуэрса.
Первые две вспомогательные группы дошли до базы благо­получно. Предпоследняя группа по дороге к берегу совершила даже боковую экскурсию для геологических исследований к под­ножию Облачной горы. Последняя же вспомогательная группа, вернувшаяся с подступов к полюсу, пережила большие трудно­сти. Дело в том, что заболел лейтенант Эванс. У него были все признаки цинги. Он еле тащился по глубокому рыхлому снегу с распухшими ногами, а потом упал и не мог больше двигаться. Крин и Лэшли везли его на санях. Когда до берега оставалось 56 километров, Лэшли остался с Эвансом в палатке, а Крин пошел пешком вперед, за помощью. Через десять часов он в пол­ном изнеможении добрел до мыса Хижины и, к счастью, здесь застал Аткинсона и Дмитрия Горева с двумя упряжками собак. В пургу они вышли на помощь и доставили Эванса сначала на Хатпойнт, а затем на корабль «Терра-Нова», который стоял у кромки припая в проливе Мак-Мёрдо. Эванс был спасен.

Исследовательские работы других партий английской экспедиции
В феврале 1911 года «Терра-Нова» после захода в пролив Мак-Мёрдо для сообщения Скотту о встрече с норвежской экс­педицией Амундсена направилась к мысу Адэр, где высадила Кэмпбелла с пятью товарищами на базе Борхгревинка. На зиму корабль отправился в Австралию.
В декабре 1911 года «Терра-Нова» зашла за партией Кэмп­белла. Эта партия, отремонтировав и приспособив домик Борх­гревинка, благополучно провела в нем зиму. Но английские уче­ные были недовольны результатами зимовки. Они не смогли, как предполагали, проникнуть в глубь Земли Виктории, так как путь на юг преграждала неприступная цепь гор Адмиралтейства, и ограничились лишь детальным геологическим изучением окрест­ностей зимовки.
Кэмпбелл и его товарищи решили высадиться в другом ме­сте — близ горы Мельбурн, и пока «Терра-Нова» совершала рейс к зимовке Скотта, выполнили географические и геологиче­ские исследования в этой части Земли Виктории.
В конце января 1912 года «Терра-Нова» прибыла к проливу Мак-Мёрдо, но подойти близко к базе на мысе Эванса она не смогла и крейсировала вблизи кромки припая. Связь с базой поддерживалась по льду. Если о ходе продвижения Скотта к полюсу на судно поступали сведения от возвращавшихся вспомо­гательных групп, то о западной партии, руководимой геологом Гриффит-Тейлором, ничего не было известно. Эта партия вы­шла для продолжения начатых еще летом 1911 года исследова­ний в Западных горах Земли Виктории вскоре после ухода Скот­та к полюсу.
В феврале 1912 года «Терра-Нова» отправилась на поиски партии Гриффит-Тейлора к западному берегу пролива Мак-Мёр­до, обнаружила ее и взяла на борт.
Эта партия преодолела большие трудности, но добилась весь­ма важных и интересных научных результатов. Она составила карту и произвела геологическое и гляциологическое обследова­ние участка восточного берега Земли Виктории от горы Дискавери до Гранитной Гавани. В Гранитной Гавани (76° 50′ южной широты) были обнаружены пласты каменного угля с многочисленными отпечатками папоротниковых растений третичного периода.
Вернувшись к мысу Эванса, «Терра-Нова» выгрузила допол­нительные грузы для участников экспедиции, остававшихся на вторую зимовку.
Кончался февраль 1912 года, в море началось образование молодого льда, и «Терра-Нова» собиралась уходить на север: ведь ей еще нужно было снять партию Кэмпбелла. Наконец, на корабль доставили больного Т. Эванса, с которым Скотт при­слал приказание кораблю уходить в Австралию, не дожидаясь его возвращения с Южного полюса.
«Терра-Нова», забрав письма, геологические коллекции и не­которых участников экспедиции, направилась за северным отря­дом Кэмпбелла. Но восточные берега Земли Виктории в районе горы Мельбурн были блокированы остатками старого льда, уже спаянного молодым льдом. Трижды корабль пытался пробиться к берегу через пояс этих льдов, но безрезультатно. «Терра-Нова» вынуждена была отправиться в Австралию.
В марте 1912 года весь мир облетело обнадеживающее изве­стие, посланное из Австралии, что второй после Амундсена пре­тендент на завоевание Южного полюса Роберт Скотт в январе 1912 года был на подступах к полюсу.
Партия Кэмпбелла тщетно ждала подхода корабля до позд­ней антарктической осени. И когда уже стало ясно, что корабль за ними не придет, начали готовиться к зиме. Из камней и пару­синовых палаток они построили хижину. Продовольствия было мало, а охотиться на тюленей мешали жестокие пурги.
В течение шести месяцев было убито всего лишь 16 тюленей и 80 пингвинов. К концу зимы Кэмпбелл стал опасаться голода. Пришлось ввести строгий режим в расходовании остатков про­довольствия. С наступлением весны, после удачной охоты на тю­леней и пингвинов, путешественники пошли по морскому льду на юг, к мысу Эванса. Поход был трудным. Октябрь в этих ши­ротах обычно еще сопровождается жестокими пургами. Путе­шественникам приходилось перебираться через языки ледников, спускавшихся с гор, и преодолевать трещины. К счастью, совер­шенно неожиданно на мысе Робертса они наткнулись на склад продовольствия, одежды и снаряжения, оставленный партией Гриффит-Тейлора. Все это было весьма кстати, ибо обувь и одежда у них сильно изорвались.
Наконец добрались до Хатпойнта, а затем и до основной ба­зы на мысе Эванса. Здесь никого не было. В записке сообщалось о том, что все ушли на поиски группы Скотта. Это было антарк­тической весной, в конце 1912 года.
Прошлой осенью, в конце февраля 1912 года, после спасения Т. Эванса, к югу для оказания помощи Скотту и его группе отправились на собаках Черри-Гаррард и Дмитрий Горев. Погода была очень неблагоприятной, и все же они прошли до скла­да «Одной тонны» и ждали здесь группу Скотта до 12 марта 1912 года. А затем с большими трудностями вернулись на базу ни с чем. Дальнейшие попытки были бы просто безумием, так как уже наступила суровая зима. Аткинсону, главному на зимней базе, и его товарищам стало ясно, что полюсная партия погибла.

Гибель группы Скотта
С наступлением весны, 30 октября 1912 года, на поиски груп­пы Скотта отправились два отряда. Один отряд возглавлял Райт, а второй — врач Аткинсон.
12 ноября отряд Райта увидел палатку, почти занесенную снегом. В палатке были найдены трупы Скотта, Уилсона и Боуэрса.
К трагическому месту вскоре подошел и отряд Аткинсона. Аткинсон так описывает этот момент:
«Спустя восемь месяцев мы нашли палатку. Она была частич­но занесена снегом и походила на гурий. Перед нею стояли лыж­ные палки, а впереди них бамбуковый шест, который, вероятно, служил мачтой на санях. Палатка была на линии гуриев, постав­ленных нами в прошлом году, и отстояла в четверти мили от остатков одного из них, представлявшего собою небольшое воз­вышение под снегом.
В палатке были тела капитана Скотта, доктора Уилсона и лейтенанта Боуэрса. Уилсон и Боуэрс были найдены в положе­нии спящих, причем их спальные мешки были закрыты над голо­вами, как будто они сами это сделали естественным образом.
Скотт умер позднее. Он отбросил отвороты своего спального мешка и раскрыл куртку. Маленькая сумка, в которой находи­лись три записные книжки, лежала у него под плечами, а одна рука была откинута поперек тела Уилсона. Палатку они укре­пили хорошо, и она устояла под напором всех снежных бурь этой исключительно суровой зимы.
Все мы, участники экспедиции, опознали трупы. Из дневника капитана Скотта я узнал о причинах несчастья».
Благодаря подробному дневнику, который вел Скотт до по­следних минут своей жизни, стало известно о заключительном акте этой трагедии.
Отправив 4 января 1912 года назад последнюю вспомога­тельную группу во главе с лейтенантом Т. Эвансом, Скотт, Уил­сон, Отс, Э. Эванс и Боуэрс отправились дальше на юг, к полю­су. Скотту было 43 года, Уилсону 39, Э. Эвансу 37 и Боуэрсу 28 лет. Все они были здоровы и бодрым шагом тащили сани с продовольствием и снаряжением по высокогорному плато. С большой теплотой отзывается Скотт в дневнике о своих спут­никах.
«Я не нахвалюсь своими товарищами. Каждый исполняет свой долг по отношению к другим. Уилсон, прежде всего как врач, постоянно настороже, чтобы облегчить и исцелять неболь­шие недомогания и боли, неизбежные при нашей работе; затем как повар, искусный, заботливый, вечно придумывает что-ни­будь, что может скрасить лагерную жизнь, и, наконец, крепкий, как сталь, в работе. Он не слабеет от начала до конца каждого перехода.
Э. Эванс — работник-богатырь, одаренный поистине замеча­тельной головой…
Маленький Боуэрс — чудо природы. Он всегда в хорошем настроении… Сверх заведования припасами он ведет обстоятель­нейший и добросовестнейший метеорологический журнал… Он еще взял на себя обязанности фотографа и ведение астрономи­ческих наблюдений. Ничем он не тяготится, никакой работой». Все ближе и ближе заветная точка — Южный полюс. До него остаются уже не сотни, а всего лишь 30 километров.
16 января 1912 года «после завтрака собрались в дальнейший путь в самом радостном настроении от сознания, что завтра будет достигнута цель», — записал Скотт в своем дневнике.
Но вскоре они наткнулись на следы экспедиции Амундсена. И Скотт с горечью пишет:
«Когда подошли ближе, точка эта оказалась черным флагом, привязанным к полозу от саней. Тут же поблизости были видны остатки лагеря, следы саней и лыж, идущие в обоих направле­ниях, ясные отпечатки собачьих лап, причем многих собак. Вся история как на ладони: норвежцы нас опередили. Они первыми достигли полюса. Ужасное разочарование!..»
18 января 1912 года они дошли до палатки, установленной пятеркой норвежцев месяц назад.
По определениям группы Скотта, палатка Амундсена нахо­дилась в полутора милях от полюса. Но Скотт понимал, конечно, что это не имеет принципиального значения. Англичане прошли немного дальше и водрузили английский флаг. Совсем рядом от этого места они увидели полоз от саней с куском паруса, несом­ненно воткнутый норвежцами, так как к полозу была прикрепле­на записка с указанием, что палатка находится в двух милях от полюса.
«Нет никакого сомнения, — отметил Скотт, — что наши предшественники основательно удостоверились в том, что цель действительно ими достигнута и что программа их вся выпол­нена».
В этот же день, 18 января 1912 года, они пошли обратно. Скотт записал в дневнике:
«Итак, мы повернулись спиной к цели своих честолюбивых вожделений. Перед нами 800 миль неустанного пешего хождения с грузом. Прощайте, золотые грезы!»
На обратном пути путешественники сильно недоедали и мерз­ли. Первым начал сдавать Эванс, он легко подвергался обмора­живанию и быстро терял силы. Упаковывая сани, он сорвал два ногтя на пальце и обморозил руки и нос. Раны после этого не за­живали и гноились. Ветер на плоскогорье был попутным, и пу­тешественники установили на санях парус.
Однажды Уилсон растянул сухожилие на ноге, и сани теперь вынуждены были тащить только трое, а Уилсон ковылял рядом. При крутом спуске по глетчеру Скотт упал и сильно ушиб плечо.
Несмотря на все невзгоды и усталость, они иногда отклоня­лись от прямого пути и собирали образцы горных пород. В одном месте в глыбе песчаника были обнаружены пласты угля. А Уил­сон нашел в кусках угля даже ясные отпечатки растений.
По мере спуска с гор повышалась температура, но здесь нача­ли дуть северные встречные ветры и часто шел снег, мешавший отыскивать старые следы.
Все короче и короче становились переходы, а запасов продо­вольствия на складах было сделано очень мало — без учета за­держек в пути. Поэтому Скотту часто приходилось сокращать и без того мизерные порции еды.
Совсем выбился из сил Э. Эванс. Он едва плелся и задержи­вал остальных. 17 февраля он отстал и долго не подходил к ла­герю. Когда товарищи вернулись к нему, Эванс стоял на коле­нях, вид его был ужасен. Его пришлось везти на санях до палат­ки. В палатке он впал в глубокий обморок и вскоре скончался.
Путешественники спустились к подножию ледника, где нашли склад с большим количеством конины, и наелись вволю. Но си­лы уже были подорваны, и дальше они продвигались с большим трудом. Обнаружилась еще одна беда. На складах оказалось очень мало керосина, хранившегося в специальных банках. Ве­роятно, он испарился через испортившиеся от мороза пробки.
Теперь Скотта стал преследовать страх, что не хватит топли­ва для приготовления пищи и просушки одежды на стоянке. А время шло к зиме, и температура воздуха даже внизу, на шельфовом леднике, уже падала ночью до минус 40°. На поверх­ности снега образовывался слой крупных, жестких ледяных кри­сталлов, по которым сани не скользили. У Отса были отмороже­ны пальцы на ногах, и он с трудом тащился за остальными.
Все мрачнее и мрачнее записи в дневнике Скотта. Было ясно, что Отс уже обречен на смерть.
11 марта 1912 года врач Уилсон роздал каждому по трид­цать таблеток опиума, а Отсу — трубочку с морфием. Все же Отс продолжал идти вперед, преодолевая ужасную боль.
Температура воздуха понизилась до минус 42 . Низкие тем­пературы усугублялись сильными ветрами.
14 марта Отс за завтраком заявил, что он больше идти не мо­жет, и попросил оставить его в спальном мешке. Но товарищи уговорили его пройти еще несколько миль. Он прошел, хотя был в полном изнеможении. На следующее утро была пурга. Он ска­зал друзьям: «Пойду пройдусь, может быть, не скоро вернусь». Скотт записал в дневнике: «Теперь мы знали, что бедный Отс идет на смерть, и отговаривали его, но в то же время сознавали, что он поступает как благородный человек…». И, сознавая обре­ченность остальных. Скотт замечает: «Мы все надеемся так же встретить конец, а до конца, несомненно, недалеко».
И все же они еще пять дней настойчиво пробивались на се­вер, волоча сани с мизерными запасами продовольствия и гео­логической коллекцией весом в 35 фунтов.
21 марта 1912 года они разбили свой последний лагерь в 20 километрах от склада «Одной тонны». Керосин кончился. Уилсон и Боуэрс собирались идти на склад за топливом. Скотт двигаться не мог — у него была отморожена нога. Но разрази­лась жестокая пурга, свирепствовавшая много дней. 29 марта 1912 года Скотт записал в дневнике: «С 21-го числа свирепствовал непрерывный шторм. 20-го у нас было топлива на две чашки чая на каждого и на два дня сухой пищи. Каждый день мы были готовы идти — до склада всего 11 миль, но нет возможности выйти из палатки, так несет и крутит снег. Не думаю, чтобы мы теперь могли еще на что-либо надеяться. Выдержим ли до конца. Мы, понятно, все сла­беем, и конец не может быть далек.
Жаль, но не думаю, чтобы я был в состоянии еще писать». Последняя страница дневника кончалась припиской: «Ради бога, не оставьте наших близких». Так кончилась жизнь этих мужественных людей.
Кроме дневника у тела Скотта были найдены письма жене, знакомым и родственникам. В этих письмах он с большой тепло­той отзывался о своих погибших друзьях, превознося их добро­ту и мужество.
Аткинсон и его товарищи воздвигли над телами погибших огромный снежный гурий, а на вершине соорудили грубый крест, сделанный из лыж. По обеим сторонам гурия поставили двое са­ней. На бамбуковом шесте, установленном рядом с гурием, укре­пили металлический цилиндр, в который была вложена следую­щая записка:
«12 ноября 1912 года, широта 79° 40 минут южная. Этот крест и гурий воздвигнуты над телами капитана Скотта, кавале­ра ордена Виктории, офицера королевского флота; доктора Э. А. Уилсона, баккалавра медицины Кембриджского универси­тета, и лейтенанта Г. Р. Боуэрса, офицера королевского нудий-ского флота — как слабый знак увековечения их успешной и доб­лестной попытки достигнуть полюса. Они это совершили 17 ян­варя 1912 года после того, как норвежская экспедиция выпол­нила то же самое. Жестокая непогода и недостаток топлива были причиной их смерти. Также в память их двух доблестных това­рищей капитана Иннискиллингского драгунского полка Л. Э. Дж. Отса, который пошел на смерть в пургу, приблизительно в во­семнадцати милях к югу от этой точки, чтобы спасти своих то­варищей; также матроса Эдгара Эванса, умершего у подножия ледника Бирдмора».
Спасательный отряд прошел дальше на юг и пытался найти тело Отса. Найден был только его спальный мешок. Вбли­зи места, где погиб Отс, был сооружен еще один снежный гурий.
Отряд Аткинсона вернулся в полном составе на мыс Эванса, где застал партию Кэмпбелла. Теперь все собрались на базе и стали ждать прихода корабля.
Последним, заключительным аккордом английской экспеди­ции было восхождение на вершину вулкана Эребус в конце де­кабря 1912 года. Это восхождение совершили шесть человек под руководством геолога Пристли. Научные результаты, собранные экспедицией за два года, были огромны.
18 января 1913 года пришло судно «Терра-Нова». Большая партия участников экспедиции на прощание выехала к мысу Хижины. Здесь на вершине Наблюдательного холма был водру­жен крест, на нем начертали имена погибших и знаменательную строку из поэмы «Уллис» английского поэта XIX века Теннисона:
БОРОТЬСЯ И ИСКАТЬ, НАЙТИ И НЕ СДАВАТЬСЯ
«Терра-Нова» благополучно доставила всех оставшихся в жи­вых членов экспедиции на родину.
Предсмертный призыв Скотта о помощи близким нашел отк­лик среди его соотечественников. Была объявлена подписка в фонд памяти погибших. За счет этого фонда были материально обеспечены родственники погибших и изданы научные труды с результатами работ экспедиции. Осталась еще значительная сумма денег, которые, по предложению геолога экспедиции Франка Дебенема, решено было использовать для создания спе­циального полярного института. Такой институт создан в 1920 году в Кембридже, и ему присвоили имя Скотта.
Так закончилось беспримерное в истории полярных исследо­ваний состязание за достижение Южного полюса.
На долю Амундсена достались розы славы, но много было и шипов. Англичане не могли простить, что не их соотечествен­ники первыми водрузили флаг на Южном полюсе, и без основа­ний обвиняли Амундсена в нечестной спортивной борьбе.
Нет оснований и необходимости противопоставлять друг другу имена Скотта и Амундсена. Они были великими людьми своего времени и оба погибли благородно, отдав свои жизни во имя покорения суровых земель нашей планеты.

Первая японская экспедиция в Антарктиду
В достижении Южного полюса у Амундсена и Скотта были соперники из еще одной страны — Японии.
В то время когда «Фрам» поджидал в Китовой бухте возвра­щения группы Амундсена с Южного полюса, в этой же бухте 1б января 1912 года появилось японское судно «Кайнан Мару». То была японская экспедиция, руководимая лейтенантом Шира­зе. Экспедиция вышла из Японии осенью 1910 года с задачей покорения Южного полюса. Тогда японцы еще не знали о пла­нах Амундсена. Но им хорошо были известны намерения Скотта, и поэтому они торопились.
В те времена японцы не имели опыта в полярных исследова­ниях. Судно было недостаточно сильным, чтобы преодолеть пояс плавучих льдов. Только в марте 1911 года оно дошло до остро­ва Кульмана в западной части моря Росса и из-за начавшегося ледообразования и плохой погоды вынуждено было повернуть на север. «Кайнан Мару» пришел в порт Сидней в Австралии, где был поставлен на ремонт.
Но на следующий год японская экспедиция на том же судне снова пошла в Антарктику. Плавание через море Росса было удачнее прошлогоднего, и, как уже указывалось выше, «Кайнан Мару» появился в Китовой бухте.
Группа японцев высадилась на ледяной берег бухты севернее зимовочной базы Амундсена и установила здесь палатку.
25 января 1912 года Амундсен со своими товарищами вер­нулся во Фрамхейм. В это время «Фрам» и «Кайнан Мару» вследствие взлома припая в бухте отдрейфовали в море.
Вистинг и Преструд еще до возвращения Амундсена посе­тили японцев, однако встречены они были хотя вежливо, но хо­лодно. Начальник японской экспедиции даже не принял нор­вежцев.
27 января 1912 года «Кайнан Мару» из-за сильного шторма ушел в открытое море, и норвежцы больше его не видели.
«Оставшиеся в палатке у края барьера севернее Фрамхейма участники японской экспедиции до конца оставались весьма сдержанными, — писал впоследствии в своем отчете Амунд­сен. — В тот день, когда мы покидали это место, один из наших имел интервью с двумя чужеземными гостями… Японцы завели разговор, пересыпая его восторженными выражениями вроде: «чудесный день» и «какая масса льда». Товарищ наш, заявив, что он совершенно согласен с этими бесспорными фактами, по­пытался разузнать о вещах гораздо более интересных. Оба чуже­странца рассказали, что в данный момент они являются единст­венными обитателями палатки, стоявшей на краю барьера.
Двое их товарищей отправились в поход в глубь барьера для производства метеорологических наблюдений и вернутся через неделю. «Кайнан Мару» ушел в новое плавание к Земле Эдуар­да VII. Насколько им было известно, предполагалось, что судно за ними вернется к десятому февраля»…
Два японских исследователя, отправившихся в поход из Ки­товой бухты, прошли по шельфовому леднику Росса на юг 185 километров до 80° 05′ южной широты и благополучно вер­нулись обратно. «Кайнан Мару» дошел до Земли Эдуарда VII, где на берег высадилась еще одна группа. Эта группа совершила восхождение на одну из вершин горной цепи Александры.
10 февраля 1912 года японский корабль возвратился в Ки­товую бухту, забрал береговую партию и в тот же год со всем составом экспедиции благополучно возвратился в Японию.

Русские в экспедициях Амундсена и Скотта
В составе команды «Фрама» норвежской экспедиции Руала Амундсена был русский моряк-помор — Александр Степанович Кучин. В 1910 году «Известия Архангельского общества изуче­ния Русского Севера» поместили об этом небольшое сообщение. В нем говорилось:
«Весь экипаж «Фрама» состоит из норвежцев. Исключение сделано только для одного русского — помора А. С. Кучина… По окончании с отличием Архангельского мореходного училища он посвятил себя изучению океанографии при Бергенской биоло­гической станции, где своим трудолюбием, любознательностью и пытливым умом обратил на себя внимание норвежских уче­ных».
Деятельность этого отважного помора недостаточно оценили его современники, и о нем очень скупо и редко упоминалось в ли­тературе, посвященной покорению полярных стран.
Лишь в 1949 году советский журналист, участник Второй советской антарктической экспедиции, Г. А. Брегман разыскал некоторые документы об А. С. Кучине, встретился с его родст­венниками и друзьями. В газете «Водный транспорт» в августе 1959 года Г. Брегман рассказал об участии русского полярника в экспедиции Амундсена и привел о нем биографические све­дения.
Александр Степанович Кучин родился 28 сентября 1888 года в селе Кушерека, на берегу Онежского залива Белого моря в семье потомственного моряка. Окончив сельскую школу, а затем трехклассное училище в городе Онеге, он юнгой плавал на кора­блях в Норвегию, побывал с поморами-промышленниками на Шпицбергене и Новой Земле. Юный помор, с детства полю­бивший море, поступил в 1904 году в Архангельское торгово-мо-реходное училище, готовившее штурманов дальнего плавания. А. С. Кучин окончил училище с золотой медалью и в 1909 году с дипломом штурмана дальнего плавания попадает в Норвегию.
Он плавает на норвежском судне «Гудмонсен» к острову Ян-Майен и на Шпицберген.
На промысловых судах русский моряк стал изучать океан не только с точки зрения навигации, но и как жизненную среду для рыб и промысловых животных, как богатый источник, даю­щий пищу людям. Этот интерес привел Кучина на биологиче­скую станцию в Бергене к известному норвежскому ученому-океанографу Бьерну Хелланд-Хансену. Он стал ассистентом нор­вежского океанографа. Здесь же Кучин познакомился с знаме­нитым норвежским полярным ученым-исследователем Фритьофом Нансеном.
Новые друзья рекомендовали молодого русского моряка и ученого в экспедицию Амундсена в качестве штурмана и руково­дителя океанографических работ на «Фраме».
Амундсен с группой товарищей остался зимовать в Фрам-хейме вблизи барьера Китовой бухты, «Фрам» 15 февраля 1911 года ушел на север. В то время когда зимовочная группа готовилась к штурму полюса, «Фрам» бороздил воды Южной Атлантики. Здесь между Южной Америкой и Африкой под ру­ководством А. С. Кучина велись океанографические исследова­ния. Двадцатидвухлетний ученый с увлечением занимался лю­бимым делом. В письме матери и сестрам из Буэнос-Айреса он писал 5 июня 1911 года:
«…Завтра снова уходим в море — на этот раз не надолго, на 2—3 месяца. Теперь будет научная работа — моя любимая. Может быть, ради этой-то части экспедиции я и поехал».
В Южной Атлантике было выполнено 60 глубоководных океанографических станций, взята 891 проба воды с разных глубин для последующего химического анализа и собрано 190 проб планктона.
В начале октября 1911 года «Фрам» из Буэнос-Айреса от­правился за зимовочной группой в Китовую бухту. В этом рей­се А. С. Кучин не участвовал: он должен был вернуться в Рос­сию. Из Буэнос-Айреса русский исследователь доставил в Нор­вегию Хелланд-Хансену собранные во время плавания на «Фраме» научные материалы. Океанографические исследования А. С. Кучина получили высокую оценку норвежских ученых.
Вернувшись на родину, А. С. Кучин в начале 1912 года поз­накомился в Архангельске с В. А. Русановым, который готовил новую арктическую экспедицию. Идея В. А. Русанова о проходе Северным морским путем увлекла молодого капитана и океано­графа. Он добивается участия в экспедиции на «Геркулесе» и становится ближайшим помощником Русанова.
В 1912 году «Геркулес» вышел на Шпицберген, а оттуда на­правился на восток. Решение Русанова и его товарищей пройти Северным морским путем было неожиданным. Об этом Русанов сообщил запиской через промышленников, встретившихся в пути. Больше об экспедиции достоверных сведений не поступало. «Геркулес» изчез. Лишь в 1934 году на одном из островов Кар­ского моря в районе шхер Минина был найден столб, на котором вырезано название судна «Геркулес», а у берега острова был обнаружен остов разбитой шлюпки. Где и при каких обстоя­тельствах погибли отважные исследователи, пока установить не удалось.
В составе английской экспедиции Роберта Скотта участво­вали двое русских — Дмитрий Горев и Антон Омельченко. О них в полярной литературе почти совсем нет никаких сведений.
Дмитрий Горев (в дневнике Скотта он фигурирует под фа­милией Геров) был каюром. Купив по поручению Скотта в Си­бири собак, Горев проделал с ними путь через Владивосток, Сид­ней до Новой Зеландии и здесь в порту Крейсчерч был взят на борт экспедиционного судна «Терра-Нова».
Антон Омельченко был в экспедиции Скотта конюхом. Ве­роятно, он жил на Дальнем Востоке в районе Харбина, откуда сопровождал маньчжурских лошадей также до Новой Зеландии, а затем на борту «Терра-Нова» — до Антарктиды.
Н. Я. Болотников, редактор советского издания дневника Скотта, вышедшего в свет в 1955 году под названием «Послед­няя экспедиция Р. Скотта», в предисловии к этой книге пишет: «Сколь ни скромна была роль наших соотечественников в этой экспедиции, Скотт часто и с похвалой упоминает об Антоне Омельченко и Дмитрии Герове. По его отзывам можно полагать, что Омельченко и Геров были трудолюбивыми, общительными, никогда не унывавшими членами коллектива. Своей старатель­ностью, постоянной готовностью помочь в трудном деле Омель­ченко и Геров быстро заслужили всеобщую признательность… Оба русских принимали участие и в работе вспомогательных партий, сопровождавших Скотта по пути к полюсу. Омельчен­ко проводил полюсную партию до середины Великого барьера Росса. Геров расстался со Скоттом на 84° ю. ш. на глетчере Бирдмора».
Поздней антарктической осенью 1912 года Дмитрий Горев вместе с Черри-Гаррардом участвовал в труднейшем походе для оказания помощи полюсной группе, а в конце декабря 1912 года он в составе партии Пристли поднялся на вершину вулкана Эре-бус. В знак заслуг Дмитрия Горева Пристли назвал один из пи­ков горы Эребус пиком Дмитрия.
Таким образом, через 81 год после открытия Антарктиды Беллинсгаузеном и Лазаревым Кучин, Горев, Омельченко были первыми русскими, вступившими на берега Антарктиды.
Советские полярники, производившие в период Международ­ного геофизического года съемку берегов Антарктиды, увекове­чили имена этих скромных русских людей на географической карте.
Именем Кучина назван ледник на Земле Уилкса (66° 57′ южной широты и 117° 25′ восточной долготы); одна из бухт на Берегу Отса, где плавал корабль Р. Скотта, названа именем Омельченко, а небольшой остров вблизи Берега Правды в море Дейвиса — островом Горева.